Мой собеседник (назовем его условно Эн Энович Эмов) ничем не выделяется из десятков миллионов таких же, как он, русских разведчиков — поднятый воротник, черные очки, старенький фотоаппарат “Смена” в пуговице пиджака, на пальце — типовой перстень с ядом. Я прошу его, хоть ненадолго, вспомнить, когда ему в голову впервые пришла мысль работать в разведке, стать чекистом.
Эн Энович: Видите ли, все это закладывалось еще в детстве. Мой папа — шифровальщик ГРУ, мама — радиотелеграфист 6-го управления КГБ. Дома постоянно собирались разные интересные люди — Ким Филби, Мата Хари (она часто ночевала у нас), супруги Розенберг...
Корр.: Перед интервью мы условились, что будем называть вас Эн Эновичем. А какие у вас были агентурные клички?
Эн Энович: Да все и не упомнишь! Ну вот, разве что, обидные: Фуфел, Гиблый, Джо Дассен, Мэрилин Монро, Бенни Хилл... Но я на них никогда не откликался.
Корр.: Вот уже более сорока лет вы работаете вдали от своей Родины. Не страшно возвращаться?
Эн Энович: Есть немного... Связался я там, за границей, с одной. По рации. Не знаю как, но до жены дошло...
Корр.: А где вы обычно носите ампулу с ядом на всякий случай?
Эн Энович: Ну, обычно в носках. И вот однажды окружили меня, пистолеты наставили. Ну, думаю, все. Тюрьма! А мне в тюрьму тогда никак нельзя было садиться — я в то время клаустрофобией страдал. Надо самоликвидироваться! Быстро сапоги скинул, носки снял... но поднести их ко рту не смог. Пришлось сдаваться.
Корр.: Но вы, конечно же, спаслись?
Эн Энович: Спасся, конечно. Но вначале враги повезли меня в машине на электрический стул. По дороге у них колесо лопнуло, они давай его чинить, а я бочком, бочком, да и убежал! Мы, разведчики, в этом смысле люди подготовленные, из поезда можем выпрыгнуть на полном ходу, из автомобиля, из кровати тоже на полном ходу, из самолета, разумеется, на полном ходу, из космического корабля... Впрочем, простите, заврался. Знаете, мы, разведчики, постоянно вынуждены врать...
Корр.: Вот вы нам все врете, а вас проверяли на детекторе лжи?
Эн Энович: Один раз. Давно еще, когда в партию вступал. Неудачная была попытка. Три часа гоняли меня по Манифесту. Босиком. Но я ничего им не сказал...
Корр.: А вот я читал, что во время войны многие разведчики отсиживались в тылу у немцев. Это так?
Эн Энович: Было дело. Вот я, например, одно время работал связным между Николаем Кузнецовым и Паулем Зибертом. Потом меня полковник Исаев к себе в Берлин сманил...
Корр.: Как?! Вы были знакомы с Максимом Максимовичем Исаевым?
Эн Энович: А как же! И с ним, и с сыном его, Максимом, и с отцом, тоже, кстати, Максимом...
Корр.: Так значит, полковник Исаев — это не вымышленный персонаж?!
Эн Энович: Как это? Нет, конечно! Мы же с ним вместе работали. Он под именем Штирлица, я под именем Холтоффа. В кино потом все переврали, это я ему бутылкой стукнул. А не лезь! Сказано, что Габи моя, значит — моя!..
Корр.: Эн Энович, расскажите еще про войну!
Эн Энович: Ну ладно, расскажу... Помню, первого апреля 1943 года получил я задание: убить Гитлера, Гиммлера, Геббельса и Геринга, а патронов прислали всего один. То ли пошутить решили, то ли что... Но задание это я не выполнил. За это представили меня к ордену... Красивый орден — “Железный крест с дубовыми листьями”. Вот так вот! А день Победы я встретил на задании — одному нашему генералиссимусу хороший трофейный аккордеон подыскивал...
Корр.: А какое было самое сложное задание?
Эн Энович: Ну, это уже после войны было. Я должен был в Стамбуле нашему агенту послание передать. Для этого надо было зайти в торговую лавку, спросить: “Вы Мустафа?” и услышать отзыв: “Нет!” А адрес лавки так и не уточнили. Так я семь месяцев по Стамбулу бродил. Представляете, сколько раз на грани провала был?! Но все-таки выполнил задание.
Корр.: А что вы должны были передать?
Эн Энович: Так, пустяк. Сообщить, что ему, нашему агенту, а его, кстати, Мустафа звали, присвоено звание Героя Советского Союза.
Корр.: Скажите, а как вам удается запоминать такие большие объемы информации?
Эн Энович: Память у меня, скажу честно, неважная. Проклятый склероз — профессиональная болезнь разведчика. Так что я много записываю, фотографирую... Кстати, для нас, разведчиков, нет большей чести, чем сфотографироваться на фоне развернутого секретного документа!.. Кроме того, рисую с натуры. Однажды, помню, двое суток рисовал американский спутник-шпион... Правда, работаю я в абстрактной манере, а ко мне претензии предъявляют, дескать, непохоже! А что мне делать, если я так вижу?!
Корр.: А как вы передаете собранную информацию?
Эн Энович: Ну, едет, к примеру, Черномырдин с визитом. Я — к нему. Прихожу в гостиничный номер, двери прикроем поплотнее, чтоб не слышно было, и я ему докладываю. Он, конечно, не узнавал меня вначале. В целях конспирации, ясное дело. Но раза с третьего попривык, стал на пароль отзываться...
Корр.: А какой был пароль?
Эн Энович: “Можно в номере прибрать?”
Корр.: А отзыв?..
Эн Энович: “Прибери, только не свисти, что ты разведчик”.
Корр.: Ну, а если бы Черномырдина выгнали из премьер-министров, как бы вы ценные сведения передавали?
Эн Энович: Это тоже предусмотрено. У меня тайник был отличный. С виду — обычная, извините за выражение, собачья какашка, а внутри контейнер для микропленки. Так было сделано качественно, что даже опытные связники ошибались, не ту информацию в Москву привозили...
Корр.: Скажите, пожалуйста, сколько времени?
Эн Энович: На это я вам вот что скажу. Одного моего друга забросили в джунгли. Разведать, как там да что. Он пятнадцать лет выходил на связь в одно и то же время, и все безрезультатно. Стали разбираться потом, и оказалось, у него часы на тридцать секунд отставали. Вот такая история. Так что сейчас 17 часов 12 минут 11 секунд.
Корр.: Эн Энович, какой у вас любимый напиток?
Эн Энович: Отвар из сосновой коры. Я к нему в пятьдесят третьем году пристрастился, когда приехал в отпуск к себе в Якутию, заблудился на охоте и разведывал дорогу домой...
Корр.: Скажите, вас пробовали перевербовать?
Эн Энович: Пробовали, мил человек, как не пробовать. Женщин подсовывали, потом фотографии показывали. Смотри, мол — это ты!
Корр.: Ну?
Эн Энович: Ни одной не купил. Качество плохое.
Корр.: Эн Энович, а у вас есть, к примеру, пистолет?
Эн Энович: Конечно есть.
Корр.: Ух, ты! А дайте стрельнуть, пожа-а-алуйста!
Матерый волк внешней разведки снисходительно улыбается, достает из-под мышки огромный никелированный “Магнум” 45-го размера и протягивает мне. Я стреляю пару раз в редакционную люстру, затем беседа продолжается.
Корр.: Скажите, вас когда-нибудь предавали друзья?
Эн Энович: Нет, что вы! Я всегда успевал раньше!..
Корр.: Однако, говорят, вас чуть не раскрыли в Англии?
Эн Энович: Да... случайность. Нелепая случайность. Никто из наших от этого не застрахован. Нацарапал там кое-что в туалете...
Корр.: Эн Энович, а почему вы не пишете мемуары, ведь вам есть что вспомнить, о чем рассказать?
Эн Энович: Да как же, пробовал. Вот, однажды, написал воспоминания о разведке. Ставлю последнюю точку, а ручка вдруг выстрелила!.. Сразу половину воспоминаний забыл...
Корр.: И последний вопрос: чего вы больше всего боялись там, за рубежом?
Эн Энович: Боялся — начну рожать, закричу по-русски...
Корр.: Как рожать? Вы же мужчина?
Эн Энович: Я? Ой, черт... Точно! Зря, значит, боялся...
Мы прощаемся, мой собеседник выбирает из пепельницы свои окурки, кряхтя, достает из-под дивана две стреляные гильзы. Уже уходя, он неожиданно поворачивается ко мне и, глядя прямо в глаза, произносит: “ЧЕСНОКОДАВКА! ЧЕСНОКОДАВКА! ЧЕСНОКОДАВКА!” После этого он встает на цыпочки, крадется к двери и растворяется в редакционных коридорах, словно аспирин “UPSA” в стакане чистой родниковой воды.
Когда редактор спросит меня, с кем это я, запершись, курил два часа — я, конечно же, отвечу, что это сосед приходил за ЧЕСНОКОДАВКОЙ.
Мартын ОБАБОК, журнал “Глупости и секретики”
© “Красная бурда”
