Помогите найти мужа
— Елена Романовна, в интервью полагается сначала представить собеседника, а потом уж задавать вопросы. А я — сразу с вопроса. Согласны?
— Подержим интригу...
— Если верить новостям, в России вот-вот запустят новое телешоу — это калька с английского ТВ. Герои приходят в студию и выбирают себе партнёров по… тому, что ниже пояса. Натурально, стоит перед вами пять кандидатов, их показывают сначала обнажёнными снизу, потом поднимают завесу — демонстрируют торс и только в самом конце — лицо. Как вам такая «служба знакомства»?
— Я понимаю, к чему такой вопрос.
По-моему, это бред сивой кобылы, но кто-то же будет этот бред смотреть. И найдутся рекламодатели, которые будут за этот бред платить. Какое уж приличие, какая нравственность?! Де-нь-ги...
От нашего телевидения волосы встают дыбом. Они вынуждены там придумывать новые извращения, чтобы удержать зрителя.
А когда это будет, Коля? Какой канал?
— Ага, зацепило…
— Иди к чёрту! (смеётся) Мне давно не шестнадцать.
— Вот теперь-то время дать справку: Елена Мушкина — журналист. 33 года отдала «Неделе» (еженедельному приложению к газете «Известия» — за ним москвичи выстраивались в очереди). Стала профи в семейной теме и, так получилось, крёстной матерью службы знакомства в нашей стране. Верно?
— Это ужас, не так давно оказалась в компании молодых людей, и они «посочувствовали»: «Бедная! 33 года на одном месте. Вас, что, никуда не звали?» (улыбается)
Нам все говорили: «Вы опередили время». Критики на летучках крутили пальцем: «Вы сошли с ума». Вправляли мозги: «Неужели вас опыт Рубинова ничему не научил?».
А Толя Рубинов (трудный, невозможный был человек, но со светлейшей журналистской головой, другого такого Толи нет) года за два до нас пытался начать эту тему, опубликовав в «Литературке» письмо мальчика. Потом Толя мне сказал: «Неужели ты не понимаешь, что это письмо придумал я?». Я парировала: «Неужели ты не понимаешь, что я это понимаю?».
Мальчик «писал»: мне 12 (кажется) лет, я хорошо учусь, у меня мама очень хорошая, найдите мужа моей маме, а мне папу… Вдобавок в газете вышло интервью с социологом, они хотели продолжить тему, как вдруг — колонка в «Правде». В «Пра-а-ав-де»! Редакционная реплика: не к лицу советскому человеку искать любовь через газету, пусть люди сами определяются.
«Правда» — печатный орган всесильного ЦК
Реплика в «Правде» — сродни приговору. И в «Литературке» тему прикрыли.
Надо понимать, это были времена, когда слова «бюстгальтер» и «аборт» в печати расценивались как чрезвычайное происшествие.
1975 год. Я скромный литсотрудник в «Неделе», сама себе отдел — семьи и быта. Посылают на совещание по вопросам семьи в Ереван. Там знакомлюсь с Юрием Рюриковым, автором нашумевшей книги «Три влечения», и у меня только одна мысль: вот бы его к нам в газету.
Обложки «Недели» разных лет
Несколько дней я его осаждала, и в итоге в «Неделе» вышла статья о том, почему распадаются семьи, о совместимости супругов, о том, что стране, в конце-то концов, нужна служба семьи. Мужьям и жёнам она поможет семью сохранить, а одиноким — устроить личную жизнь.
И ужас что началось! Шквал писем. Ураган. Смерч.
— В основном, наверное, с просьбой: «Помогите найти мужа»?
— Ну конечно. Женское одиночество кричало на все голоса.
И мы с главным редактором рискнули эти письма опубликовать.
В 1970-е годы число мужчин 30-39 лет, не вступивших в брак, в Советском Союзе выросло на 45% (за десятилетие!), резко увеличилось и число разводов. Общество столкнулось с кризисом семьи.
Из книги Игоря Кона «Клубничка на берёзе»
Сваха из «Недели»
— Говорю редактору: «Ладно, я беспартийная, мне наплевать, а от вас партбилет потребуют, уволят с работы».
Тряслись, но дали пробную полосу «Разрешите познакомиться!..» Шесть писем — пять женских, одно мужское.
Рубрика «Разрешите познакомиться!..»
надолго поселилась на страницах «Недели»
Я всё лишнее из писем выкидывала: окружность талии, адреса, фамилии… Подписи сокращали: А.В., С.М., Т.Б.
И вот какой-то мужик прочитал письмо Т.Б., и так она ему понравилась, так понравилась... Он написал в редакцию, вложил для Т.Б. письмо в отдельном конвертике.
Спустя время ему позвонила женщина, представилась Т.Б., предложила встретиться. Он обрадовался, позвал в гости. Женщина пришла не одна, с подругой, а потом все поехали знакомиться к другой подруге... В общем, мужик понял, что никакая это не Т.Б., а «сваха из «Недели». Написал жалобу в ЦК КПСС.
Письмо на контроле ЦК!
А кто сваха? Конечно, я!
Всё, я на грани увольнения. Пришлось расследовать, оправдываться.
Когда готовила письма, повторяю, все лишние подробности вычёркивала, но сами-то письма отдавала печатать машинисткам. И обычно надо было ещё побегать: «Людка, ну когда освободишься, мне надо срочно в номер». А Людка губки вот так тянет: «Мне некогда, подождёшь. У меня много другой работы».
А тут вдруг я никак не могла понять, чего это они стали бегать за мной: «Лена, тебе ничего напечатать не надо? В номер ничего не идёт?». Потом выяснилось, что письмо мужчины прочитали машинистки, списали его телефон, позвонили...
— Сами признались?
— Да, и обвинения с меня сняли.
Наш зам редактора, Сергей Тосунян, возмущался: «Что за тайны! Надо печатать фамилии. Пусть люди знакомятся! Пускай переписываются, устраивают жизнь!». Он много лет прожил как собкор в ФРГ, в Австрии, и для него службы знакомства не были чем-то из ряда вон выходящим.
Как-то раз редактор на летучке спросил: «Интересно, а как обстоят дела со службой знакомства за рубежом?». И мы начали посылать телеграммы собкорам «Известий» в разные страны.
Сначала они восприняли это как розыгрыш — ну какие там знакомства и любовь, когда надо слать в Москву скучные отчёты и заметки, славящие дело партии... А потом так обрадовались, им так это стало интересно! Начали нам присылать целые трактаты, проспекты, журналы. Я об этом рассказываю в книге «От станции Любовь до станции Разлука».
Наш переводчик Григорий Маркович Кофман (знал много языков) стал, наверное, миллионером. Я ему говорила: «Григорий Маркович, вы куда деньги складываете?». Он переводил бесконечно все эти полотна, гонорарный фонд трещал по швам, авторы сидели без гонораров, все меня тихо ненавидели.
И вот прислали опросник из Англии: какие мужчины вам больше нравятся — бородатые, усатые, без волос, блондины, брюнеты, с хорошим аппетитом?..
Были в этом опроснике и рисуночки. Сначала голова — нравится ли вам мужчина, потом торс — какой больше нравится, потом ниже, ниже. Выбирайте, в общем, какой вам требуется мужчина. Без обнажёнки, но тогда и эти рисунки нам казались чем-то несусветным.
Я прыгала по редакции, всем показывала: «Посмотрите! Ну что это такое! Боже мой, посмотрите!».
Так что Англия в этом смысле уже тогда была впереди планеты всей.
— А «Неделя» — впереди всего Советского Союза? Никто ведь об этом целенаправленно тогда ещё не писал. И никто из журналистов не пробил, как вы, создание Общественного совета по проблемам семьи, а потом и принятие постановления Совета министров (читай: правительства СССР) — в стране была создана служба семьи.
— Да, постановление вышло в 1979-м, и это в каком-то смысле было революцией.
Постановление Президиума Совета министров «О консультативной помощи населению по вопросам семьи и брака» открыло дорогу созданию в Советском Союзе службы знакомства, началу работы консультаций по вопросам семьи и брака, клубов «Кому за 30» и др.
Потом нам многие говорили: «Вы должны открыть брачную контору». И мы открыли бы. Но тогда бы пришлось уходить из журналистики.
Знала вся Москва
— Пока мы в «Неделе» не занялись семейной темой, полчища учёных варились в собственном соку. Экономисты, демографы, философы, социологи, сексологи, педагоги, врачи. Все понимали, что с проблемами семьи, детства, демографии надо что-то делать. И вдруг появилось издание, которое взялось за эту тему. Тут они все ко мне ринулись.
Это было что-то несусветное.
Общественный совет по проблемам семьи при «Неделе»
За углом моего дома был магазин «Ткани». И когда выбрасывали дефицитные ткани, через две минуты рядом образовывался цыганский табор. До сих пор не пойму, как они это всё умудрялись передавать друг другу без телефонов? Весь дефицит исчезал тут же.
Так было и в «Неделе». Как только выходила чья-то статья, автор её радостно показывал на своём учёном совете, на кафедре, и к нам мчались остальные «цыгане». А у нас всего один разворот в неделю! Куда это всё?
Мода, кулинария, бытовое обслуживание (прачечные, ателье) ушли у меня на второй план. Я нырнула с головой только в семейную тему. Несколько лет была единственной в стране. Сборники моих публикаций «Дела семейные», «Приглашение на семейный совет», «Разрешите познакомиться», «Будьте счастливы!» перепечатывались всюду. Так мы всех всколыхнули.
Меня знала вся журналистская Москва. Корреспонденты из других изданий, как коршуны, слетались к нам на круглые столы, на встречи, на заседания Общественного совета и записывали всё, забирали себе героев, авторов, специалистов...
— А не звучало упрёка: сама не замужем, а другим личную жизнь устраивает?
— Ой, нет. Наоборот, это я всем говорила: «Да чего вы на меня насели с этой семейной темой!». Но сколько же я в итоге материалов написала о семье… Тьма!
Да, у меня в руках были все эти мужчины, которые в редакцию присылали письма. Один морячок, помню, интересный...
Ой, стой! Сейчас такое покажу!
Елена Романовна спешит к шкафу. Заправским грузчиком вытаскивает внушительных размеров коробку. Подхватываю — тяжеленная. Вырезки, награды, письма...
— Ты сейчас умрёшь! Надо же, как я про него вспомнила!
Это письмо мне прислал один читатель. Две страницы на машинке одинарным интервалом. Только ты это не записывай, мало ли...
— Давайте хотя бы первый абзац оставим, если интересно.
— Ну, слушай:
Москва, Пушкинская площадь, Елене Мушкиной лично.
Уважаемая Елена Мушкина!
Вам пишет Ваш поклонник. Я геолог, давно с симпатией слежу за Вашими выступлениями в «Неделе».
Давно полюбил Вас как женщину, женственную, с юмором, с характером, немножко кусачую, но за кусачестью этой проглядывает такая симпатичная тяга к настоящим ценностям жизни.
И вот должен сознаться, что, зная Вас по газете, уж и не думал Вами увлекаться. Уж больно Вы казались сильной. Но несколько месяцев назад, вернувшись из поля (так у нас называют геологические командировки), я набрался нахальства устроить за Вами слежку. Проник к Вам в редакцию, даже видел Вас один раз. Извините, узнал, что Вы свободны. И вот я с радостью убедился, что Вы настоящая, нормальная женщина, а не какая-то там девушка из кино…
Итак, минимум сведений о Вас я имею. Пора теперь похвастаться и повиниться своими данными…
Так, всё, выключай диктофон, дальше читаю только тебе.
Дослушал письмо до конца. Искреннее, местами наивное, полное почитания, обожания и... надежды. Как можно было пройти мимо такого? Кто знает, может, это и была судьба?..
— Елена Романовна, а вы тогда письмо читали?
— Читала. Помню, смеялись громко в редакции.
— У вас из какого камня сердце? Так свою любовь, возможно, и прохихикали.
— Да на фиг! Ну кому нужна такая жена?!
— Какая?
— Которая ишачит до потери сознания.
— А он понял: ну кому нужен такой муж, если она не проявила интереса.
— Нет, жёны-журналистки, конечно, бывают — и неплохие. Но это точно не про меня. Я бы свою работу с семьёй не соединила.
А может, и прохихикала, чёрт его знает...
В первые годы наших «семейных» публикаций меня приглашали всюду. На любых посиделках была как жареный поросёнок — самое желанное блюдо. Все старались со мной оказаться на короткой ноге, заманить в компанию. В моих руках письма, адреса, телефоны — одинокие мужики!
Письма в «Неделю» шли и шли. В основном, конечно, от женщин: «Помогите найти мужа». Но стали писать и мужчины. Сейчас думаю: надо было мне тогда создать клуб одиноких мужчин при моём отделе. Человек двадцать там москвичей собрала бы и всех подруг обеспечила бы мужиками.
— Подруг. Не себя. Вы всегда только о других думаете?
— Ну, не знаю, про кого я там думаю, но некогда мне было заниматься личным. У меня работа!
Что вы цените в мужчинах?
— Был такой вопрос у вас в анкетах для женщин: «Что вы цените в мужчинах». Как бы вы сами на него ответили?
— Да не ценила я в них ничего. Пошли они к чёрту. (смеётся)
— И совсем не жалеете, что одна?
— Ой, сколько у меня друзей и знакомых одиноких, у которых мужья умерли. А сколько знакомых, с которыми дети не общаются, даже если живут рядом, а то и уехали куда-нибудь в Америку.
И вообще, по-настоящему счастливых семей я за свою жизнь знала не так много. Ну, две-три. Ну, три-четыре... Я в таком же положении могла оказаться сейчас, даже если бы у меня в своё время была семья. Поэтому — нет, ни о чём не жалею.
Скажу так: ребёнок учится тому, что видит у себя в дому, родители — пример ему.
У прадеда и прабабушки моих было семеро детей. Шесть дочерей (одна, Софья, в младенчестве умерла) и сын (Володя, он тоже рано умер). Жили в Москве в Столешниковом переулке.
Ой, у меня по этому поводу есть короткая байка.
Мама рассказывала, что предки дружили с Гиляровским, жили в доме, где был винный магазин. И вот уже после смерти мамы, когда решила писать книгу о семье, поехала я в Столешников. Стою дура дурой, передо мной два шестиэтажных дома — а в каком же они жили? Расспрашиваю прохожих: «Не знаете, где тут раньше был винный магазин?». Никто не знает. Чёрт побери!
Вся на взводе. Вижу, идёт какой-то мужик. В отчаянии к нему бросилась: «Ну боже мой, может, вы знаете! Ну был тут винный магазин!!!». А он спокойно: «Миленькая, да не переживайте вы так. Вот сверните сейчас за угол, на Горького, и там огромный магазин «Российские вина» — купите всё, что вам надо».
Я бы на твоём месте
— Вернёмся к ребёнку, который учится тому, что видит у себя в дому…
Лена ещё не знает, что станет известным журналистом
— Прадед мой — Иван Иванович Розенблат, прабабушка — Серафима Семёновна Розенталь. Фамилию бабушки я узнала не сразу, а когда уже «окопалась» в архивах. Нашла её в метрических свидетельствах бабушек.
Их дети, четыре мои двоюродные бабушки, были не замужем, у них не было детей. Моя бабушка разошлась с мужем, когда моей маме было три года. Мама развелась, когда я была ещё младше... В общем, женское одиночество у нас на роду написано.
— А что ещё написано на роду? Вы ведь на семейную тему выпустили уже несколько книг.
— Я сначала думала: вот что мне о моих предках писать? Они не герои Союза, не делали революцию, не изобретали ничего. Ну вот что?
Знала: прадед — московский купец второй гильдии, одна бабушка окончила консерваторию, другая была зубным врачом. О чём писать? С чего начать? Куда податься? В архивах отдельно — фонд московского купечества, отдельно — московская медицина. Ройся-заройся…
Портреты родных — ушедшая эпоха...
— А тяжело обычному человеку, решившему собрать информацию о своём роде, что-то искать в архиве? Вы журналист, вам, наверное, было проще. Что посоветуете другим?
— Ненавижу слово «посоветуйте». У нас же страна советов. Все кругом советуют: «Я бы на твоём месте». Ну кто на моём месте может быть, кроме меня? Советы — это всё ерунда. Надо просто не сидеть на месте, спрашивать, искать.
Вот всю свою жизнь Эдвард Радзинский (я прекрасно знала его родителей) отдал архивам. Я удивлялась: «Ой, Эдик пошёл в историко-архивный институт!». Ассоциация была одна — архивные крысы.
Юный Эдвард Радзинский
И только когда я сама, уже в 2000 году, когда закрыли «Неделю», засела в архиве, поняла, как это интересно.
Слушайте, это можно рехнуться,
это можно сойти с ума!
Честно говоря, если бы я не стала журналистом, то выбрала бы архивную специальность. Это невозможно как засасывает.
Вот ты сидишь уже над двадцатым томом, изучаешь его, ничего не можешь и не хочешь, всё бросить готова и больше сюда никогда не приходить, и вдруг — маленькое открытие! Нашла!
Да, я на несколько лет «прописалась» в архиве. Фонд такой-то, опись такая-то — заказывала по пять материалов в день (больше нельзя), изучала, переписывала. И какие же интересные вещи обнаружила...
В архиве вы можете всё в один день найти, а можете десять лет ходить — и ничего.
Мне повезло, я нашла то, что искала. Так родилась сначала книга «Век одной семьи», потом — «Твоё лицо — куда ушло?», «Тайна курляндского пирога», «Путешествие в обратно», «Что случилось на моём веку», «По следам курляндского пирога».
…Пардон, мобильник!
Берёт в руки телефон, чтобы ответить. «Ой, не мешай! Беседуем всего четвёртый час! Хочешь спросить, кто из нас раньше помрёт — я или он?»
«С вами невозможно работать»
— Вы, если устали, «замолчите меня», — Елена Романовна возвращается к разговору. — Я могу говорить часами. Во мне всё кипит. Могу говорить беспрерывно!
С собой в могилу я унесу очень много. Одну только маму взять — она, машинистка журнала «Знамя», знала весь цвет советского писательства. Пастернак, Фадеев, Леонов и все-все-все... Борис Полевой называл её «королевой машинописного престола». Если всё это в подробностях вспоминать — целый роман.
Поэтому я и взялась писать. Первой книгой хотела поставить памятник маме, потом — своей семье, затем — памятник работе. По-моему, получилось.
— В одной из ваших книг мне понравилось выражение: «дар охмуряжа». И часто вы его использовали в работе?
— Ой, да. Для меня невозможного не существовало. Меня в дверь, я в окно. Кнутом и пряником брала своё.
Пряником: «Если вы мне это сделаете, я вам обещаю, что вы, когда помрёте, попадёте в рай».
Кнутом: «Я вас предупреждаю, если вы мне это не сделаете, вам будет плохо».
Это всё было на юморе, но тем не менее. Я всего добивалась.
— И совсем никаких профессиональных провалов?
— Ну… был один. Ирина Муравьёва. У неё же все эти женские роли: «Карнавал», «Москва слезам не верит». И вот я ей позвонила, мне надо было её на какой-то круглый стол зазвать, и она отказалась.
Ирина Муравьёва в фильме «Москва слезам не верит»
Говорю: «То есть как? Если не вы, то кто? Если вы не придёте, меня уволят с работы. Ну, боже мой, может, у вас сегодня плохое настроение. Тогда можно я вам завтра перезвоню? Не можно? А я всё равно перезвоню».
Её одну, наверное, не пробила.
— У неё характер такой — железобетонный.
— У меня тоже характер. Я ведь и сотрудников увольняла. А чаще они сами от меня убегали: «Елена Романовна, с вами невозможно работать». А я просто требовала выполнять свою работу.
Одна, помню, совала мне в лицо свой красный диплом. Говорю ей: «Да иди ты со своим дипломом, ты же ничего не умеешь. Конечно, тебя надо учить. Ну так давай учиться. Гения второго мне не надо, я сама гений. Мне нужен «негр»: отвезти гранки автору — завизировать, сидеть в библиотеке — проверять цитату в статье автора, отвечать на письма. Пахать учись».
Мне говорили: «С вами никто не сможет сработаться». Я отвечала: «Ну тогда буду работать одна, что же делать». И работала.
— А вот — помечтаем — изобретут машину времени и спросят: «Лена, тебе снова 20. Куда пойдёшь, чем займёшься?»
— Я недавно лежала и думала: три вещи в своей жизни я сделала неправильно. Вот если бы сделала так, то было бы эдак, а если бы так, то здесь было бы по-другому.
— Какие это вещи?
— Размечтался, чтобы совсем уж всё выболтала! Они личные, это ещё на сутки разговора. Но я хочу сказать: это всего три вещи.
Я довольна своей жизнью. Она у меня очень интересная, насыщенная. Так что, если пригласят прокатиться на машине времени, пожалуй, я снова выберу журналистику.
Беседовал Николай Черняев
Фото автора и из архива Е.Р. Мушкиной
