Елена Мушкина — известный журналист, много писавшая на тему семьи.
Вышедшие когда-то в «Неделе», её тексты не теряют актуальности и сегодня.
Читайте и сможете убедиться в этом сами.
Из книги Е.Р. Мушкиной «От станции Любовь до станции Разлука» (Москва, 2021).
Такие минуты бывают, пожалуй, у каждого. Даже в самых благополучных семьях, даже в самых счастливых. Одних они подстерегают исподтишка: утром супруги спокойно завтракали, строили планы, как провести отпуск, а через пару часов звонок: «Вы только не волнуйтесь. Случилось несчастье». К другим беда подкрадывается не спеша, постоянно напоминая о себе: шире становится трещина в отношениях супругов; ни упреки, ни уговоры уже не могут сохранить семью.
Нередко человек, даже если он живет в большом городе, остается один на один со своей проблемой. В стране были два вида скорой помощи — медицинская и техническая (аварии газа, водопровода, электричества, транспорта). К счастью, появилась третья — психологическая помощь. Чтобы в любое время человек мог поднять телефонную трубку:
— Здравствуйте, мне нужен совет!
Душевные тревоги, переживания имеют обыкновение нападать ночью или поздно вечером, когда замедляется ритм жизни, спадает напряжение трудового дня. Напрашивается аналогия: если у вас днем заболело сердце, вы обращаетесь в поликлинику; если ночью — набираете 03, скорую медицинскую помощь. Так вот, если душа заболела днем, вы идете в семейную консультацию. А ночью?..
Половина всех звонков — семейные конфликты. На втором месте проблемы интимно-личные. Затем — одиночество; речь обычно идет о людях старше пятидесяти. И, наконец, переживания морально-этического плана, когда человек начинает, как говорится, излишне «копаться» в себе.
… Звонит научный работник, проваливший защиту диссертации, над которой трудился много лет. Девочка, получившая двойку: боясь гнева отца, она решила не возвращаться домой. Сверхмнительный больной, случайно прочитавший в кабинете врача непонятное ему латинское название своей болезни. Да мало ли у человека поводов для психологического срыва!
Как правило, через несколько дней тучи рассеиваются: и диссертацию можно доделать, и отец, конечно же, не приведет в исполнение свою угрозу, да и болезнь окажется пустяковой. Через несколько дней… А пока? А пока тот, кто звонит, умоляет, просит, требует: «Дайте совет!»
С чего же начать? Прежде всего, снять напряжение. В состоянии аффекта один говорит слишком быстро, сбивчиво, из другого слова не вытянешь, третий перескакивает с одной мысли на другую так, что не только собеседник, сам себя понять не может. Переспросить, остановить подчас нелегко. Иной после этого сразу же замыкается: контакт, к сожалению, потерян!
Выслушать — и сразу же постараться локализовать проблему, определить и для себя, и для клиента то главное, что дало такой срыв.
И убедить: положение отнюдь не безнадежно, есть выход, да не один. Несколько!
Но ни в коем случае ни на чем не настаивать — это может вызвать обратную реакцию. Спокойно объяснить, что решение, в общем-то, несложно, что можно обратиться в юридическую консультацию, в суд, к врачу. Или в кризисное отделение при 20-й городской клинической больнице (ныне ГКБ имени А. К. Ерамишанцева). Правильнее называть — отделение социально психологической помощи.
— В любом обществе есть люди с психическими расстройствами, неуравновешенные, — рассказывает Вадим Гилод, кандидат медицинских наук. — Для них попытки самоубийства часто бывают проявлением болезни. Однако, сейчас счеты с жизнью все чаще стали сводить люди практически здоровые, которые в силу разных обстоятельств оказались «выбиты из седла», потеряли точку опоры в жизни.
К счастью, не каждому удается довести задуманное до конца. Кого-то вынули из петли, кто-то, совершив головокружительный полет с пятого этажа, зацепился за ветки дерева. В общем, выжили. Но все они находятся в состоянии психологического кризиса. Поначалу, конечно, скорая везет уцелевшего самоубийцу в больницу, в реанимацию. Там хирургия, там токсикология. И лишь потом к нам, на психологическую адаптацию.
— Вадим Моисеевич, а ведь это можно было предотвратить. Я имею ввиду телефон доверия. Впервые в стране он появился в Риге, в 1981 году: «Если вас охватит тревога, если создалась травмирующая психику ситуация, если возникло отчаяние из-за сложившихся обстоятельств: тяжелой болезни, смерти близкого человека, одиночества, депрессивного настроения и кажущейся безысходности, позвоните: 39–39–39. И вам ответит опытный врач, психотерапевт-психолог и поможет».
— Значение телефона доверия трудно переоценить. Но это помощь сиюминутная. Человек, который готов совершить непоправимое, нуждается в помощи более глубокой, длительной, уже в стационаре. Телефон работает круглосуточно, но звонков больше ночью — в это время человек особенно нуждается в психологической поддержке, в добром слове.
— О нем, о телефоне, прекрасно написал Игорь Губерман:
Звоните поздней ночью мне, друзья.
Не бойтесь помешать и разбудить.
Кошмарно близок час, когда нельзя
И некуда нам будет позвонить…
— Чаще всего самоубийцы осуществляют задуманное на рассвете. В это время состояние при депрессии самое тягостное, самое тревожное: «Солнце светит, а мне плохо. Может, оно светит уже не для меня». Средства ухода из жизни известны. На первом месте — большие дозы снотворного.
— Вадим Моисеевич, человек, который решился на самоубийство, сильный он или слабый?
— Однозначно не ответить. Скажем, застрелились двое. Один — на фронте, когда попал в окружение; спустил курок, чтобы не оказаться в плену. Этот человек — сильный. А другой в делах и долгах запутался, угроз испугался, руки опустил. Слабый человек.
И еще разница: первый принял решение быстро, времени на размышления у него не было. Второй, наверняка, долго обдумывал свой шаг, готовился к нему, с духом собирался. Может, записки писал предсмертные, рвал их и писал снова. Возможно, даже друзьям-знакомым жаловался:
Больше не могу! Буду кончать счеты с жизнью.
— А друзья, конечно, отмахивались: «Не говори глупостей!» Словом, чужую беду рукой разведу. Постепенно к тем страшным его словам даже привыкли. Пустые, думали, угрозы. Потом он перестал говорить об этом. И друзья успокоились.
— Напрасно успокоились. Пока говорил, на помощь надеялся. Причем, никакой конкретной помощи ему и не нужно было. Просто, чтобы выслушали. Часто во время таких монологов-диалогов человек вдруг сам находит выход. А если говорил, говорил о самоубийстве, а потом замолчал, значит, понял: помощи ждать нечего. Перестал говорить, но не перестал думать о самоубийстве. Тут-то его угроза становится, увы, весьма реальной.
— Кто чаще сводит счеты с жизнью — мужчины или женщины?
— Примерно поровну. Считается, что у мужчин больше завершенных самоубийств, у женщин — незавершенных. Возможно, представительницы слабого пола действуют менее уверенно. Впрочем, часто они и не хотят умирать. Просто решили обратить на себя внимание, попугать.
— Своеобразный шантаж?
— Пожалуй. «Выбью себе глаз, пусть у моей тещи зять будет кривой». Некоторые стараются таким способом удержать мужа или вернуть его. Лежала у нас женщина — восемь раз на тот свет собиралась. Восемь! С интервалом примерно в полтора-два месяца.
— Так уж допекал ее муж?
— Наоборот, сама мужа по любому поводу пилила, из дома выгоняла. А он не уходил. В крайнем случае, переночует у приятеля и утром возвращается. Наконец, не выдержал, ушел и не вернулся. Тут-то она и начала травиться. Несколько раз попадала к нам. Кстати, последняя попытка самоубийства была совершена здесь, в больнице, накануне выписки: снова наглоталась таблеток.
— Попытка самоубийства в кризисном отделении!!!
— Эта попытка была явно демонстративная. Все продумано: лекарство приняла за полчаса до моего прихода на работу. Знала, что вокруг много врачей, что этажом ниже реанимация. Понимала, что откачают. А вообще этот случай был очень тяжелый. Женщина требовала от нас невозможного — вернуть мужа. Он навещал ее, бананы приносил. Но чтобы вернуться… Нет, говорит, ни в коем случае.
Что ж, врачи не боги. Изменить жизненную ситуацию не можем. Мы лишь пытаемся изменить отношение пациентов к данной ситуации.
— Значит, не исключено, что человек снова сорвется? И снова попадет к вам?
— Не исключено. Иммунитета, к сожалению, нет. Примерно 10% пациентов попадает к нам вторично, 5% третий раз. Рецидив может наступить и через полгода, и через пять лет, бывает, что безо всяких к тому внешних причин и оснований.
— От чего же это зависит?
— От образа жизни, от причины стресса. Все индивидуально. Сильнее всего человек переживает потерю близкого. И предательство, опять же, предательство близкого. Словом, утрату чего-то очень значимого. Недавно лежала у нас женщина, муж которой умер пять лет назад. Тогда она справилась со своим горем. Работала, ездила отдыхать за границу. А в душе кровоточащая рана. Однажды, видимо, что-то нахлынуло, вспомнилось… И нервный срыв.
И еще была школьница. Несколько лет назад ее изнасиловали. Депрессия страшная. К счастью, стала забывать. Недавно куда-то спешила, за трамваем бежала. Успела, вскочила на подножку. И вдруг видит: за ней к тому же трамваю бежит мужчина. Тоже успел. Одной рукой он за поручень схватился, а другой за ее руку. Случайно. И тут с девушкой случилась истерика: вспомнила ту страшную ситуацию. Потом и нервный срыв.
— Неразделенная любовь по-прежнему бывает причиной самоубийств?
— Конечно. Так было, есть и будет. И еще среди причин — конфликт поколений, проблема одиночества, тяжелая болезнь. Кстати, материальные трудности воспринимаются сейчас легче. И жилищные тоже легче переносят, и внебрачную беременность.
— А как с самоубийствами в криминальном мире?
— У уголовников чаще убийства, чем самоубийства, у них агрессия направлена не на себя — на других. Более ранима психика у людей с наркотической зависимостью, особенно, если они перестают колоться.
— И вы даете людям советы, как жить дальше?
— Ни в коем случае. Просто помогаем разобраться в ситуации. Сначала кризисная поддержка. Потом кризисная интервенция — вмешательство в сам кризис, чтобы разрешить его.
Ни на чем не настаиваем, иначе реакция будет обратной.
И еще — снять ненужную психологическую зависимость, переключив внимание пациента на что-то позитивное. Решение, как жить дальше, человек должен принимать сам.
— Какая категория людей наиболее подвержена риску самоубийства?
— Люди трудоспособные, от восемнадцати лет до сорока пяти. С высшим образованием, способные к рефлексии — осмыслению происходящего. Если говорить о складе характера, то это, пожалуй, холерики.
— Самоубийство, помимо всего прочего, — большой грех. И все же, Вадим Моисеевич, вероятно, есть случаи, когда продолжение жизни для человека не имеет смысла?
— Нет таких случаев. Бороться за жизнь надо всегда. За свою жизнь и за чужую. Порой это нелегко. Чтобы завершить наш невеселый разговор на другой ноте, напомню слова Чехова:
Если у тебя болит один зуб, то ликуй, что у тебя болят не все зубы… Если тебя секут березой, то дрыгай ногами и восклицай: «Как я счастлив, что меня секут не крапивой». Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству.
Это из произведения Чехова «Жизнь прекрасна». Знаете, какой подзаголовок у него? «Покушающимся на самоубийство».
