Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

В аранжировке Морзе

Чем хороши фестивали: смотришь фильмы в оригинале, без запикиваний и в широком ассортименте

Фестиваль — возможность если не увидеть, то хотя бы узнать про новые работы Годара, братьев Дарденн, Этторе Скола, Клода Лелуша, Ходоровского,

Лоуча, Цай Минляна, Вендерса, Лепажа, Гибни, Корбейна. А если к этой галерее современных классиков добавить «Зимнюю спячку» Нури Бильге Джелайна (главный приз Каннского кинофестиваля) или новый шедевр легенды документального кино Годфри Реджио «Посетители», то киноманских впечатлений хватит на год. Опытный зритель на ярмарке мирового кино составляет свою личную лоцмановскую карту и в течение года наверстывает упущенное, «досматривая» какие-то картины на DVD, в интернете, в ограниченном прокате.

Мне больно

Самые непримиримые споры в конкурсной программе — после показа «Да и да» Валерии Гай Германики, раскол аудитории от: «Спасибо! Это лучший и самый честный фильм о любви последнего времени!» — до: «Зачем нас вынудили погружаться в болезненные бредни дурновоспитанной провокаторши?»

Кино Германики в самом деле провокационное, раздражающее, хотя в основе своей — маргинальная сказка про любовь. Саша — учителка в дредах и сигареткой в зубах. Антонин (в миру Коля) — начинающий андерграундный художник, не отлипающий от водочного горлышка. Все в этом шероховатом, истеричном фильме — срыв, взрыв нормы. Цвет буквально серо-буро-малиновый. Картины, которые рисуют пальцами, и странные триеровские сны, которые рисует сама влюбленность. И камера, которая в квартире Саши — еще тихая и смирная, а потом — словно с цепи сорвалась. Потому что любовь, по Германике, — сорвавшаяся с катушек реальность, прорыв сквозь все заграждения нормальности. Она (Агния Кузнецова), опьяненная любовью, в своем самозабвенном желании отдавать — жертвенная, растущая. Он (Александр Горчилин), увязший в собственном эго, саморазрушается, растворенный в чаду и карнавале субкультуры. Он лишь принимает жертву (но на короткий миг вспыхивает ответным «да» на ее безусловное, безоглядное, безальтернативное «Да!»). Учительница и ученик.

Но эта краткая вспышка среди потока обыкновенных будней, под пылью домашних дрязг — ее побег к источнику невозможного. В этом флеше — страсть, боль, отчаяние, предательство. Краткий курс жизни на краю. Где лишь полное растворение в частице «ты» помогает нащупать собственное «я».

В маргинальной круговерти, захлестнувшей Сашу, помимо грязи, блевотины, крови, мочи, водки есть мультипликационные сны. В них Саша уносится от тридэшных волков — собственных страхов.

По сути, в этой задыхающейся от бега картине нет ничего новаторского (Вспомнить все: от «Барышни и хулигана» до «Сида и Нэнси» — истории безбашенной, оглушенной наркотой любви легенды панк-рока).

Но у Германики — нравится ее кино или бесит — есть личная интонация, до неприличия своевольная, витальность, есть состояние, экспрессия. И конечно же, это кино, упакованное в дреды маргинальности, по-детски романтично. И безнадежный слоган «Сида и Нэнси» «Love kills» Германика выворачивает наизнанку «Love revives». В финале Саша снова наденет забытые дома очки, найдет потерянные тетрадки, взглянет на знакомый мир через монитор старенького компьютера, на своих предков, на свою жизнь — по-новому. И на титрах мы снова услышим хит «Пикника» — «Говорит и показывает»: «Не придуман еще мой мир, / Оттого голова легка».

Теперь понятно, почему фильм не брали международные фестивали (картина, снятая на личные средства продюсеров Бондарчука—Королева—Рудаковского давно завершена). Дело в том, что для радикальных западных смотров фильм Германики при всей своей внешней эпатажности кажется инфантильным рассказом из девичьего альбома или тетрадки в клеточку («Ну да, я же девочка», — говорит на пресс-конференции Германика). А для мейнстримного кино «Да и да» — вопиюще маргинален. К реальности этот малиново-черно-голубой сон о любви отношения не имеет. Просто «девочка взрослеет», и, похоже, фильм Германики — финал цикла об инициации, болезненном переходе во взрослость («Девочки», «Все умрут, а я останусь», «Школа»).

В связи с новыми законами фильм выйдет на экраны в очищенном от сквернословия виде. Бондарчук на пресс-конференции говорил, что придется нехорошие слова «запикивать». Боюсь, что в таком виде фильм может превратиться в азбуку Морзе.

После показа в «Российской программе» авторской версии «Комбината «Надежды» Натальи Мещаниновой, фильме о молодых норильчанах, их взаимоотношениях, их взаимосвязи с городом, — режиссер признается, что пожилые дамы уходили из зала «пачками»: «Встречая нас у выхода, они кричали, что нас надо пропускать через сандезинфекцию».

Диагноз: любовь

Фильм-антагонист «Да и да» — мелодрама Джоша Буша «Виноваты звезды». Это экранизация романа Джона Грина, занявшего первую строчку списка бестселлеров New-York Times. Надо сказать, подростки всего мира ждут выхода фильма как манны небесной, хотя юные герои этой лав-стори больны раком. Название книги и фильма — шекспировская цитата. В «Юлии Цезаре» Кассий обращается к Бруту: «Вина, дорогой Брут, не в звездах — в нас».

Тинейджеровская мелодрама, сладкая пудра поверх слез. Почему же с первых дней проката взорван бокс-офис: только в США фильм уже собрал более $100 000 000? Понятно, что подростки совершают паломничество в кинотеатр, встречаясь на экране с любимыми героями романа. Но не только.

Мне кажется, при всей гламурности, лессировках, покрывающих голливудское изделие, оно почерпнуло из романа главное: честный разговор с молодыми на запретную по сути в современном потребительском мире тему. Тему смерти. Причем разговор этот окрашен единственно возможным цветом — цветом черного юмора. «Как дела?» — «У меня рак». — «Ок, а как вообще-то дела?» Хэйзел (Шейлин Вудли), как и в романе, с вечной сумкой на колесах (аппарат искусственного дыхания), Август (Энсел Эльгорт) с протезом вместо ноги («Лучшее средство похудеть — отрезать ногу»). Они — ошибка природы? Результат мутации? Они давно не задают вопрос: «Почему я?» Не обретя счастья во внешнем мире, просто ищут его внутри себя. Они — счастливые ловцы бесконечности в сочтенных мгновениях жизни. Поэтому иронизируют над «группами поддержки», над трепетом близких. Высмеивают и свою чудовищную болезнь, и даже по-командорски вышагивающую рядом смерть. И если рак — это прежде всего депрессия, надо отправиться в путешествие. Пусть смерть на расстоянии вытянутой руки, пусть догонит! Пусть настигнет внезапно, как прерванный на середине фразы роман.

Фильм не про болезнь, про любовь как неистовый крик жизни. Лома против приемов Косой нет, но первая любовь — их единственно возможное лекарство от «умирания», потому что для максималистов Хэйзел и Августа любовь — это очень просто: надо держать обещание, несмотря ни на что.

На мой взгляд, это презираемое высоколобой критикой, не лишенное слащавости кино — без тени назиданий учит осознанию смерти как способу концентрации жизни, учит бесстрашно прощаться с погибающим человеком.

Об очередном шедевре Годфри Реджио «Посетители» (название «Визитеры» мне кажется точнее) сегодня писать не буду: он заслуживает отдельного текста. Скажу лишь, что и с этого фильма многие зрители уходили. «Так бывает на показах во всех странах», — спокойно заметил сам мэтр. Его кино требует от зрителя внутреннего покоя, сосредоточенности. Где ж добыть эту сосредоточенность в центре Москвы? Но сам фильм и помогает зрителю перепрограммироваться: от бессмысленной суеты — к неспешным мыслям о мироздании. Судя по всему, приз за вклад в мировой кинематограф уйдет к более медийному лицу, а не к истинному рыцарю кино, философу и визионеру Годфри Реджио.

* * *

Во время ММКФ (но не в его рамках) в московском международном «Мемориале» состоялся благотворительный показ фильма «Гамер» арестованного режиссера Олега Сенцова. На огромном, богато финансированном ММКФ, увы, не нашлось места-времени-желания вспомнить об опальном коллеге, которому грозит пожизненное заключение. В Каннах, на «Берлинале», на других фестивалях мира кинематографисты выступают в защиту арестованных кинематографистов. Иранец Джафар Панахи, к примеру, на «Берлинале» был символическим членом жюри, на церемониях открытия и закрытия на сцене стоял символический стул с именем режиссера. Письмо российским властям с требованием пролить свет на судьбу украинского режиссера Сенцова подписали 20 известных европейских режиссеров. Среди них имена, значащиеся и в каталоге ММКФ: Вендрес, Лоуч, Занусси…

687


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95