Его имя знают во всем мире. Он стал самым мятежным и романтическим танцовщиком XX века… В марте 2018 года Рудольфу Нурееву исполнилось бы 80 лет. Культовая фигура и балетная икона, предмет поклонения сотен тысяч людей во всем мире (был изобретен даже специальный термин «рудимания»), он умер в 54 года от болезни, которую сейчас называют чумой XX века (СПИД). К юбилею Андрис Лиепа, хорошо знавший танцовщика, организовал на сцене Кремлевского дворца в его честь гала-концерт: «Рудольф Нуреев. Из прошлого в будущее», который стал первым в задуманной им серии концертов «Автографы и имиджи», посвященной культовым артистам XX века.
«Книгу Alexander Bland «The Nureyev Image» когда-то, еще в 1977 году, купил мой отец Марис Лиепа, и эта книга стала основой этой ретроспективы очень красивых фотографий, которыми мы оформили сцену и которые создают лицо нашему концерту. В этот вечер мы хотели бы вспомнить великого артиста и его великолепные роли — те уникальные имиджи, которые были им созданы в разные годы на лучших сценах мира», — говорит в микрофон Андрис Лиепа, начиная вечер, построенный по принципу чередования классических номеров, связанных с судьбой и творчеством Нуреева, но в исполнении уже современных балетных звезд.
На заднике и кулисах кремлевской сцены ежеминутно меняются проекции фотографий танцовщика (впечатляющее оформление Александра Федорко и Анатолия Нежного), некоторые из них очень редкие: вот Рудольф Нуреев в роли воина из «Половецких плясок» или раба из балета «Корсар», а вот он в виде романтичного и эфемерного создания — голубой птицы из балета «Спящая красавица». Этот балет стал первым балетом, который станцевал на Западе в частной труппе маркиза де Куэваса самый первый советский невозвращенец. Станцевал всего через неделю после поразившего весь мир знаменитого «прыжка к свободе» в аэропорту Ле Бурже.
С отрывков из лучших спектаклей Рудольфа Нуреева, которые показываются на гигантском заднике кремлевской сцены, концерт и начинается. И сразу скажем, что энергетика и магия танца, запечатленного кинокадрами 50 летней давности, такова, что намного превосходит то, что мы видим порой на современной сцене в живом исполнении. А первый номер, который предстал перед взором публики сразу после демонстрации раритетных записей, — па-де-де из балета «Спящая красавица», того самого балета, который Нуреев танцевал с труппой де Куэваса в далеком 1961 году. Па-де-де принца Дезире и принцессы Авроры очень эффектно, с чувством стиля исполняют артисты Большого театра Анна Никулина и Якопо Тисси.
Якопо Тисси — итальянец, ранее работавший в театре Ла Скала, а с середины прошлого сезона перешедший в Большой, сегодня является одним из самых ярких его солистов. Безусловно, талант только начинающего свою карьеру 22 летнего танцовщика еще нуждается в огранке (слабое место — поддержки, что было видно, в частности, и по выступлению в Кремле), но уже сейчас очевидны стиль и манеры этого незаурядного танцовщика, его удивительная музыкальность и органичность в танце.
— Такой танцовщик, как Нуреев, один в XX веке, и я считаю, что он гений! — признается мне Тисси после своего выступления. — В Ла Скала его все знают и обожают. Он много у нас в Италии танцевал с Карлой Фраччи. Нуреев обладал исключительной харизмой! Он очень чисто танцевал, и координация у него была отличная.
Отлично станцованное Якопо Тисси и Юлией Степановой в самом начале второго отделения па-де-де из «Лебединого озера» дало возможность ведущему вечера, Андрису Лиепе, напомнить зрителям и о том, что этот балет Чайковского в исполнении Нуреева и его партнерши — культовой английской балерины Марго Фонтейн, имел оглушительный успех и был внесен в Книгу рекордов Гиннесса за рекордное количество вызовов под занавес. Их было 89! Рекорд, зафиксированный 15 октября 1964 года, не побит до сих пор! Этими и подобными им историями Андрис сопровождает выступления артистов, удачно совмещая объявление очередной пары и коротенькую историю, связанную с этим балетом в жизни Нуреева.
Показали на гала и па-де-де из знаменитого балета Фредерика Аштона «Маргарита и Арман», ставшего практически символом танца Фонтейн и Нуреева, золотого дуэта XX века. Петербургская танцовщица Олеся Новикова и англичанин Ксандер Париш, замечательно его станцевавшие, представляли альма-матер Рудольфа Нуреева — Мариинский театр. А балет «Жизель», тот самый, с которого и началось партнерство Нуреева и Фонтейн, Париш станцевал с примой Венгерского государственного оперного театра Татьяной Мельник.
«После его первого приезда де Валуа мне сказала, что Рудольф хочет в феврале танцевать «Жизель» в Ковент-Гардене. «Ты хочешь с ним танцевать?» — спросила она. Я тут же ответила: «О боже! Не будет ли это напоминать танец овцы с ягненком? Тебе не кажется, что я слишком стара для него?» — вспоминала о начале совместной работы с молодым танцовщиком сама Фонтейн. «Мы становились одним телом, одной душой. Не было больше никакой культурной пропасти, никакой разницы в возрасте...» — говорил о дуэте с Фонтейн сам Нуреев.
Как известно, с приходом Нуреева началась новая эра в британском балете. Естественно, что концерт не мог обойтись без представителей лондонского Королевского балета, в котором Нуреев протанцевал почти два десятилетия. Когда Нуреев начинал, русских там почти не было. Сейчас британский балет представляет русский артист, выпускник пермской школы Вадим Мунтагиров. Он стал главным героем кремлевского гала. Для своего выступления Мунтагиров выбрал па-де-де и адажио из балета «Корсар» — нуреевскую «коронку» и «визитную карточку». С этим номером Нуреев стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов балета в Москве в апреле 1958 года, именно его запечатлели на пленке советские телевизионщики, и он же попал в британский фильм «Вечер с Королевским балетом». «Его выход был словно взрыв бомбы. Овации сотрясали театр», — вспоминали о выступлении Нуреева восторженные свидетели рождения новой мегазвезды.
Участникам концерта удалось в какой-то мере лишь приблизиться к совершенству нуреевского танца, но по технике, которая стремительно развивается и с каждым годом делается сложнее и сложнее, некоторые смогли в чем-то даже превзойти культового танцовщика. Это было видно по танцу, например, Семена Чудина — премьера Большого, очень удачно вместе с Анастасией Сташкевич исполнившего «Сильфиду». Четкие заноски, филигранная работа стоп — все то, чему Нуреев так старательно учился у своего близкого друга датчанина Эрика Бруна, любовь к которому он пронес через всю свою жизнь. Когда в конце 80 х немолодой и уже тяжелобольной танцовщик впервые после побега приехал в Петербург, на сцене родного Мариинского театра он решил исполнить именно этот балет, в котором прощался с городом своей юности, друзьями и поклонниками, увидевшими его тогда на сцене в первый и последний раз после двадцативосьмилетнего отсутствия.
Совсем другую грань нуреевского таланта — небывалую мощь и атлетизм танца, показал на концерте Бахтияр Адамжан, премьер «Астана-Оперы», золотой лауреат последнего международного конкурса, что прошел этим летом в Большом. В па-де-де из балета «Эсмеральда», «Диана и Актеон», вошедшего в репертуар Нуреева еще с советских времен, раскрывая ноги в воздушном шпагате, он лихо резал гигантскую сцену Кремлевского дворца своими умопомрачительными прыжками,
Совершенно фантастическую технику в знаменитых нуреевских партиях продемонстрировали и премьеры Михайловского театра Леонид Сарафанов в па-де-де из «Дон Кихота», показанного в нуреевской версии, и Иван Васильев в партии Золотого раба из «Шехеразады». Личность «бога танца» Вацлава Нижинского всегда манила и притягивала Рудольфа Нуреева, и в его репертуар кроме «Шехеразады» вошли балеты «Видение розы», «Послеполуденный отдых фавна», «Петрушка».
А самым последним балетом в жизни Нуреева была «Баядерка». (Фрагмент «Тени» из этого балета исполнили на концерте Юлия Степанова (Никия) и Денис Родькин (Солор).) С выступления в партии Солора началась слава молодого Рудольфа во время гастролей Кировского театра в Париже на сцене Гранд-опера. Впоследствии он шесть лет руководил балетной труппой этого театра, воспитал целую звездную плеяду изумительных танцовщиков (Сильви Гиллем, Манюэль Легри, Лоран Илер и многие другие), которых называли «птенцами Нуреева». После премьеры «Баядерки» в редакции Нуреева 8 октября 1992 года уже смертельно больной артист последний раз взошел на эту сцену, чтобы получить орден Почетного легиона из рук министра культуры Франции Жака Ланга.
Надо отметить, что на Западе Нуреев считается абсолютным классиком, фактически создателем классического репертуара, как, например, у нас Мариус Петипа. Потому что именно Нуреев перенес во Францию, Австрию, Италию и другие страны западного мира такие балеты классического наследия, как «Баядерка», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Раймонда», «Дон Кихот». И все эти балеты там идут именно в его редакциях, сделанных в его вкусе, сверхсложных и неудобных для исполнителя, перенасыщенных движениями в единицу времени и уравнивающих в правах мужской и женский танец. В чем зрители могли воочию убедиться на примере па-де-де из балета «Дон Кихот», блистательно оттанцованного Леонидом Сарафановым и примой Мариинского театра Олесей Новиковой в заключение вечера и показанного как раз в хореографии Нуреева.
О значении нуреевского наследия мы и начали разговор с Андрисом Лиепой после спектакля.
— Все люди, которые танцевали хореографию Нуреева, влюбляются в эту хореографию. И я не исключение. Я мучился с его хореографией, но, когда ее освоил, тоже влюбился. И это несмотря на то, что она очень сложная, а для нас, танцовщиков русской школы, особенно. Потому что мы по-другому выучены. Когда танцевал, я каждый день проходил его медленную вариацию из «Лебединого», просто для того чтоб быть в форме, — его хореография как раз и держит в уникальной форме.
— Андрис, ты был хорошо знаком с Рудольфом, расскажи, пожалуйста, о вашей самой первой встрече.
— Она была в Париже, в то время Рудольф ставил свой балет «Золушка» в Парижской опере, и мы с Людмилой Семенякой тайно после спектакля попали в его квартиру.
— Он вам позвонил?
— Нет, он передал через своего друга. Когда Рудольф предложил встретиться, нам в театре — Большой тогда гастролировал в Париже — запретили это делать. Руководство сказало, что, если мы встретимся, нас вышлют из Франции. И тогда мы пришли к нему тайно. Увиделись после генеральной репетиции у него дома, в квартире на набережной Вольтера. Пробыли там три с половиной часа. Так завязалось наше общение.
— Ты ведь снимал эту вашу встречу?
— Да. Тогда все было очень сложно, и чтоб провезти эту пленку в СССР, пришлось ее прятать. Для того чтоб ее не отняли на таможне, я разрезал ее на пять кусков и смотал на фотопленку и таким образом провез это уникальное видео…
— Про его знаменитую квартиру ходят легенды. Говорят, что она напоминала пещеру Али-бабы с ее богатствами.
— Квартира, конечно, была феноменальной красоты. Было впечатление, что я побывал в Лувре. Нас с Людмилой поразило паникадило, потому что мы ужинали в зале, в котором было зажжено 150 свечей. Там висели уникальные картины. Он нам их показывал и говорил: это Дали, это Караваджо. Совершенно невероятная ванна была, огромного размера, метра два или три, медная, с огромной лейкой, над ней инкрустация. И всю эту красоту устраивал его художник Эцио Фриджерио, который оформлял его балеты. Она сейчас, к сожалению, в том виде не сохранилась. Квартира была куплена одной из его партнерш, которая вышла замуж за очень богатого человека. Все вещи, как известно, были проданы на аукционе, тогда собрали какие-то баснословные деньги. Продавалось все, включая булавку, заколку, тюбетейку, не говоря уже о мебели. Мне, конечно, очень жаль, такая квартира — просто уникальный музей в центре Парижа.
— На записи в ту встречу ты даже мерил его театральные костюмы.
— Он дал мне свой костюм из «Лебединого озера» и сказал: «Померяйте, я покажу, как нужно делать вытачки и как нужно крепить рукав, чтоб рука не поднимала плечи костюма во время движения и чтоб они не мешали танцевать». Также я был на его ферме в Вирджинии, под Вашингтоном. Это тоже была феноменальная история, и у нас был роскошный ужин. С Нино Ананиашвили мы встречались с ним в его день рождения — 17 марта 1988 года, 30 лет назад! Тогда мы в Нью-Йорке сидели вместе с Рудольфом, и он нас познакомил с Михаилом Барышниковым.
— Это тогда ты перешел работать в Американский балетный театр, которым Барышников руководил?
— Тогда мы только познакомились, но буквально через три месяца я устроился там работать. И знакомство мое с Барышниковым было именно через Рудольфа. Он организовал вечер, мы сидели вчетвером: я напротив Барышникова, Нино напротив Нуреева. И в течение двух с половиной часов ужинали на Манхэттене с видом на Центральный парк. Я вот сейчас это рассказываю и сам нахожусь в каком-то состоянии шока! Тогда же еще об этом говорить нельзя было, но сейчас эти воспоминания кажутся невероятными.
— Этот день и ваша встреча описаны во всех биографиях Нуреева, потому что в тот день Рудольф узнал о смерти своей матери. Только, видимо, у вас в памяти соединились два события, потому что ваша встреча с Барышниковым и Нуреевым, по воспоминаниям Наташи Харли, непосредственной участницы вечера, произошла почти за месяц до его 50 летия. А за несколько месяцев до этого Нурееву разрешили приехать в СССР попрощаться с умирающей матерью. Нуреев получил 48 часовую визу в СССР и отправился в Уфу. Он ведь тогда летел через Москву и останавливался в вашей квартире?
— Так и было. Рудольф потом после нашего знакомства в Париже приезжал в Москву, но я маму свою не пугал и не рассказывал ей о том, что встречался с Рудольфом в Париже, чтоб она не нервничала. И она ничего об этом не знала. Поэтому произошла такая забавная ситуация… Раздается в нашей квартире в Брюсовом переулке звонок, мама поднимает трубку, Илзе сидит рядом — меня дома не было, и слышит: «Да? Андриса? Андриса нет, а кто его спрашивает?.. Нуреев?.. Какой Нуреев?.. Рудольф?! Завтра будете в Москве?! Не верю!.. Чаем?! Ну если вы привезете чай, я вас напою». Она подумала, что ее разыгрывают. Между тем действительно Рудольф на следующий день прилетал в Москву, потом улетал в Уфу, потом вернулся и три часа провел у нас дома. У меня осталась его книга, с которой мы и делали фотографии, оформляя концерт. Он был крайне удивлен, увидев эту книгу у нас дома. Спросил, как она попала в СССР. Я рассказал, что ее привез из-за границы мой отец, Марис Лиепа, и уже несколько лет этот раритет находится у нас в квартире. Рудольф, улыбнувшись, сказал «это очень приятно!», а затем серебряным фломастером поставил свой автограф. У меня осталась и чашка, из которой он пил чай. И это все я тоже снимал на камеру.
— Позже Нуреев пригласил тебя танцевать его постановку, балет «Лебединое озеро», и ты, таким образом, стал после долгого перерыва первым советским танцовщиком, станцевавшим в Парижской опере. Он сам тогда с тобой репетировал?
— Нет. На репетициях он не присутствовал. Но я работал с его ассистентом Женей Поляковым, совершенно феноменальным педагогом. Нуреев его очень ценил и любил. Я считаю, что мне тогда Женя просто сделал эту партию. Я работал и с Лораном Илером. Приходил и показывал эту новую для меня партию и Манюэль Легри. Я был тогда на гастролях с Кировским (Мариинским) театром и в течение месяца мог ходить на репетиции. Потом Кировский театр улетел, а я остался еще на две недели и доделал спектакль. Танцевал его с Изабель Герен — одной из любимых балерин самого Рудольфа. Он ее очень ценил за феноменальное послушание, потому что она делала все, что он ей говорил. До сих пор мы с ней дружим. К сожалению, она не смогла присутствовать на нашем концерте, потому что сейчас переносит спектакль Джерома Роббинса в Оклахоме.
— Андрис, а почему в концерте не участвовали артисты Парижской оперы, балетной труппой которой Нуреев руководил более шести лет?
— Я написал Орели Дюпон (нынешняя руководительница балета Парижской оперы.— П.Я.). Но нам не дали артистов, потому что сегодня у них двойник, то есть они работают на двух площадках (в Опере Бастилии и Опере Гарнье.— П.Я.), и практически вся труппа оказалась занята.
Автор: Павел Ященков
