Мне 23 года. Ровно столько же было маме Маргариты Логвиновой, когда в их дом ворвались сотрудники НКВД и арестовали как жену «врага народа». Отца Маргарита Михайловна почти не помнит. Ему присудили высшую меру наказания... Сегодня дочке «врага народа» – за 80. Она объединила вокруг себя людей, которые так же, как её семья, пострадали от репрессий 30-х. Маргарита Михайловна Логвинова – председатель забайкальского общества «Память сердца».
– Вы помните, как увозили вашего отца?
– Это было в июне 1937 года, я была ещё совсем кроха. Мама рассказывала потом, что когда он сидел где-то в подвале, на папиросной бумажке писал записки и передавал на стирку зашитые в белье послания. Писал: «Если я выйду, то для меня на первом месте всегда будет семья». Но 30 сентября 1937 года его «ликвидировали». В документах значится: «Враги народа,японские шпионы готовили подрыв на железной дороге»...
– И вы остались вдвоём с мамой?
– Мне было три года, когда маму забрали в лагерь. Ей дали восемь лет как жене «врага народа». Своё заключение мама отбывала в АЛЖИРе. Это аббревиатура Акмолинского лагеря жён изменников родины в Казахстане.
Конфисковали небогатое наше имущество, большей частью которого были сочинения Ленина и Сталина. Сначала отправили работать грузчиком. Только представь: молодая девчушка таскает на себе коробки сахара. Она заработала кучу болезней, её положили в больницу, а по выписке перевели в швейный цех. Она изумительно шила, я видела потом, дома... Сшитые ей игрушки храню до сих пор.
Детей тогда, оставшихся сиротами, отправляли в детские дома. Я чудом спаслась – меня удочерила бабушка.
М.М. Логвинова: "Снизу дедушка и бабушки, вверху мама, папа и мамин брат Шура"
– И когда вы вновь встретились с Ниной Константиновной?
– Она постоянно писала письма – Сталину, Молотову, Берию – всем... только бы выпустили скорее. И вот перед самой войной это случилось. Она много рассказывала потом. Конечно, мы, молодые, могли бы внимательнее слушать, запоминать... Она говорила о лагерях, вспоминала тех, кто с ней там был, – жён государственных служащих, поэтов, писателей – в общем, интеллигенция, элита. Они друг у друга учились. Когда она вышла на свободу, ненависти к государству не было. О репрессиях все молчали, даже в семье. Если и упоминали, то обвиняли в них не Сталина, а его окружение. Всё изменилось только с развенчанием культа личности.
– Как дальше складывалась ваша жизнь?
– Политика того времени прошлась по каждому из нашей семьи. Маминого брата исключили из комсомола, не разреши-ли поступать в институт. Потом его призвали в армию и отправили в танковое училище. С началом войны маме пришла телеграмма, что его везут на фронт, и они будут проезжать Читу. Мама была на работе, а мы помчались с бабушкой его повидать. Это была наша последняя встреча... В 1945 году, когда советские войска заняли город Банска-Штьявницу (Словакия), он высунулся из люка, и по нему выстрелил снайпер.
Затем началась война с Японией. Мама тогда уже была второй раз замужем. Её супруга, военврача, отправили на восток – японцы напали на госпиталь и всех зарезали. Вот так наша с мамой жизнь складывалась...
– Моё поколение мало что знает о политических репрессиях, о том, когда возникла необходимость реабилитировать их жертв…
– Ещё в 1988 году общественный деятель Виктор Курочкин создал в Чите комитет памяти жертв политических репрессий, состоящий из несколько секций. Одна из них была для людей, вернувшихся из лагерей. В него входила моя мама. Работу вёл узник сталинских лагерей Фёдор Дармарос. Они ездили по школам, предприятиям, воинским частям, рассказывали о трагедии, которую пережил народ. С подачи Фёдора Ивановича в Чите начали собирать деньги на памятный знак: съездили в знаменитое Мраморное ущелье на север Забайкалья, где узники сталинской поры добывали уран, привезли оттуда камень, провели конкурс на идею. Победил проект памятника распятого человека. Но... начало 90-х, дефолт, всё обесценилось, а ведь нам деньги отовсюду присылали, даже из Германии. В 1991 году в Чите поставили другой памятник, поскромнее.
– А ведь есть ещё мемориал жертвам политических репрессий около Читы, в Смоленке. Почему там?
– В 1991 году, когда действовал комитет, искали захоронения репрессированных и в лесу под Смоленкой обнаружили кости около лисьих нор. Экспертиза показала: это человеческие кости, черепа. Собрали 50 контейнеров останков, и 9 августа 1991 года было произведено их захоронение в лесу. А в 1992 году на заседании областного совета народных депутатов было принято решение считать 9 августа днём памяти жертв политических репрессий Читинской области
– Ни разу не видела этот мемориал... Что он из себя представляет?
– А вот побывайте там 9 августа. Стоит памятный знак. Какой это мемориал? Убожество... И люди сами делают в лесу могилки. Никто не знает, кто там и где, даже официальные органы. Мы хотели бы, чтобы это был действительно какой-то оформленный, более серьёзный мемориал. А то там даже подъезда нет, приехать туда можно только в дни памяти или на своей машине. А так – никакого транспорта, едешь по дороге в глубину леса... Но раньше там было уютно хотя бы, а несколько лет назад вандалы оставили после себя выжженные поля. Нашим чиновникам всё это так... не очень нужно, я считаю.
– Для чего создана «Память сердца»?
– У людей после семейных трагедий остаётся боль пережитого. Во мне всё ещё живёт горе. Я, как и прежде, думаю о Родине, о других, а не о себе. Возникла идея таких же людей вокруг себя объединить. После выхода на пенсию 17 лет руководила клубом ветеранов труда, сохранились многие контакты. Подумала, почему бы не воспользоваться ими на благо? Пошла в городскую комиссию по правам реабилитированных. Рассказала. И комиссия приняла решение создать организацию людей, пострадавших от политических репрессий. «Инициатива наказуема», и 3 февраля 2010 года меня определили руководителем. В состав общества вошли краеведы, историки, сотрудники КГБ. Провели конкурс на название – выбрали «Память сердца».
– Чем непосредственно занимается общество?
– Люди всё ещё ищут документы о своих родственниках. Пишут из других городов, даже с Украины звонили. Спрашиваю, как мой номер нашли, отвечают: «Позвонили в администрацию, там дали». Потом мы с ними долго перезванивались, переписывались. Отправили запрос в Омск (там все документы хранятся) – нашлись! Кроме поисковой работы занимаемся организацией отдыха пострадавших. Члены общества посещают кино, концерты в филармонии, выставки в городской картинной галерее, сами принимаем участие в выставках – недавно я выставляла свои игрушки на экспозиции «Найти себя». Ездили в экскурсионные поездки по краю. Встречаясь, общаясь, мы не позволяем теме репрессий кануть...
– Но ведь тема, кажется, на слуху, есть всероссийский День памяти жертв политических репрессий...
– Да, в 1972 году по инициативе политзаключённого Кронида Любарского и других узников мордовских и пермских лагерей был впервые отмечен день политзаключённых – голодовкой и зажжением свечей в память об убиенных. В 1991 году День памяти был узаконен Верховным Советом РСФСР. Теперь каждый год отмечается. Мы обычно собираемся в краеведческом музее – члены общества, историки, краеведы приходят, иногда молодёжь приглашаем. Но самое печальное, что иногда принудительно пригонят студентов, которым наплевать на всё, они там сидят – шу-шу-шу... Я не могу смотреть на них, зачем пришли, ведь они нас этим оскорбляют...
– А часто Вы организуете мероприятия, чтобы рассказать молодым о репрессиях?
– К сожалению, нет. Хотелось бы, чтобы к этой теме общество относилось более ответственно. Считаю нужным включить специальные уроки в школьную программу. Дети, знающие историю, интересуются. Одна школьница года два назад писала реферат на эту тему, приходила ко мне домой. Как закончила работу, рассказывала: сделала анкету, распространила среди детей и взрослых – почти никто об этом времени ничего не знает. Она искренне не понимала, почему так..
– И почему?
– Люди изменились. Когда началась война, школьники бежали в военкоматы, просили: запишите! Им говорили: нет, вы ещё маленькие. А сейчас куда бегут те, кому нужно идти в военкомат? По врачам – врут о болячках... В моё время всё было совершенно по-другому. Мы были воспитаны стоять не только за себя, но и за окружающих. А теперь? Где урвать, где своровать, где убить... Что это такое?! Нет в стране политики воспитания патриотизма, товарищества, самых лучших, добрых чувств, а это надо начинать с детского сада. Когда человек уже стал мерзавцем, говори ни говори, ему ничего не поможет. Беречь нужно то, что есть, и учить других думать не только о себе.
Беседовала Дана Болгова
