«Русская Премия» с 2005 года при поддержке Фонда Б.Н. Ельцина ратует за сохранение и развитие русского языка как уникального явления мировой культуры и поддерживает русскоязычных писателей мира. В этом году лучшим в номинации «Поэзия» был назван харьковский поэт Илья Риссенберг (Украина) за книгу «Третий из двух». Победитель в номинации «Малая проза» — молодой писатель из Германии Дмитрий Вачедин со сборником рассказов «Пыль». В номинации «Крупная проза» победил Юз Алешковский.
Наша литература поражена вымыслами. Не кошмарами и галлюцинациями, из которых можно очнуться в жизнь, но бесконечными скрещиваниями черных прожекторов в темном небе, из которых можно выпутаться только в смерть. «Крик» Мунка означает сегодня лишь маску Хеллоуина, даря единое лицо всем страхам на свете; зато геометрическое заикание Эшера обретает все новые и новые формы и обличия. Но как ни эстетизируй смерть, как ни выдавай ее за клон жизни, а найти компромисс между жизнью и смертью все равно невозможно.
Творчество Юза Алешковского вообще и его «Маленький тюремный роман» (М.: Астрель, 2011) в частности театрализует жизнь, играет с жизнью в русскую рулетку, унижает ее или возвеличивает, но никогда от нее не отказывается. И в этом высшая, подлинная свобода писателя — не уходить от жизни.
Между формально советским и формально антисоветским писателем разница лишь в арифметическом знаке, и она не имеет ни малейшего отношения к свободе. Истинную неподчиненность всегда узнавали по дыханию синтаксиса, по независимой ритмике, по неуставной метафоре. В Бродском, например, не было никаких формальных признаков антисоветчины. И я полагаю, что в этом смысле «Окурочек» Алешковского гораздо больше грозил советской власти, чем его же песня «Товарищ Сталин, вы большой ученый».
Лермонтовская «Благодарность» ускоренного финала и обрыва перешла в благодарность «продленного катарсиса» Бродского, а для Алешковского благодарность заключается в том, чтобы никогда не поверять жизнь смертью, пока для этого не наступит срок.
То, о чем всегда мечтала русская поэзия: «А мог бы жизнь просвистать скворцом...», «Но быть живым, живым и только,/Живым и только до конца», прекрасно осуществилось в Юзе Алешковском. Это возможно. Возможно в той его прозе, что так зависима от его же стиха, от его песен — лежит в прокрустовом ложе ритма, заключена в пыточную камеру поисков совершенства, да и мы посажены на нары неотрывного чтения и интереса.
Елена СКУЛЬСКАЯ
