В творческой биографии Марка Шагала остаются белые пятна, он ненавидел, когда его причисляли к сюрреалистам и с удовольствием работал над иллюстрациями к «Мертвым душам», поскольку это помогало ему мысленно возвращаться в Россию. Об этом «Известиям» рассказала директор Национального музея Марка Шагала Анн Допффер. Она выступила генеральным куратором открывшейся в Ницце выставки «Краской и чернилами. Шагал и журналы об искусстве», приуроченной к знаменательной дате: 110 лет назад неизвестный 22-летний художник впервые показал свои картины в редакции русского журнала «Аполлон» на Мойке.
— Шагалу регулярно посвящают выставки в разных странах. Разве в его биографии еще остаются белые пятна?
— Мы впервые показываем ту сторону творчества художника, которая до сих пор фактически оставалась неизвестной. Это сотрудничество Шагала с искусствоведческими журналами разных стран, которое продолжалось с 1910 года до конца его жизни. Порой считают, что Шагал чуть ли не в одиночестве прожил целый век. Но это совсем не так. Он активно участвовал в интеллектуальной жизни, поддерживал связь с авангардными течениями, которые с помощью журналов проводили в жизнь новые идеи. Шагал не только иллюстрировал издания, но и выступал на их страницах — давал интервью, отвечал на журнальные анкеты, печатал отрывки из своих книг. Кстати, впервые он показал свои работы в Санкт-Петербурге в 1910 году в редакции журнала «Аполлон» — в частности, картину «Смерть». Именно эта работа представлена в нынешней экспозиции в Ницце.
— Музей показывает также его иллюстрации к гоголевским «Мертвым душам» и другим мировым шедеврам.
— Наряду с гоголевской поэмой у Шагала было несколько масштабных книжных проектов: Библия, сочинения Боккаччо, басни Лафонтена. Он публиковал в журналах отрывки из автобиографии «Моя жизнь». Художник был счастлив создать иллюстрации для «Мертвых душ». Это позволило ему вернуться к годам, прожитым в России. Мы демонстрируем несколько рисунков и иллюстраций, а также первое издание шедевра Гоголя с шагаловскими рисунками (книга вышла в 1948 году тиражом 368 экземпляров. — «Известия»). Шагал работал также с Арагоном в 1970-х над томиком стихов «Тот, кто говорит, не говоря ничего». Книжная графика стала очень популярна в ХХ веке. Книги оформляли и другие знаменитые художники.
— Шагал примыкал к тому или иному художественному направлению, которых было великое множество: кубизму, экспрессионизму, сюрреализму?
— Он всегда был сам по себе, оставался личностью, которая стояла в стороне от мейнстрима. Прекрасно знал, что происходит в художественном мире, но ненавидел, когда на него навешивали тот или иной ярлык — скажем, пытались причислить к сюрреалистам.
— Тем не менее мэтр сотрудничал с журналом VVV, который в годы Второй мировой войны выпускал в Нью-Йорке легендарный вождь сюрреалистов Андре Бретон.
— Действительно, он сблизился с его издателями и предложил напечатать некоторые работы, например «Распятие», которые не приняли. Но это скорее был круг изгнанников, которые после поражения Франции в войне эмигрировали в Америку, а не какое-то творческое объединение.
— Журналы об искусстве были тесно связаны с галереями и с торговцами, служили их рупором?
— Не всегда. Конечно, они поддерживали то или иное направление, отстаивали свои эстетические воззрения. Каждый журнал защищал «своих». Их лицо определяли художники и писатели, которые с ними сотрудничали. Немецкий Der Sturm («Буря») или французский Derrière le Miroir («По ту сторону зеркала») служили каталогами выставок и одновременно были великолепными журналами, для которых художники специально создавали литографии.
— Почему в послевоенные годы Шагал так увлекся литографией?
— В 1950-х годах он вернулся к этой технике, которую в свое время освоил в Берлине. С 1950 по 1985 год Шагал создал более тысячи литографий. Матрицу, служившую их основой, называл своим талисманом, которой выражал свои чувства, радость и горе. Литографию он сравнивал с рекой, которая несет свои воды всем людям. Они популяризировали его работы, были доступными для широкой публики и способствовали демократизации искусства.
— Какой вы представляете себе личность Шагала?
— Человеком он был независимым, сдержанным, погруженным в свою работу и наделенным чувством юмора. Шагал прекрасно понимал, что мир — это театр, в котором он играет свою роль. Его часто сравнивали с Иеронимом Босхом. Сам Шагал любил Эль Греко, Рембрандта, Пьеро делла Франческа.
— С Пикассо у него отношения изначально не сложились. А вообще среди художников у Шагала были близкие друзья?
— Так или иначе, он время от времени общался с Пикассо и с другими коллегами по цеху, с некоторыми переписывался, но не могу назвать ни одного сердечного друга. Разве что иногда они пересекались с Анри Матиссом, поскольку оба жили в городке Вансе на юге Франции. Шагал очень переживал его смерть в 1954 году, но их отношения нельзя было назвать близкими.
— Несколько лет назад внучка Шагала Мерет Мейер сказала, что в молодые годы он был коммунистом. Так ли это?
— Действительно, через несколько лет после возвращения в Россию в 1914 году он оказался в горниле революции. Его назначили комиссаром по делам искусства в Витебске, где он создал художественное училище. Он пригласил преподавать Казимира Малевича, который вскоре выставил Шагала за дверь. Потом он отправился в Москву, где написал замечательные декорации для Еврейского театра (сегодня они хранятся в Третьяковской галерее. — «Известия»). В дальнейшем во Франции он мог, подобно Леже или Пикассо, примкнуть к коммунистам, но не захотел.
— Что побудило его обосноваться в средиземноморском городке Сен-Поль-де-Ванс, в котором он прожил до самой смерти?
— Вернувшись после войны во Францию, он перебрался на Лазурный Берег. Вначале поселился в Вансе, а с 1950 года до конца жизни — в Сен-Поль-де Вансе. Его покорила красота и особая атмосфера этого места. По примеру местных мастеров-ремесленников он занялся гончарным делом, мозаикой.
— Как возник Музей Шагала в Ницце? По его словам, он хотел создать не музей, а дом.
— В 1950 году Матисс занялся созданием часовни в Вансе. Живший в этом же городке Шагал решил последовать его примеру и восстановить заброшенную церковь. Это напоминало соревнования между художниками. По разным причинам у Шагала не сложилось. В дальнейшем он решил преподнести Франции картины, которые написал для Ванса при условии, что государство построит для них музейное здание. Тем самым он хотел выразить признательность стране, которая трижды ему давала убежище. Сегодня в Ницце находится единственный посвященный Шагалу музей, в коллекции которого около тысячи его работ. Есть еще и Музей Шагала в Витебске, но его масштабы гораздо скромнее.
— Вы возглавляете целых три музея, расположенных в департаменте Морские Альпы: Шагала, Леже и Пикассо. Все три стали жертвами коронавируса?
— Я бы не сказала, что музеи оказались жертвами. Но мы сделали всё возможное, чтобы их открыть после карантина 22 июня с соблюдением всех санитарных норм. Для социального дистанцирования мы регулируем число посетителей, которые могут одновременно войти в музей. «Краска и чернила» — событие, которое означает, что выставки можно устраивать даже в самые трудные времена. Мы не ограничиваем ими свою деятельность. У нас партнерские связи с Оперой Ниццы, Балетом Монте-Карло.
— «Париж — ты мой второй Витебск», — говорил Шагал. Вы поддерживаете отношения с его родным городом?
— Я сама побывала в Витебске. В мае мы ждали в Ницце коллег из витебского Музея Шагала, но, к сожалению, их приезду помешал коронавирус. Как только станет возможным, мы возобновим наши контакты.
— Некоторые искусствоведы утверждают, что свои лучшие работы Марк Захарович написал в России. Вы согласны?
— Ни в коем случае. Это говорят по незнанию. Слишком легко сказать, что Шагал как художник заканчивается в конце 1920-х годов вместе с авангардом. Мы знакомим посетителей с поисками, которые он вел на протяжении всей жизни. В этом цель экспозиции «Краской и чернилами. Шагал и журналы об искусстве». Она позволяет увидеть некоторые аспекты его творческой карьеры, которая продолжалась более восьми десятилетий.
Юрий Коваленко
