Возвращение

В этом году Андрею Тарковскому исполнилось бы 75 лет. В связи с юбилеем резко активизировались все, кто когда-то знал великого режиссера. Лишь его сын — Андрей Тарковский — остался в стороне от всеобщей истерии. Уже много лет он живет во Флоренции и с российской прессой не общается.

Исключение сделал для Ольги Сапрыкиной, которая разыскала Тарковского-младшего в солнечной Тоскане.

У него безупречный русский язык. Лишь когда во время нашей беседы звонит его мобильный телефон и Андрей вместо привычного «алло» произносит по-итальянски «pronto», становится понятно: все-таки он — уже почти иностранец. Удивительное дело: в Италии даже простой булочник знает фамилию Тарковский. На почте, куда Андрей приходит за корреспонденцией, с ним тут же заводят длинные разговоры о будущем кинематографа, в ресторане официант, подавая меню, обязательно намекнет на «Ностальгию», а служащий аэропорта блеснет эрудицией, напомнив про «Сталкера»…

Андрей ТАРКОВСКИЙ: «В Италии нашу фамилию очень хорошо знают. Когда я представляюсь или же люди видят мой паспорт, сразу начинают вспоминать, как смотрели фильмы отца. Это удивительно! У меня складывается впечатление, что в Италии фамилия Тарковский значит больше, чем в России. Если в Москве спросить молодое поколение, кто это такой, то реакция странная: вроде что-то знакомое, но кто он: может, художник, а может, актер, — многие порой даже не представляют. С другой стороны, это и понятно: если в России в кинотеатрах не идут фильмы Тарковского, то о чем может быть разговор!»

Крутой вираж

10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане режиссер Андрей Тарковский сделал заявление о том, что он остается на Западе. И с этого момента начался новый этап в его жизни.

Кто-то считает, что именно за границей Тарковский наконец-то смог снимать кино так, как хотел он сам: без оглядки на цензуру, без страха услышать суровый приговор — «на полку».

Другие уверяют: разлука с Россией — жестокой, неблагодарной, но все равно родной — стала истинной причиной его смерти. Диагноз — ностальгия, которая через два года заграничной жизни и привела режиссера к скорому финалу.

Тогда в России осталась его семья. Сын Андрей, которого советское правительство не выпускало к опальному режиссеру.

О том периоде режиссер очень подробно писал в своих дневниках. Не подозревая, что они когда-нибудь будут изданы. На сегодняшний день дневники опубликованы в пятнадцати странах мира. В январе, если не случится ничего непредвиденного, записи культового режиссера дойдут наконец и до его родины…

А.Т.: «Почему дневники так долго не издавались на русском? Мы очень мучительно искали издательство: все время на нашем пути вставали какие-то препятствия. Книга большая — около семисот страниц. Все издательства предлагали сокращения, чтобы как-то уменьшить свои расходы. После длительных переговоров с разными издательствами мы решили, что выпустим книгу самостоятельно. Мы — это Международный институт Тарковского, который я возглавляю. Будем печатать в Италии и привозить в Россию».

Я слышала, что многие киношники не хотят, чтобы эти дневники появились на русском: слишком уж нелицеприятно ваш отец отзывается о многих своих коллегах. Скажите, а лично для вас что было неожиданным, когда вы читали рукописи отца?

А.Т.: «Вы знаете, дневники очень интересны. Это такая летопись — он пишет о работе, о своей жизни, о взаимоотношениях с людьми, об отношениях в семье, о своем мировоззрении, о философских взглядах. Но это еще и панорама его души, его внутреннего мира. Сейчас в Италии будет уже третье переиздание — настолько быстро раскупается предыдущий тираж. Бывало, люди покупали книгу, не зная, кто такой Тарковский. А уже позже шли в кино и смотрели его картины. Русскому человеку, даже далекому от кино, почитать эти дневники будет интересно. Там показана история России в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы. Политическая ситуация, проблемы, с которыми сталкивались простые люди. Ну и плюс ко всему эта книга одна из самых основных по эстетике кино».

Там есть строчки, посвященные вам?

А.Т.: «Конечно, и это очень трогает. Когда отец уехал в Италию снимать „Ностальгию“, мы с ним не виделись четыре года. И он постоянно пишет, как переживает свое одиночество, невозможность увидеть сына. Это, конечно, вызывает сильные эмоциональные переживания. Потому что это те чувства, которые и я испытывал, оставаясь в России вдали от отца. Мы никогда с ним об этом не говорили, но в его дневниках видно, насколько он страдал. Ну и к тому же он оставался русским человеком и невозможность вернуться в Россию воспринимал очень болезненно».

Отрывки из дневников Андрея Тарковского:

Посвящение: «Посвящается моему сыночку Андрюше, которого так заставляют страдать».

Чем я становлюсь старше, тем большей загадкой становится для меня человек. Он как бы уходит из-под наблюдения, вернее, моя логика, система оценок его разрушается, и я перестаю уметь делать о нем выводы. С одной стороны, рухнувшая система — это хорошо. Но хорошо, когда рушатся многие системы ради оставшейся одной, но не дай Бог утерять все«.

В то время для того, чтобы вам разрешили выехать к отцу, пришлось подключать даже глав государств. Точно известно, что Миттеран лично попросил Горбачева решить этот вопрос.

А вы, тогда еще совсем мальчишка, знали, понимали, что происходит?

А.Т.: «Естественно, мы постоянно ждали выезда, отец давал надежду, говорил: „Мы увидимся“. И я жил этим — возможностью встречи с ним. Но каждый раз наш выезд переносился. А потом была та договоренность Миттерана с Горбачевым. И буквально за несколько дней нам надо было собраться и уехать: приказ дали в понедельник, а в среду уже самолет. Конечно, сыграло свою роль то, что отец был смертельно болен. Нам просто разрешили увидеться с ним. Советская власть поняла, что уже нет смысла держать заложников — Тарковский умирает».

А вы знали, что едете туда навсегда?

А.Т.: «Да. Отец не хотел возвращаться в СССР после того, что они устроили.

В течение двадцати лет судьба каждой картины была связана с такими сложностями, с такими проблемами, что он был оскорблен и измучен. Он остался на Западе именно для того, чтобы у него появилась возможность нормально работать. Он хотел снимать кино. И сделал очень тяжелый выбор: между тихой спокойной жизнью на родине, но без работы (он прекрасно понимал, что после «Ностальгии», если бы он вернулся в Россию, не снял бы ни одного фильма, ему бы просто не дали) и существованием в чужой стране, но — в работе. Другого пути у него не было. Он — художник в первую очередь«.

Я читала, что ваш отец всегда хотел, чтобы вы стали режиссером. Вы вели с ним беседы о кино, что-то он успел вам передать?

А.Т.: «Да, безусловно. Конечно, главный совет, который он давал не только мне: кино надо смотреть. Как можно больше. Лучше — хорошее. И принимать кино не как развлечение, а как произведение искусства. Таких фильмов немного, а сейчас практически и вообще нет. Но для отца кино было не просто работой, это был его метод и способ познания жизни. И это требует жертвенности. О чем и говорит его последний фильм — о жертвенности ради постижения определенных истин».

А вы успели поработать с ним вместе? Вы же получили возможность выехать за границу, когда ваш отец снимал «Жертвоприношение».

А.Т.: «Нет, я приехал, когда картина уже заканчивалась, когда происходило озвучание. Отец уже работал в постели, он был совсем болен. К моему большому сожалению, я не успел с ним поработать. Но зато я очень хорошо помню, как он снимал «Сталкера». И еще, как ни странно, у меня очень четкие воспоминания о посещении съемочной площадки «Зеркала». Странно — потому что мне было тогда три года. Но конечно, сознательные воспоминания — в павильоне фильма «Сталкер».

И какие картинки всплывают?

А.Т.: «Как люди работали. Вся группа. Актеры — Александр Кайдановский, Алиса Фрейндлих. Я помню всеобщее напряжение, с какой серьезностью каждый подходил к съемкам этой картины. Отец переснимал один дубль за другим, пытаясь добиться совершенной картинки. Такого я больше нигде не видел — так, как отец, никто не работает. Когда каждый человек понимает, что он должен делать, и пытается сделать это лучше. То есть люди осознают, что снимают великое кино, снимают шедевр».

Многие говорят, что Тарковский был требовательным, въедливым. Не каждый мог с ним сработаться…

А.Т.: «Уходили те люди, которые воспринимали кино как работу. С ним оставались те, кто разделял его подход к кинопроцессу. Мне кажется, отец создавал правильную атмосферу на площадке. Нужно быть требовательным — чтобы снять те кадры, которые снимал он, где каждая деталь имеет определенное значение. Конечно, работа эта очень тяжелая. Люди трудились в несколько смен. Кстати, в Италии отец неожиданно столкнулся с тем, что мы привыкли как раз называть рутиной: когда в обед люди прекращают работу, потому что у них перерыв. В России такого не было — там все работали до конца, пока не было сделано то, что задумано».

Он был разочарован таким прагматичным подходом?

А.Т.: «Сначала да. Но потом люди, которые были вместе с ним, меняли свое отношение. Я недавно общался с одним художником, который работал с отцом на „Ностальгии“. Этот человек сотрудничал и с Висконти, и со многими другими великими режиссерами. Так вот, он сказал, что подход Тарковского к кино, его самоотдача — это самое сильное потрясение в его жизни. Безусловно, у отца был дар работать с людьми. Потому что кино создается не одним человеком, а громадной группой. И нужно иметь большую энергию, чтобы ими управлять, донести до техников, администраторов потаенный смысл картины».

Я слышала, что вы сейчас замышляете совместный проект с Мартином Скорцезе, имеющий отношение к вашему отцу. О чем речь?

А.Т.: «Я хочу сделать авторскую версию фильма «Андрей Рублев». Понимаете, этот фильм имел такую дикую, безумную, многострадальную историю, что до сих пор не существует полной авторской версии. Есть длинный вариант, который кто-то пиратским образом уже продал в Америку, но это тоже не авторская версия. Всего было несколько вариантов: ведь картину постоянно клали на полку, делали купюры, опять клали на полку. Отец то и дело вносил какие-то поправки, изменения.

И в итоге получилось так, что авторской версии никто никогда не видел. А поскольку Скорцезе возглавляет Международный кинофонд, который как раз занимается восстановлением картин, то мы с ним сейчас общаемся по этому вопросу«.

А общаетесь ли вы с Содербергом, который снял ремейк картины «Солярис» с голливудскими актерами? Я слышала, что вы собирались подавать на режиссера в суд: ведь за основу он взял не произведение фантаста Лема, а именно картину вашего отца…

А.Т.: «Судиться — нет. Я просто написал несколько писем режиссеру, на которые не последовало никакого ответа. Я не люблю ремейки, тем более я не понимаю, как можно сделать ремейк Тарковского. Как вы видели, за основу был взят «Солярис» отца, а не роман Лема. Я не спорю, Содерберг — интересный режиссер. Но Содерберг и Тарковский — это абсолютно разные планеты. Я не знаю, что вы думаете по поводу фильма Содерберга, но мне он не понравился. Если делать философское кино, то при чем здесь Голливуд?

А если стараться снять коммерческое кино, то нужно забыть о Тарковском. Середины нет. Поэтому фильм провалился, несмотря на то что главную роль там играл Джордж Клуни«.

Рождественский подарок

Хотя Андрей Тарковский умер в Париже, своей второй родиной он считал Италию. Когда он решил остаться на Западе, его приютила солнечная Тоскана. Мэр Флоренции даже выделил великому режиссеру квартиру — ведь со своими скудными средствами сам он не смог бы приобрести жилье. Это случилось на Рождество 1985 года и стало самым неожиданным подарком, который когда-либо получал Тарковский.

До этого момента режиссер вместе с супругой обитал в странной квартире, где даже крыша протекала. По этой причине по всем комнатам были расставлены кастрюли и банки — чтобы собирать воду. Однажды к Тарковским нагрянули в гости Софи Лорен с мужем Карло Понти. Известная чета потом долго рассказывала в свете, какие оригиналы эти Тарковские: «Мы беседовали под шум струящейся воды».

В другой раз в гости прибыл Марчелло Мастроянни. Когда Тарковский усадил его на подушки, которые лежали прямо на полу, актер решил, что Андрей — эксцентричный человек. Мастроянни не могло и в голову прийти, что режиссер, чьи картины получали самые высшие награды на международных фестивалях, просто не имел средств купить мебель.

Андрей, вы сейчас живете в той самой квартире, которую когда-то подарили вашему отцу?

А.Т.: «Да. И я стараюсь сохранить ту атмосферу, которая присутствовала при его жизни. Конечно, многое исчезло, изменилось, но я думаю, что определенный дух — дух Тарковского — остался».

Вы уже лет двадцать в Италии. Кем вы себя считаете — русским, итальянцем?

А.Т.: «Родина, конечно, Россия. Но, к сожалению, я себя уже не чувствую настолько русским, чтобы вернуться. С тех пор как я уехал, прошло двадцать два года. Мое положение очень странное, поскольку я не чувствую себя ни итальянцем, ни русским. Я нахожусь вне определенных территориальных и культурных рамок. В какой-то степени это дает определенную свободу — свободу видеть вещи с какой-то другой стороны. Но существует большая проблема: когда не ощущаешь чувства родины, жить довольно сложно. Не спорю, Италия мне многое дала и дает до сих пор. Жить здесь великолепно, во Флоренции вообще рождается такое чувство, что ты существуешь внутри произведения искусства. И вся Тоскана — это удивительный по мощи регион Италии, где можно дышать этой культурой, этим искусством, здесь все сохранилось с древних времен. Я уже не могу жить без этой величественной красоты.

Я очень много езжу и когда возвращаюсь в Италию, будто перезаряжаюсь.

С Россией у меня связано много впечатлений, много воспоминаний. Но те годы ожидания и одиночества наложили отпечаток. Ведь тогда все испугались — мы с бабушкой жили в полном вакууме. Та атмосфера, когда рядом находился отец, — она исчезла. Поэтому мне было достаточно тяжело. Когда я возвращаюсь в Россию, то понимаю, что жить здесь уже не смогу. Тем более сейчас.

Я Россию не знаю. Сегодня настолько все изменилось, что это совсем другая страна, другой мир. Для меня, к сожалению, очень далекий. Этот период, надо признать, для России не самый лучший«.

Но вы собираетесь приехать в Москву, чтобы презентовать книгу вашего отца?

А.Т.: «Конечно. Это мой долг. Я думаю, дневники отца будут той каплей, которая поможет изменить что-то в нашей стране: кому-то понять, какие это были люди, какими интересами и идеалами они питались в те годы. Не секрет, что сейчас наблюдается упадок культуры — не только нашей русской, но и мировой. А в те времена жили люди, чью гениальность мы до конца не осознали и по сей день».

Ольга Сапрыкина