В Италии непросто увидеть на большом экране российское кино, спецэффекты не заменят рукотворную магию, а бедность может быть величайшим даром для художника. Об этом в интервью «Известиям» рассказал Маттео Гарроне, дважды лауреат Каннского кинофестиваля и режиссер премьеры 70-го Берлинале — масштабной и крайне амбициозной экранизации «Пиноккио» (в нашем прокате — с 12 марта). В роли отца деревянного мальчика в ней снялся Роберто Бениньи, который некогда сам сыграл куклу в собственной адаптации знаменитой сказки.
— Экранизация «Пиноккио» — это что-то из разряда детской мечты?
— Совершенно верно. Первые раскадровки «Пиноккио» я сделал, когда мне было лет шесть. Я чувствовал свое родство с главным героем — как и любой ребенок, наверное. Ровно так же я постоянно испытывал искушение беззаботной жизни. Хотел играть, веселиться, не любил дисциплину и учебу. И когда я уже стал взрослым, эта история продолжала жить во мне, пока наконец я не решился сделать кино. Это очень-очень оригинальная книга, очень итальянская и в то же время абсолютно универсальная. Поэтому, я уверен, все, кто ее читал, испытывали те же эмоции, что и я.
— А что делает эту книгу такой итальянской?
— Любой шедевр литературы плотно связан с реальной почвой. О ком рассказывает «Пиноккио»? О жизни бедняков из тосканской деревушки. И все говорящие животные там — это на самом деле аллегории конкретных социальных типов итальянского общества тех лет. Там есть школа, рынок, бродячий цирк, суд — институции и системы отношений, которые вроде бы остались в прошлом. А вроде бы существуют и сейчас. Возьмите Достоевского. Там много России и много XIX века, но его книги говорят с нами сегодня на одном языке. То же самое можно сказать о Чехове, Толстом. И о Карло Коллоди.
— Насколько я знаю, первоначально вы хотели снимать в роли Джепетто Тони Сервилло. Однако в итоге остановились на Роберто Бениньи. Почему?
— Потому что Роберто и есть Джепетто (смеется). Он родился в очень бедной крестьянской семье из Тосканы — там же, где Коллоди написал «Пиноккио». Всей семьей, вшестером, они спали в одной комнате. Иными словами, он не на словах и не из книжек знает, что такое бедность. Когда в 1999 году Роберто получал «Оскар» за свой фильм «Жизнь прекрасна» (картина победила в номинациях «Лучший иностранный фильм» и «Лучшая мужская роль». — «Известия»), он со сцены поблагодарил родителей за «величайший дар бедности», который они ему подарили.
Поэтому он смог сыграть Джепетто так человечно, так горько и в то же время так невероятно тепло. И потрясающе смешно, что очень важно. Не надо забывать, что и книга, и фильм все-таки обращены в первую очередь к детям. Это кино для всей семьи. Поэтому там должно быть волнующее приключение, которое на два часа отключит людей в зале от внешнего мира. Мы хотели добиться эффекта комедии дель арте — чтобы было забавно, обаятельно и максимально понятно. У ребенка не должно быть вопросов о том, что же происходит на экране.
Поэтому Роберто был идеальным выбором. Он заставил смеяться уже не одно поколение зрителей по всему миру. Я думаю, что из ныне действующих итальянских артистов он до сих пор самый известный на планете.
— Сегодня уровень технологий таков, что целый фильм можно сделать на компьютере — как, например, нового «Короля Льва». Однако у вас в картине очень мало компьютерных спецэффектов. Почему вы выбрали такой путь? Из-за бюджета?
— Мне кажется, умелая комбинация рукотворного и компьютерного позволяет добиться большего реализма, чем если бы всё было просто нарисовано. Большую долю «волшебства» в нашем кино дал грим — почти всех зверей мы сделали именно так. И самого Пиноккио тоже. Мы гримировали мальчика под «дерево» каждый съемочный день по три часа.
Кроме того, задача была сделать всех сказочных существ максимально антропоморфными — чтобы в них было что-то от человека и что-то от зверя. На картине работал мастер по сложному гриму Марк Кульер, лауреат премии «Оскар», и я считаю, он проделал просто блистательную работу. Мы специально пригласили лучшего из лучших. Если бы у нас были неубедительные спецэффекты, дети просто бы не поверили в происходящее.
— Если посмотреть на вашу фильмографию, можно заметить интересную закономерность. Вы снимаете по большей части картины в двух жанрах, причем очень разных, — сказки и криминальные драмы. Как это у вас получается?
— Я вообще люблю менять жанры. Но какое бы кино я ни снимал, оно в любом случае рассказывает о живых людях, которые борются — за свою жизнь, за любовь, за право быть счастливыми. И хотя это вечная борьба, мне нравится находить современное звучание даже в таких вроде бы «исторических» картинах, как «Пиноккио» и «Страшные сказки». Везде я стараюсь добиться предельного реализма. И это особенный драйв — сделать реалистичными сказочные истории. Но опять же особой разницы со своими криминальными фильмами я не вижу. Все мои картины очень похожи.
— Одна из больших проблем российского кино — искусственность коллизий, характеров, диалогов. У вас же даже сказки получаются чрезвычайно достоверными. В чем секрет?
— Да рецепт, в общем-то, прост — тщательная подготовка. Например, для «Пиноккио» мы потратили три года на изучение, как выглядела Тоскана, как ее видели художники, как жили люди на самом деле. Вызов состоял в том, чтобы впервые показать на экране как бы реального Пиноккио, передать атмосферу того времени, когда жил Коллоди. Чтобы в фильме была и нищета, и волшебство, и поэзия, и невероятная, поражающая воображение красота итальянских пейзажей. Всё это должно заставить зрителя увидеть знакомый сюжет как будто в первый раз.
— В одном интервью вы говорили, что любите фильмы Андрея Тарковского. А не следите за современным российским кино?
— Я периодически что-то смотрю, но, к сожалению, плохо запоминаю имена и названия. Я даже знаю лично одного российского режиссера, с которым несколько раз пересекался в Каннах, в последний раз — в 2018 году (видимо, речь идет о Сергее Дворцевом, чей фильм «Айка» участвовал в основном конкурсе. — «Известия»). Как вы понимаете, система дистрибуции сегодня такова, что увидеть российские фильмы в Италии не так-то просто. Подозреваю, как и итальянские — в России. Ну и в последний год я выбирался в кино буквально пару раз, так как был полностью погружен в работу.
Но я не сомневаюсь, что сегодня в России снимаются отличные картины. И про Тарковского — абсолютная правда. «Андрей Рублев» — один из самых важных фильмов в моей жизни. Когда я чувствую, что оказался в кризисе, то включаю его и немедленно заряжаюсь энергией. Не знаю, сколько раз я его уже смотрел, но этот фильм всегда трогает меня как в первый. Кроме того, я читал очень много русских авторов в юности, когда происходило мое формирование как личности. Они очень сильно повлияли на меня, поэтому я даже считаю себя немного русским (смеется).
Николай Корнацкий
