Владимир Александрович Плотников. В женской бане. 1897
Иду через огромный зал с алюминиевым тазом, босые ноги ступают по теплому каменному полу – ощущение приятное, плитка шершавая, поскользнуться не страшно. Вкусно пахнет прелым деревом, сыростью и детским мылом.
– Дитё, ты что, потерялась?
– Не, мама за водой отправила, – отвечаю яростно трущей себя мочалкой бабульке.
Мама по привычке набрала на двоих один таз, а потом решила, что мне пора мыться из отдельного, семь лет исполнилось как-никак.
Верчу головой в поисках крана. Свет жёлтый, приглушённый редким паром. Минут через 20 будет сплошной туман, но пока ещё видны длинные ряды деревянных лавок. Возле них гремят весёлые голые тётки в таких же, как у меня, тазах. Почему-то у всех тела белые, незагорелые. Ах, ну да, под купальниками кожа не загорает. Да и носят ли они купальники?
Вон, у той сердобольной женщины, что меня окликнула, руки до половины плеча коричневые, ноги – по икры, а дальше – снежная белизна, нетронутая ультрафиолетом. Можно угадать длину любимого домашнего халата. Море от нашего города в 10 километрах всего, только местные туда не ездят – пропадают на огородах.
Рядом резко обрушился водопад. Ступни защекотали пузырьки плотной пены. Запахло ромашкой. Точно, «Ромашка», женщина в метре от меня поставила с краю лавки шампунь и начала повторно намыливать голову.
В левом углу помещения громко зазвенел чей-то упавший ковшик.
А вот и кран! Встаю в хвост небольшой очереди.
– Проходи, доча, а то так долго стоять будешь, тебя за тазом и не видно! – кричит мне одна из «белых» теток.
В бане всегда кричат – зал большой, шум, плеск, в ушах пена, рядом стоящего человека не сразу услышишь.
Ставлю на разбухшую табуретку таз. Смотрю на барашки крана, а там никаких опознавательных знаков – ни тебе красного, ни синего. Где холодная, где горячая? Проверять на ощупь – боюсь обжечься, знаю, что в бане кипяток вместо горячей воды дают.
– Слева горячая, доча, слева! – говорит мне та же женщина.
Неуверенно трогаю то одну, то другую буксу.
– Ты что, где лево не знаешь?
– Нет…
– Смотри сюда. Лево там, где сердце, – она приплюснула ладонью одну из своих огромных грудей. – Потрогай у себя, где стучит?
Я приложила руку к грудной клетке. На секунду подумалось, что на моей груди, пока ещё без малейших намеков на теткины формы, принцип определения лево-право может работать как-то не так. Нащупала сердце, стучит. Протягиваю руку к крану – и правда, горячая!
Воды я набрала, добралась к маме, правда таз принесла полупустой, расплескала половину по дороге. Но помыться хватило, и даже водопад, как у дамы с «Ромашкой», получилось устроить.
Потом была похожая на преисподнюю парилка – духота, полумрак, я выскочила из неё под гогот тех же голых тёток.
В раздевалке, пока я натягивала на распаренные ноги колготки, а половина купальщиц уже покинули помещение, разразился скандал. У одной из женщин украли деньги. По её словам, всю зарплату. Как она плакала!..
А то, где какая сторона, я много лет определяла именно так, как научила тётя из бани. Со временем только руку к груди прикладывать перестала, всё равно она у меня до таких размеров, как у банной наставницы, не выросла.
Елена Алексеенкова
