Выпуск N 30 от 8 июля 2002
12.03.02
Пастельный мир.
Девушке так мало надо, чтобы у нее испортилось настроение... Пустяк, небрежный намек или ничего не значащее замечание. Я хмуро бегу на электричку. Чуть потеплела земля, и последний снег лежит на ней, как разбрызганная пивная пена. На морозе у меня хрустят локоны, как будто наглицериненные. Мир похож на магазин, где много вещей, но очень немногие тебе подходят. А ты все ходишь, ходишь, ищешь свой размер. И все равно приходится многое в мире менять. Или со многим соглашаться. Хотя что-то тебе безнадежно мало, а что-то висит, имитируя свободу. Очень странное замечание: все пожилые люди любят рассказывать истории из жизни. И вот что интересно: истории одни и те же, только имена разные. Такое ощущение, что в первом классе нам выдают буквари с одинаковыми историями, где на месте имен стоят пропуски. И каждый человек обязан заполнить пустые места какими-то именами, фамилиями, отчествами. А буквари одни и те же. Встреча, разлука, любовь, ненависть, зависть, удача, горе, страх, совесть, - у всех одинаковые заглавия.
Я смотрю на студентов журфака, и мне кажется, что с них сочится честолюбие и жажда денег какой-то невиданной амброзией. Это так неприятно, что кажется, словно она свисает каплями, и они становятся липкими и слащавыми. А еще я поняла, что женщина схожа с реактивной ракетой. Когда она избавляется от чего-то ненужного, хотя и почти родного, она взмывает ввысь. Когда же считают ненужной ее, она безнадежно падает вниз, даже не пытаясь подняться. Было бы неплохо, если бы картина мира была нарисована розовым маслом на холсте. Хотя, розовый цвет быстро надоедает.
13.03.02
Утопия в солнце.
Люди поверили в весну. С самого утра солнце облизывало бледные от авитаминоза лица прохожих, которые потеряли в него веру вот уже 4 месяца назад. Чувствую, что целый день поразительно не хочу есть. К середине дня понимаю, что заболела: голова, как чугунный горшок, по которому ударяют деревянной ложкой, тело ломит, единственное желание - упасть на что-нибудь горизонтальное. В перерыве между занятиями гуляю в Александровском саду. Наверное, это единственное место в Москве, где со стопроцентной уверенностью можно встретить более 10 студентов журфака в любое время. Сейчас здесь настолько хорошо, что уходить просто не хочется: тусклый отблеск бледно-зеленых газонов, клокот лошадиных копыт, приятно постукивающих об асфальт, весенние улыбки молодых людей... Сразу становишься чуточку влюбленной и немного беспечной, даже если знаешь, что у тебя безумное количество дел, курсовая, тома непрочитанной литературы... Молодой человек, чуть пританцовывая и улыбаясь, несет желтый шарик. Это так нереально волшебно, что хочется плакать и целовать этого человека... Девчонки, в роликах, в потертых джинсах и с жующими улыбками... Толпа иностранцев, скорее всего американцев: девушки с полуоткрытыми ртами и серьезные юноши...Останавливаются напротив кремлевской стены и фотографируют двух милиционерш, гарцующих на вверенных им коняшках. Солнце не смолкает: лучи отскакивают от золотых луковок церквей и режут глаза. Подставляешь лицо солнцу и ждешь пока перед глазами не появятся фиолетовые круги. А потом идешь на журфак.
14.03.02
Эпоха, когда меня не было.
Мама меня обрадовала: сказала, что без еды я смогу прожить примерно 20 дней. Так что у меня еще дней 17. Есть не хочется, но приходится себя заставлять, а то отечественная журналистика потеряет ценного и перспективного человека. Все как во сне: мое тело превратилось в горячую грелку: вялость, слабость, тяжесть в мыслях необыкновенная. Сегодня опять пришлось залезть в папин комод. В нем почти что ничего не осталось. Папа увез газеты, журналы, диссертации коллег и друзей, но так и не смог расстаться с расписанием игр футбольных команд за 80-90 годы, с подборкой книг о филателии, с пачкой открыток от друзей и близких. Странно: когда я перебирала эти открытки, я чуть не плакала, хотя ко мне они не имели никакого отношения. Раньше люди писали друг другу письма, посылали открытки. Несмотря на широту советской родины и трудности с коммуникациями, люди той эпохи находили время для письменного послания. Кстати, открытка- это некий символ ушедшей эпохи. "Открытое письмо", которое мог прочитать каждый работник почты, вещь знаковая, потому что советским людям нечего было от друг друга скрывать. Эти люди жили нараспашку: все знали, у кого какой абажур в комнате, потому что абажуры были одинаковые, все знали, у кого какая биография, потому как и биографии были схожи. Не за чем скрывать поздравление внуку, весточку жене из командировки, привет друзьям-однополчанам. Советские люди, в моем представлении, это этакие Семен Семенычи, простые, открытые, наивно доверчивые, твердо убежденные, что все будет хорошо. Не знаю, радоваться или плакать по поводу того, что сознание людей изменилось... Но глядя на эти открытки, читая эти незамысловатые приветы друзьям-однополчанам, пожелание быть гражданином, просьбы быть упорным в труде, понимаешь, что пропустила что-то очень важное, не застала целую эпоху, когда люди не знали что такое мобильник, интернет, сиди-плейер, оральный секс, ЛСД... Но я уверена, что они твердо знали, что такое дружба, любовь, честь, достоинство, патриотизм, забота о близких. К сожалению, я уже воспринимаю эти понятия по-другому.
15.03.02
Ночной патруль.
Позабытые блины с творогом недовольно остывали. В это время я летела без билета к Белорусскому вокзалу. Людей было мало, но пройти через турникеты без билета оказалось как обычно просто. Молодой человек с вывороченными веками без особой радости, но от безысходных приставаний провел меня по своему билету. Работница турникетов только слегка поморщилась, но ничего не сказала. До Изумрудного города мы с Асей доехали без приключений, громко смеясь и бегая от одного окна до другого, скидывая со стекол прелую влагу, чтобы рассмотреть, и куда же нас черт занес. Мы так бурно обсуждали чертовские проделки, что не задолго до нашей остановки буквально каждый попутчик считал своим долгом повернуться к нам и предупредить, что мы уже приехали. В этот же вечер я имела честь познакомиться и с Зеленоградской милицией. Нет, меня никто за дебош никуда не забирал, просто в 3 часа ночи меня посетила удачная идея заехать к другим друзьям на другой конец Зеленограда, и поэтому пришлось ловить машину. Со своей близорукостью я и не заметила по началу, что машина была патрульная. Внутри оказалось трое страж ночного порядка, поэтому, подумав, что моя милиция меня бережет, сказала адрес и спокойно села. Милиционеры явно были немного стеснены женским обществом, потому что постоянно смущались, делали большие паузы в словах, мысленно вырезая куски ненормативной лексики, а младший по званию вообще не решался заговорить. Это оказались очень веселые ребята: куролесив со мной по городу, теряя из виду тупики и номера домов, они успевали докладывать по рации о том, как они в этот момент ходят по вверенным им подвалам, записывали номера встречных машин, предвосхищая их завтрашнее попадание в сводку угона, а также рассказывали мне милицейские истории. Я не забывала о своем задании, и даже у них ухитрилась узнать кое-какие сведения о работе скорой. Закончив навязчивые предложения подежурить сегодня с ними, эти бравые парни взяли с меня деньги, сколько было не жалко, и оставили возле нужного мне подъезда.
Ваша А.И.Шевелева
