В следующем году Важа Мхитарян, которого в мире моды и стиля называют не иначе как живой легендой парикмахерского искусства, отметит юбилей: 50 лет в профессии. За эти годы ему удалось собрать все мыслимые и немыслимые титулы и звания. Двенадцатикратный чемпион мира, лауреат премии «Золотая роза Парижа». В его послужном списке столько людей первой величины, что перечислить не хватит и газетной полосы. В его лексиконе нет вопроса «как стричь будем?» — мэтр всегда знает сам, что нужно клиенту. А еще он уверен, что всего пара правильных взмахов ножницами способна навсегда изменить жизнь человека. Особенно если этот человек — женщина. Корреспондент «МК» побывала в гостях у знаменитого мастера.
«Я ненавижу брить мужиков»
— Важа, вы без малого полвека в профессии. Это без преувеличения целая эпоха. Расскажите, какими были ваши первые шаги в парикмахерском искусстве?
— Все началось в 1966 году. Именно в тот год в Советском Союзе сделали сразу два выпускных класса: и 10-й, и 11-й. Получилось в два раза больше выпускников, и было очень трудно попасть в вуз. А тогда следили, чтобы школьники все поступали в институт. Кто не поступил, те должны были устроиться на работу: фабрики, заводы. Я, естественно, не поступил… А хотел стать хирургом.
— Почему хирургом? Династия?
— Да нет, никакой династии не было. Просто мне всегда нравились белые халаты, такие работы мелкие, почти ювелирные. Я очень хотел, но не поступил.
— А в какой институт пробовали?
— Это был институт в Ереване. А родился и вырос я в Тбилиси. Там закончил армянскую школу. Но в Тбилиси не было армянского института, и я был вынужден ехать в Ереван. Поехал, не поступил, вернулся. В общем, был уже сентябрь, и надо было принести справку: или учишься, или работаешь. Тогда мой старший брат сказал: для завода ты не годишься, для фабрики тоже.
— Почему?
— Я всегда был совсем другим человеком, на жизнь смотрел совсем по-другому. Всегда из ничего что-то создавал, переделывал, одевался. В общем, неординарный был, артистическая натура. И мой брат сказал: тебе надо каким-то творчеством заниматься, не тот ты парень, чтоб у станка стоять. И предложил пойти учиться на парикмахера.
— Вам идея брата по душе пришлась?
— Я сказал: ни в коем случае! (Смеется.) Мне было стыдно. Я ненавижу брить мужиков! Но брат уговорил: давай, мол, пойдем, я тебе покажу, а ты уж сам решишь, надо оно тебе или нет. Ведь необязательно быть мужским парикмахером, можно и женщин причесывать. Но для меня было непонятно: как это? Женский парикмахер — это женская работа! Ну ладно… Приехали в салон, вижу — там и мужчины тоже работают. Тогда я уже всерьез задумался и пошел-таки учиться. Не хотел, но пошел: выбора не было.
— Быстро влились в процесс?
— Первые недели никак не мог прийти в себя. Думал: что я тут делаю?! Ведь тогда еще это очень непрестижная профессия была. Очень! И для меня все это было дико. Но потом моя одноклассница, в которую я был влюблен, пришла на выпускной вечер с самой настоящей халой на голове. Из нее такую страшилу сделали, что я ее сразу разлюбил. И тогда я подумал, как это важно — быть хорошим парикмахером, чтобы не искалечить жизнь человека.
— Неужели такая дурная прическа была у девушки?
— Да не то что дурная! Ее изуродовали просто! У нее были прекрасные длинные гладкие волосы, а ей сделали какую-то шестимесячную завивку с начесом. Она пришла, маленькая девочка на высоченных каблуках, — и вот с такой головой. Уродство просто!
— Вы именно тогда поняли, что хотите стать парикмахером?
— Я понял, что если им быть, то только профессионалом. Иначе человек не имеет права нигде работать, даже уборщицей быть не может, если он непрофессионал.
— А что же та девушка?
— Я ее заставил помыть голову, сказал: ты уродка, надо переделывать. Она обиделась, конечно. Ведь бешеные деньги заплатила, с утра до вечера сидела в парикмахерской. В общем, для меня этот эпизод стал переломным, и я стал учиться. А уже через неделю понял, что для меня это очень серьезно. И дал себе слово: или буду одним из лучших, или не буду вообще работать. И я сдержал слово…
«Беженцем быть не всегда приятно»
— Когда вы поняли, что чего-то добились?
— Когда первый раз пришла ко мне причесываться самая знаменитая грузинская телеведущая, диктор новостей Лия Микадзе. Когда ее привели ко мне, я был в шоке. Во-первых, она очень красивая женщина. Просто познакомиться с ней — это уже была большая честь. А во-вторых, она была безумно знаменита. Я очень переживал, понимал, что на нее будет вся республика смотреть. Но постарался. После первого же эфира на следующий день пришел на работу, а ко мне в очереди стояли 20 человек. Все звонили ей, спрашивали, кто ее так подстриг. А она говорила, что это один молодой мальчик, там-то работает. И пока я жил в Тбилиси, она постоянно ходила ко мне делать прическу.
— А как она узнала о вас?
— Ее подруга привела, которая жила в том доме, где я работал. Однажды она увидела женщину, которая причесанная выходила из салона, подошла к ней и спросила, кто мастер.
— Сколько вам тогда было лет?
— Семнадцать.
— Погодите, а сколько же вам было, когда вы впервые взяли ножницы в руки?
— Ну вот после школы, шестнадцать с половиной получается.
— То есть через каких-то полгода такой успех!
— Да, три месяца я учился, а в 18 лет первый раз выступил на городском конкурсе и взял первое место.
— Лия Микадзе стала первой вашей звездой. А потом как события развивались? Закрутило, наверное?
— Ну естественно. Это же артистический мир. Все артисты, оперные певцы, певицы — все ходили ко мне. Я вращался среди грузинской элиты.
— Однако в начале 90-х вы уехали из Грузии…
— Я вынужден был уехать. При Гамсахурдия (З.К.Гамсахурдия — председатель Верховного Совета Грузии в 1990–1991 гг. — Т.А.) национальный вопрос в Грузии стоял очень остро. А я армянин, поэтому мне просто пришлось уехать. Мне не оставили шанса. Если бы я остался, для моей семьи это закончилось бы трагедией. Собрал семью и уехал с ними в Германию. Но выдержал там несколько месяцев и сбежал в Москву. И вот с 1993 года я здесь. Семья еще несколько лет оставалась там. Потом, когда у меня здесь уже все устоялось, я забрал их в Россию.
— Почему вы променяли благополучную Германию на Россию, в которой царила разруха, рэкет и прочие прелести лихих 90-х?
— Германия — очень хорошая страна. Но там консерватизм, это страна пенсионеров. Там, где мы жили, — это пригород Франкфурта, — жизнь замирает в восемь вечера. Все магазины закрываются в шесть, рестораны работают максимум до десяти. А мне надо, чтобы жизнь бурлила. И так до сих пор. К тому же языковой барьер. Ну и беженцем быть не всегда приятно…
— Вот вы приехали: вокруг разруха, СССР уже в прошлом. Все пришлось с нуля строить или вас кто-то здесь ждал?
— Конечно, я тогда был уже известен. Потому что к тому моменту 10 лет был в сборной Советского Союза по парикмахерскому искусству и успел стать 12-кратным чемпионом мира. Если честно, я никогда не думал, что захочу жить в Москве. Но после Тбилиси и Германии я решил, что лучшего варианта нет. И я не жалею об этом.
— То есть, как только вы приехали, от клиентов сразу отбоя не было?
Нет, меня знали мастера. Но клиенты не знали. Я приехал сюда — дефицит, ничего нет вообще. На всю Москву два салона. Вот я и пошел в один из них обычным мастером. Но через неделю уже очередь из клиентов стояла.
«Стричь человека так, как ему не пойдет, я не буду»
— В чем секрет такого быстрого успеха? Ведь кому-то приходится годы убить на то, чтобы начали узнавать. А вы за неделю заработали известность.
Секрета здесь никакого нет, кроме одного: мастерство. Только профессионализм. Клиент когда приходит, он же не спрашивает: а покажи диплом, где ты выступал, какие места брал. Если клиент к тебе не возвращается, значит, ты плохо работаешь. И если клиенту минимум пять человек не скажут: как ты изменилась, какая ты стала интересная, — значит, эта женщина больше не пойдет к этому мастеру. Новую прическу должны замечать. Это как новая вещь. Когда ты ее надеваешь, все замечают. Прическа, цвет волос — это аксессуары, которые надо постоянно менять. Консерватизм — это дурной вкус.
— Как часто женщина должна менять цвет волос?
— Около и вокруг своего натурального цвета можно как угодно часто менять. Радикально из блондинки в брюнетку и обратно меняться не надо. Во-первых, это очень портит волосы. Во-вторых, надо четко подобрать цвет волос и цвет бровей, форму бровей, стрижку. А если у женщины длинные волосы без стрижки, то они должны быть просто ухоженными.
— Ну а если очень хочется радикально поменяться?
— Это надо делать только тогда, когда вы не нашли себя. Вот тогда надо полностью меняться. У меня был случай. Клиентка привела свою подругу и сказала: «Важа, ей надо полностью сменить имидж, она разводится с мужем, и у нее очень плохое настроение». Я тогда задал ей всего один вопрос: «А вы хотите разводиться с ним?» Она ответила, что не хочет. Я сказал: «Хорошо, но, раз вас привели ко мне, вы будете молчать, а я буду делать то, что сочту нужным». Я полностью ее поменял. Убрал кудри, поменял цвет, форму бровей. Она пошла разводиться. И ее муж передумал! В итоге они до сих пор живут вместе, и она ему родила второго сына. И до сих пор ходит причесываться ко мне.
— Получается, поход к правильному парикмахеру может заменить и психотерапевтов, и косметологов?
— Абсолютно! Это уже доказано. За те 50 лет, что я в профессии, таких случаев было много. Одни никак не выходили замуж. Я подбирал им прически, и они находили мужей. Другие были замужем, но неудачно, а после меня разводились и находили лучших. Одна клиентка, увидев себя в зеркале с новой прической, сказала: «Какая я дура! Если б я знала, что я такая красивая, ушла бы от своего мужа и нашла себе получше!».
— Прическа меняет мировоззрение и внутреннее состояние?
— Обязательно. Вспомните фильм «Служебный роман». Главное в женщине — это прическа. Надо, чтобы была гармония между стрижкой и одеждой. По отдельности это все не должно быть. И еще один момент: с возрастом женщина не должна сильно молодиться. Молодежная прическа, наоборот, сделает акцент на том, что она старая.
— К вам приходит клиентка и говорит: хочу каре с удлинением. А вы понимаете, что ей это не пойдет. Будете стричь или откажете?
— Никогда не буду стричь. Даже очень знаменитым людям я отказал. Ни за какие деньги. И обиженные уходили. Но я не могу.
— А были такие, кто, обиженный, уходил, шел к другому мастеру, который делал как просят, а потом возвращались к вам переделывать?
— Да. И я переделывал. Конечно, это сложно. Я же не могу нарастить волосы, отрастить челку, если неправильно подстригли. Надо время, чтобы постепенно менять форму. Но стричь человека так, как ему не пойдет, я не буду. Не могу допустить, чтобы из моего салона вышла женщина, а окружающие подумали: что за уродство!
— Ни одного такого случая не было?
Нет, не было. Однажды пришла женщина. Она уже была причесана, одета, собиралась на какой-то праздник. Хотела только лак на ногти нанести. Я посмотрел на нее и спросил, есть ли у нее 10 минут. Она сказала, что есть. Я спросил: можно я вас причешу? Естественно, она удивилась: неужели мне не нравится ее прическа. Я говорю: нет, и я не хочу, чтобы из моего салона выходила женщина с такой прической. Быстро помыл ей голову, причесал. Это был первый раз, когда я причесывал стрижку, которую не сам делал. Поэтому клиентке признался, что результат получился не совсем таким, как должно быть. А она сказала, что я причесал ее именно так, как она сама всегда мечтала. И еще я ей посоветовал поменять цвет волос, форму и цвет бровей. Она ушла, а уже через полчаса позвонила и записалась на «краску», на брови. И лет двадцать потом ходила только ко мне. Конечно, последние пять лет я уже гораздо меньше стригу и причесываю. В основном учу. Хочется передать опыт.
«Что у нас было? Лак, который вонял дихлофосом»
— Когда мы с вами по телефону договаривались об интервью, вы сказали, что и Зверев, и Тодчук — ваши ученики…
— Они все, молодые, выучились на моих прическах. В Москве раньше была единственная центральная лаборатория, где главным тренером была Долорес Кондрашова. И мы, парикмахеры из советской сборной, тоже там преподавали. Молодые приезжали, смотрели, как мы работаем, учились, практиковали. Я вырастил очень много мастеров, которые сейчас работают в лучших салонах по всему миру: в Америке, Израиле, Франции.
— У нас была сильная сборная?
— Самая сильная в мире. И до сих пор российская школа самая сильная. В последние три-четыре года у итальянцев стали появляться сильные конкурсные работы. И еще китайцы. У них обалденные работы. Но сейчас нельзя удивлять чемпионством. Каждый второй — чемпион.
— Недавно я видела одно популярное нынче телешоу, там соревнуются салоны красоты. Так вот в одном салоне мастер стриг клиентку топором. Это что, новые тренды какие-то в парикмахерском искусстве или просто попытка выпендриться на камеру?
Это выпендреж чистой воды. Сейчас нашу работу очень сильно обесценили. В то время, когда у нас ничего не было, мы создавали все руками. А сейчас все есть: любые средства для укладки, какие хочешь ножницы. А у нас что было? Железные жуткие бигуди, такие же железные расчески и лак, который вонял дихлофосом. Хоть тараканов трави. Иностранцы с ума от этого запаха сходили. И шампунь «Солнышко». Все! Ничего больше не было. Завивку на пиво крутили. Но самыми ухоженными и красивыми были именно наши женщины. На всех показах и конкурсах парикмахеров модели только российские девушки, они всю жизнь нарасхват.
«Некоторые политики днем носят вечерние прически. Это ужасно»
— Кстати об иностранцах. Я знаю, что вы однажды причесывали Маргарет Тэтчер.
— Ой, это очень интересная история. Это было еще при Брежневе. Она приехала в Тбилиси на 60-летие воссоединения Грузии с Россией. Там были секретари партии от всех союзных республик, их жены. Ко мне пришли и сказали, что надо причесать Маргарет Тэтчер. У меня мандраж: как так, ведь это «железная леди»! Испугался, несмотря на то что привык к знаменитым клиентам. К тому моменту я причесывал Валентину Терешкову, Елену Образцову. А тут было страшно. У нее ведь всегда одна и та же прическа, и нельзя было ничего менять. Но когда закончил, Тэтчер сказала, что я причесал не хуже, чем ее мастер. Я был так доволен, так горд!
— А из современных политиков кому бы вы переделали прическу?
— Мне бы, если честно, не хотелось поименно называть. А то, боюсь, скандал будет. (Смеется.) Ну вот когда Валентина Матвиенко только приехала из Санкт-Петербурга, у нее на голове было… слишком много прически. Но потом ее переделали. Видно, что там поработали стилисты. Но за многих мне просто стыдно. Многим надо сменить имидж. Это необходимо для правительства, для людей, которые всегда на экране. Они же люди-визитки и должны делать с собой не то, что им нравится, а то, что подобает по статусу. Тогда на нас будут смотреть как на цивилизованную страну. Уже не то время, да и возможности есть любые. А некоторые политики днем носят вечерние прически. Это ужасно.
— Ну а если иностранных политиков взять? Вот мне на ум сразу Ангела Меркель приходит. Может, у нее сознательное игнорирование работы над имиджем? Что-то вроде попытки стать ближе к обычным женщинам, которым вечно некогда ухаживать за собой.
— Этим нельзя показать свою близость к народу. Наоборот, надо пример показывать женщинам, как они должны выглядеть. Не бывает некрасивых женщин. Бывают лентяи и плохие парикмахеры, как сказала Коко Шанель. Политики обязаны хорошо выглядеть, с ними обязаны работать. Вот вспомните нашу первую леди Раису Горбачеву. Ее причесывала Татьяна Дак. Горбачева всегда была причесана, всегда подтянута. Весь мир только про нее и говорил. Без свежей прически никуда не выходила. Татьяна Дак оставила семью, бросила все ради того, чтобы везде сопровождать Горбачеву. А сейчас возможностей гораздо больше, чем тогда. Но вкус у многих до сих пор хромает, и мне обидно и жалко. Мне было больно за наших пенсионеров, которые ездили за границу и смотрели, какие там все пожилые ходят стильные, ухоженные, аккуратные. Даже завтракают в кафе. А наши всю жизнь работали, все отдали, и что?.. В итоге я много лет в своем салоне обслуживал пенсионеров бесплатно.
— Вы на своей страничке в социальной сети в статусе написали замечательную фразу: «Не позволяй себе стареть». Что для вас старость?
— Понимаете, я люблю жить! Мне жалко тратить время на сон. Сплю по три-четыре часа в сутки, и этого достаточно, высыпаюсь. Постоянно езжу по миру. Новые знакомства, интересные люди, конкурсы, праздники. Все это меня заряжает энергией. Если я раз в два месяца на две-три недели никуда не уезжаю — все! Значит, все плохо, надо срочно куда-нибудь уехать. Вот только что было большое турне по Европе, в Америке семинары по парикмахерскому искусству проводил. Но, когда я смотрю на молодых, ей-богу, скука одолевает. Они уже с юности старики. Вот, к примеру, на моих занятиях я весь день на ногах. Стригу, причесываю. Мне некогда садиться, да и незачем. А они ноют: мол, дайте нам полчаса на перекур. Спрашиваю: что, курите, что ли? Нет, отвечают, не курим. Ну а зачем вам тогда перекур? Просто, говорят, отдохнуть. Посидеть. Понимаете, какой ужас! Они молодые, а у них уже нет сил, энергии… Мне под 70, а я горю! Мне хочется жить. А они только и делают, что сидят, уткнувшись в телефоны, и ничего не хотят. Вот это, наверное, и есть старость.
