Ее огромный том «Лаврушинский, 17. Семейная хроника писательского дома» стал событием для всех, кому интересны судьбы знаменитых писателей, наших классиков, с кем она общалась еще девочкой, к некоторым ходила в гости или встречалась во дворе знаменитого дома.
По дороге к Третьяковке люди проходят мимо него, не зная ничего о его прежних обитателях. Сталин благословил литературное заселение в 37-м году. Что его побудило совершить такой жест — 33 писателя будут жить рядом друг с другом и с Кремлем? Вождь, пишущий стихи, хотел попасть под вдохновляющий ветерок из открытых окон поэтов? Ждал от них благодарности? Но, вероятнее всего, его зорким помощникам эта близость с Кремлем давала возможность следить постоянно за неуправляемыми писателями.
Здесь в небольшой, не очень благоустроенной квартирке жил Пастернак. Однажды я побывала в скромной обители у вдовы его сына Леонида — Натальи Анисимовны Пастернак, ныне директора Переделкинского музея.
Ольга Никулина родилась в этом доме и здесь живет постоянно. Войдем доверчиво в ее юношеские впечатления, озорные и простодушные записи. Особенно это ощутимо в портрете талантливого и несчастного писателя Олеши. «Вот идет, нахохлившись и как-то боком, хмурый Юрий Карлович Олеша. Шаркает по асфальту протертыми до дыр подошвами башмаков, которые носит много лет зимой и летом… Он в опале. Его давно не печатают». Но и материнские слова о Юрии Карловиче врезались в ее память: «Ему бы бросить пить и приодеться. Шляхтич все-таки с родословной».
Родословная Ольги
Природа была к ней щедра. Ее мама, Екатерина Ивановна Рогожина, — актриса Малого театра. Отец, Лев Никулин, много путешествовал по миру, содействовал росту авторитета нового государства. Он автор нескольких книг. По его роману «Мертвая зыбь» воплотили успешный киносценарий фильма «Операция «Трест» с Арменом Джигарханяном и Людмилой Касаткиной. А в 1952-м Лев Никулин с романом «России верные сыны» стал лауреатом Сталинской премии.
— Ольга Львовна, кто бы мог тогда вообразить, с чего началась биография вашего отца. У него поистине романная судьба. Ваша вторая книга «Лаврушинский, 17» — это же классическая сага о живых свидетелях крутого времени в России. Родня Льва Вениаминовича огромна?
— Их род очень ветвистый. Кто-то из его родни после революции остался в России и принял все бедствия и все удары, даже репрессии. А кто-то ускользнул еще в начале 20-х годов за границу. В этой семье была какая-то страсть разбегаться по миру. Они же все родом из местечка — жили в Житомире, в Воронеже. Братья моего деда уехали еще до революции в Америку, а другие — во Францию.
А мой прадед содержал постоялый двор. Но местечковая жизнь иногда обновлялась. И у моих предков с плохим русским языком (они же дома говорили по-еврейски) росло желание жить по-другому.
— А чем прославился ваш дед?
— У Вениамина Ивановича был свой театр. Позже он стал директором Одесского театра. Выезжая за границу, он с радостью встречался со своей родней, уже усвоившей заграничные привычки. Наш Вениамин Иванович прославился: он один из создателей, вместе с Савиной, Российского театрального общества.
— Почему же у его сына не вспыхнула страсть к театру?
— Она сказалась в способности чтеца: еще в дореволюционное время Лев выступал в кабаре «Летучая мышь» вместе с Вертинским — читал свои стихи, а с особым удовольствием читал Северянина в духе модного тогда декаданса.
— Распевно подчеркивая музыкальность стихотворения…
— В манере модного актерства. Кстати, отец и до старости замечательно читал стихи. Ну, конечно, любовь к литературе в нем возобладала. Думаю, здесь сказалось влияние его матери, Сабины Осиповны. Она в Житомире преподавала русский язык и литературу. Суровая женщина запретила мужу актерствовать, считая это занятие греховным. И они разошлись. Вениамин Иванович создал новую семью. С театром не расстался!
Лев в 12 лет убежал от матери к отцу, в его новую семью. И сразу подружился со своим братом Володей. Отец, директор городского театра, имел целый особняк. Воспитывала ребят Елена Ивановна, новая жена, в страшной строгости и прекрасно организовала быт буржуазной семьи.
— Но это не мешало мальчишкам фантазировать. Расскажите об их смелом путешествии.
— Они выбрали удобный момент: Елена Ивановна и Вениамин Иванович уехали на гастроли. Семья осталась на даче под надзором бабушки и гувернеров. Ребята убедили всех: они отправляются в путешествие по Крыму. Авантюра удалась. В Одессе они повстречали контрабандистов. От них узнали про тайный и уже освоенный маршрут проникновения в Европу, даже в Париж.
— Крутой зигзаг судьбы — в 12 лет отправиться навстречу опасностям! Преодоление опасностей — знак растущего мужчины. Они знали французский?
— Прекрасно говорили по-французски. В Одессе во многих семьях были гувернеры с французским и английским. А Елена Ивановна говорила еще и по-немецки. Она ведь обрусевшая немка.
— На что жили беглецы в чужих краях?
— В Париже продавали газеты. По традиции еще дома ребята копили деньги. Вениамин Иванович обеспечил сыновей деньгами на их путешествие по югу России. В Париже беглецы быстро подружились с гаврошами. И важное событие: на Монмартре они неожиданно встретились с Маяковским.
— А что стало с Володей после революции?
— Он ушел с Белой армией в Европу. Работал таксистом. С удовольствием показывал приехавшим русским Париж.
Спаситель наследия Бунина
Лев Никулин, знаток Франции, с наслаждением и озорством показывал Горькому Париж — злачные места на Монмартре. А в России сопровождал знаменитого Фейхтвангера в поездке по стране. В Институте мировой литературы мечтали заполучить литературное наследство Ивана Бунина. И в 73-м году ИМЛИ прислал мне в «МК» два огромных тома «Литературное наследство. ИВАН БУНИН». Несколько часов я провела наедине с этой ценностью. Разглядывала снимки.
Во втором томе в комментарии прочла: «В.Н.Бунина при посредстве Л.В.Никулина, посещавшего ее в Париже, начала передавать материалы этого архива в Советский Союз начиная с 1951 года вплоть до самой смерти в 1961 году. Вера Николаевна систематически передавала рукописи Бунина в СССР».
Два фолианта подготовили к изданию Академия наук СССР и Институт мировой литературы. Есть там фотография Бунина 1906 года. Он еще молодой. Эту фотографию писатель подарил поэтессе и своей хорошей знакомой Софье Юльевне Прегель. И на карточке начертал: «Счастье ваше, милая Софья Юльевна, что вы не встречались со мной, когда я был такой! Погибли бы!
Ив. Бунин 14 июня 1953 г.».
И далее в томе — комментарий: «Из собрания Л.В.Никулина, Москва».
— Очевидно, у Льва Вениаминовича были хорошие отношения с Софьей Прегель, если она рассталась с такой драгоценной фотографией великого классика?
— Софья — жена Бориса Прегеля, американского ученого. Еще в России он учился в одном классе с Никулиным. И Софья Прегель счастлива была передать бунинскую фотографию для будущего издания.
Читателям будет интересно узнать об одном интереснейшем письме Нобелевского лауреата Бунина, адресованного Прегель. Поэтесса подарила Бунину книгу своих стихотворений «Берега» и авторучку. Она понравилась Бунину, а его реакция на подарок приводит в восторг. В письме Бунин благодарит Софью «за американское перо, которым я пишу сейчас, которое мне очень нравится, хотя оно похоже на коготь, —
Что дьяволом придуман,
Дабы писал им Трумен».
Не следует забывать об этой исторической миссии Никулина.
Однажды интеллигенция забастовала
— Ольга Львовна, вы стали переводчиком с английского. Это ваш выбор?
— В школе я учила английский, но мой выбор определила англоязычная литература. Мы с моей сестрой Сашей запоем читали Диккенса. Дома у нас хранились тома его сочинений в старых еще переводах. Потом поглощали Твена, Драйзера. Добрались до Шекспира… У нас в России прекрасная школа перевода.
— Вы классику переводили?
— Для себя я пыталась.
— Зато вы посвятили книгам свою профессиональную деятельность, работая в Библиотеке иностранной литературы.
— Я пришла туда из Интуриста. Мне там надоело приукрашивать, врать и притворяться, говорить чужими словами. Папы уже не было, и я однажды обратилась к Виктору Ефимовичу Ардову, наши семьи очень дружили. Позвонила ему: «Дядя Витя, я совершенно измучена. У меня растет сын. Какой пример ему даю?» И Виктор Ефимович мне сказал откровенно: «Давно бы так». И позвонил Маргарите Рудомино, она тогда была директором «Иностранки». Они легко договорились.
По ее предложению, я должна была начать там работу с 1 июня, но Маргарита сломала руку и отошла от дел. Потом она позвонила мне и сказала, к кому мне обратиться. Я приступила к работе в «Иностранке». Директором там стала Людмила Гришиани-Косыгина, дочь Косыгина. Это был и ее первый рабочий день. Нам принесли две чашки кофе, мы чокнулись, поздравили друг друга. Людмила Алексеевна мне сказала: «Вам приготовлено место в отделе комплектования. Надеюсь, работа здесь вам понравится».
Я люблю книги. В отделе комплектования меня очень хорошо приняли. Мне все сразу стало мило, с этими людьми я подружилась.
— Совершенно замечательно. Мир книг пробуждает требовательное отношение к себе. Думаю, вы совершили свой рывок к творчеству не только потому, что выросли в писательской, творческой среде. Вас возносил к собственному слову мир книг. Скажите, когда к вам в «Иностранку» пришла Гениева?
— В 72-м году. Она, ученый-литературовед, специалист по английской литературе, кандидат наук, была среди лидеров в литературоведческой среде. А когда Гришиани-Косыгина ушла, нам прислали из Библиотеки Ленина новую директрису. И эта новая директриса решила по-своему завинтить гайки, столкнуть библиотеку в казенщину. Рос слух, что нас сольют с Ленинской библиотекой. Абсурд, конечно.
Но мы устроили забастовку. Два отдела, комплектования и научно-библиографический, выступили против казенщины. Нам не платили зарплату. Мы ходили на работу, хотя нам объявили: «Ваша деятельность закончена. С вами будут разбираться всерьез». Противостояние длилось месяца два-три. В Университете и в Институте мировой литературы собирали деньги и приносили нам в окно на первом этаже, здесь передавали нам конверты в день зарплаты. Мы поровну делили. Даже еду приносили. Мы веселились, почему-то нас это не печалило и не пугало.
— Молодость бесстрашна. Веселье бодрит сильнее витамина!
— К нам приехал поддержать Вячеслав Всеволодович Иванов. И мы, забастовщики, позвали его стать нашим директором. И пришлось директрисе уйти подобру-поздорову. Вячеслав Всеволодович стал директором. Он читал нам лекции. Мы заслушивались! Человек он потрясающий. Авторитет его в культурном мире был безупречен.
— Но его призвали творческие и общественные дела.
— И мы выбрали себе директора — Екатерину Юрьевну Гениеву. И тут пошли интереснейшие дела. Мы зажили совсем новой жизнью.
— Какие черты характера Гениевой располагали к ней?
— Человек, преданный литературе, она дорожила идеями гуманизма. Острословы в ту пору нас называли Библиотекой иностранных дел. Библиотечные специалисты стали выезжать за границу — осваивать опыт мирового библиотековедения. Мы распахнулись для мира. Я ощущала Екатерину Юрьевну душевно близким человеком. Глубоко скорблю о ее кончине.
— Какой литературой вы занимались?
— Англо-американской. И переводила. Сначала ради удовольствия, а потом ради заработка.
Она с дипломом лауреата
— Вы перевели хорошую книжку Роберта Пейна «Ленин».
— Эта английская книга долгое время лежала в спецхране. Что-то в ней задевало крупных начальников. У Пейна хороший слог. Он написал много биографий, и его на Западе хорошо знают. Книга вышла на русском языке в «Молодой гвардии» в серии ЖЗЛ. В этой книге никакой бульварщины и грязи. Это хорошая, серьезная вещь. Она переиздавалась у нас, наверное, раза три.
— Ольга Львовна, я не поздравила вас с наградой за два ваших прекрасно изданных тома «Лаврушинский, 17», где воскресает, живет, дышит, страдает и любит Дом писателей. Федеральное агентство по печати — учредитель Всероссийского конкурса региональной и краеведческой литературы «Малая родина». Лауреатское чествование состоялось недавно. И ваш диплом выглядит солидно и привлекательно.
— Я премирована в номинации «Люди нашего края» за историко-биографическое исследование.
Ольга Никулина в своей книге много рассказывает о дружбе Анны Андреевны Ахматовой с семьей Ардовых. Одна деталь заставляет читателя думать, что великая Ахматова хорошо относилась и к матери Ольги — Екатерине Рогожиной. Она подарила ей свою книгу «Стихотворения» с надписью:
«Милой Кате хоть это
Ахматова
30 декабря 1958».
— Ольга, Ахматова бывала у вас в доме?
— Ну конечно, она приходила на дни рождения мамы вместе с Ардовыми. Мы с сестрой понимали значимость этих встреч. И когда они прощались, мама целовала руку Анне Андреевне, и это нас с сестрой поначалу покоробило — как это так? А потом до нас дошло: драгоценны были ее появления в нашем доме и ее слова. И мама, и отец особенно любили ее стихи. И потому мы с Сашей просили у папы дать нам почитать книгу с ее стихами, а он ее прятал от чужих недобрых глаз. И потому папа читал стихи Ахматовой наизусть. Нам тоже нравилось читать наизусть.
— В вашей книге есть редкая фотокарточка: Ахматова в белом платке, по-крестьянски, сидит на скамейке вместе с вашей тетей и отцом на природе. Где это было?
— Она приезжала к нам на дачу в Мичуринец, под Москвой. Ее привозили Ардовы. Ей было приятно общение с дорогими ей людьми на просторе.
— Есть слух, что Анна Андреевна подарила вам собаку Лапу.
— Это ошибка. Лапу кто-то подарил Ардовым. И когда Ахматова подолгу жила у них, Лапа трогательно к ней привязалась. И так и считали, что это собака Ахматовой. А уж потом ее подарили нам с сестрой Сашей.
Время интервью закончено. Для Ольги Львовны настала пора выводить двух собак-инвалидов на прогулку. Первую подобрала когда-то на улице с раздробленной лапой. Повезла в лечебницу, где обнаружили у несчастной еще и больное сердце. Добрая Ольга с тех пор преданно опекает Маню, очень молчаливую и добрую. На трех ногах она мягко спускается по ступенькам, больная лапа свободно колеблется в воздухе. Есть еще одна собака, тоже нездоровая. Ольга Львовна и в опекунстве собак верна своему долгу человека.