Неподалеку от Брно есть городок Ярошов, а в нем пивоваренный завод. В пивоварне Ярошова варят «Ярошовское пиво», причем лет триста. И столько же варить будут, бог даст. Потому что для нас пиво — напиток миллионов, а для чехов — среда обитания, смысл жизни, плавное течение бытия. Йозефу Швейку приписывают судьбоносное изречение: правительство, повысившее цены на пиво, будет сметено народным гневом. Но если бы все так и было, то страна в центре Европы вообще давно бы жила без министров.
То ли бравый солдат погорячился, то ли народ пытался прикрыться авторитетом национального героя, но «в действительности все выглядит иначе, чем на самом деле». Хотя это не суть важно. Важно другое: сам Швейк за одну ночь посетил 28 питейных заведений, но, к чести его будь сказано, нигде больше трех кружек не принимал. Я об этом вспомнил аккурат в пражской пивной «У Бонапарта» — всего-то пятой на нашем пути, который опытные, хлебнувшие пива бойцы называют ласково — «дорогой в ад». Словом, в гостиницу меня принесли (спасибо друзьям). Так что чешское пиво — зелье хмельное, поверьте.
Хотя были у него в какие-то дремучие века и другие предназначения. Например, пиво лавандовое пользовали против апоплексии, шалфейное — для укрепления зубной эмали, розмариновое — от уныния, лавровое — против потения, полынное — от желтухи, а вишневое, оказывается, избавляло от камней в почках.
В такое трудно поверить тому, кто не знаком с Ладей Веверкой. Он не президент, не премьер и даже не член кабинета. Он — «штамгаст», или завсегдатай, говоря по-нашему. Сиживает Ладя, по обыкновению, в пивной «У двух кошек». Пришлым с улицы здесь пиво подают в обычных бокалах, а у Лади свой, персональный «пулитр», который после закрытия точки или полного изнеможения хозяина занимает почетное место в специальной витринке за спиной «пивочерпия» (вы меня простите, но язык не поворачивается назвать этого почтенного человека барменом). Рядом с Ладиной посудиной отдыхают еще 5-6 кружек — по числу «штамгастов». Попасть в этот клуб труднее, чем в масонскую ложу. Тут и стаж, и нрав, и выносливость, и великая мудрость жизни. Впрочем, иначе и быть не может в стране, где сам Вацлав Гавел, даже будучи паном президентом, регулярно посещал пражскую пивную «На Рыбарне», а хозяйка заведения держала для главы государства столик, даже если глава в это время находился в Америке с визитом. Никакого чинопочитания: пани трактирщица вела себя точно так же по отношению к Гавелу и во времена его диссидентства. Воистину, пиво сближает людей…
…и делает их рассудительными. Ладя Веверка — лучшее тому свидетельство. Слушать его такое же удовольствие, как пить пльзеньский «Праздрой». Фамилия «моего» «штамгаста» переводится на русский просто — Белкин. И нет, поверьте мне на слово, лучшей судьбы, чем сидеть «У двух кошек» и слушать сколь бесконечные, столь и правдивые «повести Белкина». Ну, например, о том, что в стародавние времена пиво заговаривали от помутнения и прокисания, используя при этом ладан, камфару, белену (так что теперь знайте — не объелся белены, а обпился. — Прим. авт.), крапиву, ревень, церковную пыль (?), землю с могилы убиенного, вырытую кротами, а также лошадиное копыто и бычий язык…
«Не верю!» — возопил я и сильно отпил. «А в то, что пиво «Велкопоповицкий козел» разбавляется для вкуса козлиной мочой, как единственное в мире, веришь?» — навалился на стол Ладя, слизнув с усов пену. «Любовь зла, полюбишь и «козла», — подумал я. Но между нами, непьющими, говоря, лучше — верить. Потому что дальше лишь при условии полнейшей веры можно услышать, что: пиво прежде употреблялось в качестве пивного супа и по своему тонизирующему воздействию на организм приравнивалось к кофе, что хлебали его и ложками, накрошив в миску хлеба. А те, кто побогаче, позволяли себе даже завтракать теплым пивом вприкуску с гренками.
— …А знаешь ли ты, — продолжал между тем Ладя Белкин, — что Карл Маркс, побывав в одной нашей пивной, пришел к выводу, что чехи сплошь люди пьющие, и стало быть, мировая революция среди них невозможна?
И в это надо верить. Ибо доподлинно известно, что в начале прошлого столетия чешская социал-демократия (в рамках Австро-Венгерской монархии) выдвинула лозунг: «Сознательный пролетарий не пьет подорожавшее пиво». Оно перед этим как раз подорожало. А посему рабочему классу предлагалось: первое — бороться за всеобщее избирательное право, второе — против повышения цен на пиво. И стоит ли после этого удивляться, что и Коммунистическая партия Чехословакии, правившая страной бессменно 40 лет и один год, была основана в пивной в пражском районе Бржевнов.
Эх-ма, нам бы их заботы. У нас и вожди, сдается мне, были (и остаются) злыми именно потому, что пива не пили, а заняты были исключительно обеспечением счастья трудящегося народа. А счастье-то — вот оно: сдвинуть кружки, услышать глухой, как удар сердца, стук, обмакнуть осторожно верхнюю и воспаленную, как водится, губу в бархатистую пену и сделать первый осторожный глоток… И закрыть вожделенно глаза, и откинуться на спинку стула, и забыть боль отмороженных пальцев. Забыть все… А пена между тем должна быть толщиной два сантиметра, а посередке — небольшая лунка. Это значит, что черпий знает толк в деле. Но если и лунка для вас не аргумент, то можно положить на пенную подушечку монету достоинством в одну крону и удостовериться, что она не тонет, а лежит себе беспечно на поверхности. Тут уж возразить нечего — мастер разливал! Он, кстати, и определит потом, сколько вам понадобилось горловых спазмов, чтобы осушить «пулитр». Ибо настоящее, бережно хранимое, лелеемое пиво оставляет на стенках кружки белые риски — пенный привет от пивного бога. У Лади две риски, у меня штук пять. Само собой — разница в классе.
— А знаешь ли ты, — в который уже раз вопрошает Белкин и тычет негнущимся пальцем в закопченный, как копченая колбаса, потолок, — что если перед настоящим чехом выставить сто автомашин и среди них одну чешскую «Шкоду», то он выберет любую, кроме «Шкоды»? (Насчет «Шкоды» я не согласился, а Ладя и не возражал. — Прим. авт.) Но если перед ним выставить сто пив, а среди них будет одно чешское… (тут он задумался. — Прим. авт.) а среди них будет… один «Праздрой», то он выберет «Праздрой»?
Задумчивость и, я бы даже сказал, некоторая растерянность Белкина меня вообще-то не удивляет. В студенческие годы, обучаясь на журфаке Карлова университета в Праге, я решил собирать чешские пивные этикетки. Где-то на тридцатой сбился, плюнул и перестал. Много позже узнал, что в Чехии сортов пива — более пятисот, и каждый сорт со своей этикеткой. На флангах стоят ческо-будеёвицкий «Будвар» и пльзеньский «Праздрой». Первое — «сладкое» и самое крепкое (5,1 градуса), второе — горькое и самое хмельное. А посередке — пражский «Старопрамен». Его, говорят, и женщины любят.
— Я вот пробовал американский «Будвейзер» и должен тебе сообщить, что по вкусу это — кока-кола, только горчит немного. А у нашего пива характер есть, — Белкин только-только отставил в сторону шестую пустую кружку, я — третью. Разница в классе между нами по мере приближения вечера становилась безысходной.
…«Штатный» аккордеонист с предупредительным взглядом за стеклами старомодных очков и в черной жилетке с золотыми вензелями, пробиваясь сквозь гудение пивной «У двух кошек», закончил выводить «Виновата ли я, виновата ли я…» и тут же, без паузы, грянул «Прощание славянки». Пиво, похоже, сближает не только отдельных людей, но и целые народы. Не расплескать бы
Виталий Ярошевский
