Вот тебе, беженец, и Юрьев день

С лета 2014 года в Россию приехало порядка 2,5 миллиона беженцев из охваченных войной регионов Украины. И из тех городов, что вошли теперь в список «разрешенных», и из тех, что не вошли. Их принимали с распростертыми объятиями, по всем телеканалам показывали счастливых женщин и детей, которые наконец-то могут спать спокойно, а не под бомбежками. Женщины плакали, благодарили Россию и называли ее своей новой Родиной...

Оксана Воробьева с детьми со дня на день окажется на улице.

 

Но наступила зима 2016-го. Вот-вот могут оказаться на улице сотни семей беженцев с востока Украины, которые находились в пунктах временного размещения в Тульской области. Такими ПВР выступали гостиницы, санатории и детские лагеря — обычные коммерческие структуры, которым из областного бюджета выделяли деньги на содержание вынужденных переселенцев. Деньги кончились, и многих просто бросают на произвол их неласковой судьбы.

27 января 2016 года мать двоих детей Оксана Воробьева из Дебальцева обратилась в суд. Еще одна мать троих ребятишек Инна Алещенкова написала заявление в прокуратуру. Обе женщины воспитывают детей-инвалидов, и идти им абсолютно некуда. Их примеру намерены последовать еще несколько десятков семей.

Как бежали от войны, Оксана Воробьева без слез вспоминать не может.

— Мы родом из небольшого поселка Светлодарск Дебальцевского района Донецкой области, — рассказывает она. — До последнего я не хотела бежать никуда, но мой сын не может обходиться без медицинской помощи. У него синдром Дауна, эпилепсия и еще куча болячек. По 5–6 раз в год нас на «скорой» отвозили в реанимацию. А когда Дебальцево начали бомбить, дорогу туда перекрыли. «Скорые» не приезжали, и Витюша несколько раз задыхался прямо у меня на руках. Чудом он не умер тогда.

Оксана, которая на тот момент стала мамой во второй раз, родив дочку, приняла решение бежать в Россию. Это была осень 2014 года. Сначала их приютили в Краснодарском крае простые люди, а когда статус беженца был получен, то начались мытарства семьи по России.

— Нас переводили из одного пункта временного пребывания в другой. Так, летом 2015-го мы оказались здесь, в Щекинском районе Тульской области. Мужа у меня нет, я мать-одиночка. Дочке сейчас 1 год и 8 месяцев, 23 ноября нам выдали путевки в ясли. Сын с 1 сентября тоже ходит в специализированную группу. Кое-как они привыкли к детсаду, переболели, адаптировались, и я начала искать работу. А тут раз — выселяют. Кормить уже перестали и требуют даже не до 3-го, а до 1 февраля съехать. Либо платить примерно 500 рублей в день. Но у меня нет денег заплатить даже за один день. Идти мне тоже некуда. В список льготников, которым пока еще разрешили остаться, я не попала. Не знаю почему, хотя я и мать-одиночка, и есть ребенок-инвалид, и дочка, не достигшая 3 лет.

Ни мороз, ни наличие в семье тяжелобольного ребенка не остановили администрацию ПВР Щекинского района Тульской области. Как написано во врученном Оксане постановлении, 3.02.2016 г. она с детьми обязана покинуть помещение. Никаких альтернатив не предложили. Женщина обратилась в суд.

Пункт временного размещения беженцев.

— Думаю, сейчас моему примеру последуют многие. Ведь не я одна получила такое постановление. В таком же положении порядка 100 семей. Все, кто проживает в нашей гостинице «Гостиный двор». Также около 100 семей беженцев обитали в соседнем с нами пансионате «Синтетика», их тоже попросили. Говорят, финансирование на вас кончилось, идите куда хотите.

Еще одна украинка, мать троих детей (один из которых с синдромом Дауна) Инна Алещенкова, обратилась в заявлением в прокуратуру. На исковое заявление в суд у женщины элементарно не хватило денег.

Похожая ситуация произошла и в ПВР тульской гостиницы «Москва». Людей собрали в обед и сообщили, что через час номера должны быть свободны. Те, кому было куда идти, ушли. Некоторым разрешили остаться до утра. Что будет дальше — непонятно.

— Сегодня нас выселили. За час сказали — давайте выметайтесь, нам не заплатили, и за свой счет мы вас тут содержать не будем. Остались только льготники — пенсионеры, семьи с детьми до 3 лет и инвалиды, — и то неясно, на какой срок, — рассказал «МК» 38-летний Ян Туляков из Донецка. — В России я 4 месяца. В середине декабря я получил документы. Устроиться на работу в предпраздничный период было нереально. Да и вообще устроиться на работу с украинским паспортом очень сложно. Так и говорят: с Донбасса мы не берем. Куда идти и что делать, не знаю. В Донецк мне нельзя, так как я помогал Донецкой республике, стоял в колонне с российскими флагами. Туда меня просто не пустят.

Сложившуюся ситуацию пояснила заместитель директора пункта временного содержания Щекинского района Тульской области Анна Агеева:

— Мы действуем не по своей воле, а согласно постановлению Правительства РФ от 31.10.2015 г. В нем прописаны сроки пребывания трудоспособных беженцев в ПВР, а именно — 60 дней. Отсчет начался 5 декабря 2015 года, то есть 3 февраля 2016 года как раз 60 дней истекают. До вступления этого постановления в силу люди жили у нас неограниченное время... Также в постановлении прописаны льготные категории мигрантов, к ним относятся люди только из определенных городов и населенных пунктов Донецкой и Луганской областей, имеющие детей до 3 лет, либо детей-инвалидов, либо если это мать-одиночка. Они пока могут остаться, но на какое время — не ясно, вот-вот ждем нового постановления на этот счет.

— А как же Оксана Воробьева? Она и мать-одиночка, и с инвалидом, и дочке ее всего-то 1 год и 8 месяцев...

— А ее город Светлодарск не попал в список городов из этого постановления. Поэтому мы никак не можем ее оставить.

Постановление правительства от 31.10.2015 г. вступило в силу тихо — без пресс-конференций и широкого освещения центральными СМИ. И действует оно на всей территории России. То есть в самое ближайшее время тысячи людей окажутся на улице. Как им быть?

Вернуться домой? Для многих это тоже непросто.

— Я стояла с российскими флагами на всех митингах и площадях, я была секретарем Луганской народной республики на добровольных началах, я на каждом углу кричала, что Россия — моя Родина. На Украине после такого меня ничего хорошего не ждет, — плачет 46-летняя Лариса Петровна. — А у меня 19-летняя дочка — инвалид-колясочник и 14-летний сын. Куда нам теперь?