Засурский обучил практически всех, кто работает сегодня в российских СМИ. Если не лично, то через заложенные им фундаментальные принципы современной отечественной журналистики. О том, как все начиналось, «РД» рассказал президент, а с 1965 по 2007 год — декан факультета журналистики МГУ им. Ломоносова Ясен ЗАСУРСКИЙ.
— Ясен Николаевич, что такое журналистика: дар божий, тяжкий крест?
— И то и другое. С одной стороны, надо уметь видеть необычное в обычном — иметь дар любопытства, любознательности. С другой, надо уметь говорить, писать и быть готовым в любую минуту описать увиденное.
— Как вы стали журналистом?
—
— Журналистика тогда считалась элитарной, чуть ли не блатной сферой…
— Да нет, особой элитарности на журфаке МГУ не было. Обстановка у нас была всегда демократичной: на рабфак набирали талантливых детей из самых обычных семей. Многие из них уже потом, состоявшись профессионально, возможно, и казались элитой. Но у нас они были прежде всего работягами. Да и «звездных» студентов у нас практически не было — разве что Рада Никитична Хрущева. Но это — особый случай. Она была не только дочкой главы государства, а в первую очередь талантливой журналисткой: именно она вывела в лидеры журнал «Наука и жизнь». Так что разговоры о блатных — это миф.
— Кого еще из известных людей вы выпустили?
— За 40 лет очень многих. Достаточно назвать Влада Листьева, главного редактора «Московской правды» Шода Муладжанова, Михаила Ростовского и Александра Хинштейна из «Московского комсомольца» или Виталия Абрамова, только что назначенного новым редактором «Известий». Но самым интересным выпускником журфака был, пожалуй, Алексей Аджубей — человек, который во многом изменил нашу журналистику. И не потому, что он был зятем Хрущева, хотя его жена Рада (они учились на одном курсе) во многом ему помогала. Все дело в высочайшем профессионализме.
— С кем еще из известных людей вас сводила судьба?
— Из писателей могу назвать Артура Миллера, Курта Воннегута, Джона Апдайка, Рея Бредбери, Артура Кларка. С
— Довольны ли вы тем, как работают ваши ученики?
— В целом да. Мне кажется, сила последних поколений журналистов в том, что с
— А я слышала, что нынешнего студента упрекают в том, что он ленив и нелюбопытен? Выходит, это неправда?
— Среди поступающих таких встречается много. Но мы стараемся отбирать других, и в этом нам помогает творческий конкурс.
— А как сегодня попадают на журфак?
— В этом году набор осложнил ЕГЭ. Но нам удалось обойти созданные им мели и с помощью творческого конкурса отсеять тех, кто плохо знает русский язык. Вообще, думаю, что ЕГЭ не очень себя оправдывает. С одной стороны, конечно, он дает шанс поступить в университет тем, кто раньше боялся. Но отсутствие знаний все равно скажется: сдача ЕГЭ не дает знаний, а значит, гарантий, что ты сможешь учиться. Кроме того, студент должен быть думающим, творческим человеком. А ЕГЭ рассчитан на фиксацию
— Жизнь очень быстро меняется. Не исчезнет ли журналистика в эпоху интернета, когда каждый сам себе журналист — читает и пишет, что хочет?
— Большая специализация чревата односторонним представлением о мире. Чтобы остаться думающим человеком, нужна целостность восприятия, которую и дает журналистика. Особенно газета. Она как хороший обед: и закуска, и первое блюдо, и второе. И это интеллектуальное питание незаменимо. Интернет, конечно, тоже хорош, но он слишком сиюминутен, информативен. В газете же больше места занимает аналитика, и это, я думаю, основная тенденция и настоящего, и будущего. Так что, даже став электронной, газета не исчезнет. Ведь она не предмет, а институт современного общества, общества знаний. И как институт наверняка останется. Впрочем, я не уверен, что бумажная версия отомрет. У бумаги масса своих прелестей: можно оторвать кусочек газеты, положить в карман, и он вам напомнит то, что надо. Рукописи не горят! А в интернете — кликнул и забыл.
— А как вы сами читаете и пишете? Виртуально или «натурально»?
— В интернете — быстрое чтение: для краткого знакомства или если надо просмотреть большой объем информации. Так сказать, сканирование. Но для анализа, мне кажется, нужна версия бумажная. Пишу же я на компьютере: сначала первый вариант, потом распечатываю и правлю. Так, кстати, пишет свою прозу Маркес. И очень, как он мне рассказывал, доволен: так не бывает разночтений. Кстати, работать на компьютере, по его словам, его научил не кто иной, как Фидель Кастро.
— Какова, на ваш взгляд, журналистика новой эпохи? Чем отличается от советской?
— Ушел диктат идеологии, но появился диктат денег. Причем двойной: он и возможности учебы определяет, и искажает этические нормы. Во имя сенсации стали меньше щадить человека, пренебрегать его чувствами. А в этом случае свобода превращается во вседозволенность. Правда, меньше, чем 15 лет назад, но все же эта болезнь сказывается. Впрочем, со временем, думаю, мы от нее вылечимся. Все-таки человек не обезьяна, хотя сейчас модно спорить, от кого он произошел…
— Кое-кто так точно от обезьяны…
— Да, и когда такой начинает писать, получается обезьянья журналистика. Обидно, когда на эту стезю сбиваются талантливые журналисты. Сначала постепенно, а потом все чаще внимание публики действует на них как запах крови на пса. Это страшно: журналиста, который этой мертвечины попробовал, потом трудно исправить. Мне представляется, что прежде всего в журналисте надо развивать аналитические способности. Мы, например, ввели спецкурсы, развивающие умение анализа, а также небольшие курсы вроде психологии или антропологии — помогает по лицу
— Кто-нибудь из ваших близких пошел в журналистику?
— Мой внук закончил журфак и заведует на нашем факультете кафедрой новых медиа. Занимается как раз интернетом и новыми технологиями.
— То есть работает на будущее, о котором вы говорили: чтобы журналистика осталась, даже если она видоизменится. Пусть так и будет! Большое вам спасибо!
Лемуткина Марина