Международный раздел в те годы во многом приумножал известность «ЛГ». Происходящее за рубежом еще живо интересовало наших читателей. Каждая полоса имела свое лицо.
Интервью с крупными политиками — президентами, премьер-министрами, министрами иностранных дел — были моей монополией. Особенно запомнилась мне беседа с федеральным канцлером ФРГ Гельмутом Шмидтом, известным экономистом. По протоколу мне уделили 45 минут, но беседа продолжалась полтора часа. Речь шла прежде всего о торгово-экономических отношениях наших стран. Я осмелился — разговор проходил в очень дружественной обстановке — на одно критическое замечание:
— Смотрите, господин канцлер, как умно поступили итальянцы: они помогли нам построить огромный автомобильный завод. И теперь сотни тысяч советских граждан, купивших «Жигули», ассоциируют Италию не только с Муссолини, но и с современными удобными легковыми автомашинами. А что поставляет нам ФРГ? Трубы, станки, химикаты, то есть то, что нам, конечно, очень нужно, но не доходит до семьи среднего русского. Построили бы вы нам, скажем, предприятие, выпускающее мотоциклы или магнитофоны, то есть заводы, продукция которых пользовалась бы широким спросом. Это наверняка благоприятно повлияло бы на отношение к Германии сотен тысяч русских, первым делом вспоминающих Гитлера и фашизм.
— А что, интересная мысль, запишите, — сказал канцлер своему статс-секретарю.
Дома, когда я рассказывал об этом эпизоде в Министерстве внешней торговли, один многоопытный чиновник скептически ухмыльнулся:
— Вот военно-промышленный комплекс и приберет к рукам этот ваш мотоциклетный завод. Ему только подставься! На запросы потребителей оборонщикам наплевать. Они даже не передают достижения первоклассной технологии гражданским отраслям!..
Ну и намучился я потом с этим интервью! Из Бонна в посольство ФРГ в Москве передали полный текст беседы, и посольство требовало, чтобы я точно воспроизвел слова канцлера, в том числе «Берлин» (а у нас полагалось писать «Берлин — столица ГДР» и «Западный Берлин»), «германский бундестаг». В те годы это была страшная крамола. Приведи я эти формулировки, ГДР закатила бы скандал. Тупик. Обе стороны настаивали на своей терминологии… Спас меня Вадим Загладин,
— Печатай «Берлин», а в скобках уточни: «Западный». «Бундестаг» оставь, только вместо «германский» напиши «немецкий» — придраться будет нельзя.
Посольство ФРГ осталось довольно: интервью заняло чуть ли не целую полосу…
На
Здесь же чаще всего разоблачались и «происки западных спецслужб». Один из таких материалов до сих пор вызывает у меня краску стыда…
Как германист, я не раз встречался с Вилли Брандтом, Гельмутом Колем, Францем-Йозефом Штраусом, министрами, промышленниками, депутатами парламента. Был вхож в посольство ФРГ.
И тут КГБ подложил мне большую свинью. Поздним вечером меня попросили срочно встретиться с послом ФРГ и передать ему, что подготовленная западногерманским телевидением сенсационная телепередача о советских дипломатах-шпионах ни в коем случае не должна появиться на экранах. Иначе… Иначе в московской печати будут опубликованы разоблачительные материалы о поведении некоторых дипломатов ФРГ в СССР, выполняющих шпионскую миссию.
Было уже около полуночи, но посол ФРГ любезно согласился принять меня в своей резиденции. Выслушав меня, объяснил, что посольство, да и правительство ФРГ не управляют телевидением и не могут диктовать, что именно показывать на экране. Другого ответа я и не ожидал. Фильм показали.
В качестве орудия мести КГБ избрал нашу газету. Мне привезли дурно написанный и бездоказательный материал о пресс-атташе посольства ФРГ Эберхарде Хайкене, который, работая до этого в Индии, якобы пытался завербовать советскую гражданку, преподававшую индусам русский язык. Все мои доводы и возражения, просьбы передать статью в другую центральную газету успеха не имели. Пришлось превратить липовый «компромат» в письмо в редакцию этой самой преподавательницы и, сжав зубы, напечатать «утку». Конечно, отношения редакции «ЛГ» с посольством ФРГ были надолго испорчены. Только в период гласности я все же рассказал всю эту неприглядную историю и отвез номер газеты Э. Хайкену, который к тому времени служил уже советником-посланником посольства ФРГ в СССР. Не ожидавший этого моего шага, Хайкен был искренне растроган…
Кое-кто из западных кремленологов утверждал не раз, что «Литгазета» — орган КГБ. Да, изредка нам приходилось уступать нажиму, как в случае с Хайкеном.
Но, по большому счету, единственное, что связывало нас с Лубянкой, были «совместные» корпункты в Нью-Йорке, Токио, Лондоне и Париже.
За свои уступки мы требовали ответных. Например, в Нью-Йорке успешно работал на нас известный писатель, драматург и публицист Генрих Боровик, которого можно обвинить в чем угодно, но только не в работе в КГБ. Мы придирчиво относились к кадровым сотрудникам разведки, которых нам навязывали как собкоров «ЛГ». И это сходило нам с рук.
Да, мы вроде бы были «друзьями». Меня трижды принимал председатель КГБ Андропов. Юрий Владимирович казался интеллигентным и образованным человеком, даже, как выяснилось потом, сочинял стихи. Я приходил к нему с одной-единственной просьбой: дайте хорошего современного разведчика и позвольте о нем написать. Ведь последним героем нашей разведки был Рихард Зорге. А после войны, в
Андропов каждый раз твердо говорил «нет».
— Нет у нас разведки. Вот контрразведка — это пожалуйста, можем подобрать отличных ребят.
Поскольку уговаривать было бесполезно, я заводил разговор о книгах и уж тут встречал заинтересованного собеседника.
Однажды, увидев на его письменном столе том со множеством закладок, я спросил, что это за книга.
— Плеханов, очень интересные и даже актуальные мысли. Почитайте, не пожалеете…
Думаю, в Политбюро не было других поклонников Плеханова.
Своеобразные отношения сложились у меня с генералом Ф.Д. Бобковым. Вначале он был начальником печально известного
У КГБ было сильное оружие: делать человека «невыездным». В эту группу отверженных неожиданно попали член редколлегии по международному разделу «ЛГ» Олег Прудков и зав. отделом социально-бытовых проблем Анатолий Рубинов. Пришлось ехать на поклон к Бобкову и ручаться своим партбилетом за этих сотрудников. Это помогло, проклятие с них сняли.
Но настороженность
Во время командировок в ФРГ в каждом городе у меня был сопровождающий, переводчик или переводчица с отличным знанием своего региона. В Мюнхене моим гидом была фрейлейн Мюмю — так я ее называл. Она заботилась о моей программе, обеспечивала автомашину, покупала билеты в театр и в кино.
Естественно, я чувствовал себя обязанным. И когда Мюмю приехала на стажировку в Москву, в МГУ, и позвонила мне домой, я счел своим долгом пригласить ее в гости. Об этом немедленно стало известно.
На другой же день позвонил Абрамов и заявил, что хочет приехать ко мне в редакцию переговорить по серьезному вопросу. А
В литературную политику газеты (кого печатать, а кого — нет, кого хвалить, а кого ругать) Абрамов никогда открыто не вмешивался, он действовал через зав. сектором литературы в ЦК А. Беляева. Но я Абрамова «чувствовал» постоянно, до конца он мне не доверял.
Много писала «ЛГ» о торгово-экономических отношениях с нашими партнерами в Америке, Западной Европе, Японии. Министр внешней торговли СССР Н.С. Патоличев — в те годы крупный государственный деятель — высоко ценил публикации «ЛГ» по этой проблематике. Обычно, отправляясь в какую-нибудь страну, я заходил к нему и получал ценные советы. К тому же соответствующему торгпреду посылалась шифровка с распоряжением организовать мои встречи и беседы в фирмах и оказывать всяческую помощь. Надо ли объяснять, как это полезно было для газеты?
Немаловажные функции выполнял отдел зарубежной культуры «ЛГ». Мы не боялись сказать доброе слово о таких спорных писателях и драматургах, как Криста Вольф в ГДР, Вацлав Гавел в Чехословакии, Гюнтер Грасс в ФРГ, которых наши официальные идеологические власти побаивались и не жаловали. Газета часто открывала новые имена для наших издателей, зажигая тем самым зеленый свет переводам на русский язык.
Подпортила нашу добрую репутацию среди интеллигенции серия «разоблачительных» статей о чехословацких «диссидентах», духовных лидерах «пражской весны», таких, как Гольдштюкер, Прохазка и другие. Технология изготовления таких статей была довольно своеобразной. Ближе к полуночи в редакцию приезжали два заведующих секторами ЦК — Виктор Власов (сектор газет) и Ираклий Чхиквишвили (сектор издательств). Они привозили свежие «тассовки» и называли очередную жертву. После этого боевая тройка — Олег Прудков, обозреватель отдела зарубежной культуры Никита Разговоров и я — принималась за работу. К утру статья была готова, и фельдъегерь отвозил ее Демичеву, в то время секретарю ЦК по идеологии. Замечаний обычно не поступало, и статья ставилась в очередной номер.
Да, теперь стыдно в этом признаваться, но правду не утаишь. Стыдно и за попытки дискредитировать творчество иных отечественных поэтов, прозаиков, критиков, литературоведов. Все это происходило по указке ЦК и Союза писателей СССР — Маркова, Верченко, Озерова… Они легко «сдавали» «диссидентов», как бы значительно ни было их место в литературном процессе.
Важным в «ЛГ» был политический раздел — шла «холодная война». А тут еще новая забота на Дальнем Востоке — схватка за остров Даманский, яростный нажим на Монгольскую Народную Республику. Антимонгольские передачи «Радио Пекина», волнения среди китайских строителей, работавших в Монголии по контракту, включение МНР в китайские карты как часть Поднебесной Империи…
Я решил слетать в Монголию, чтобы на месте увидеть обстановку. В секторе ЦК мне сказали, что предварительно надо договориться с Ю. Цеденбалом, генеральным секретарем ЦК Монгольской народно-революционной партии и фактическим руководителем страны. Оказалось, что он отдыхает у нас в Пицунде со всей семьей.
Рейс в Адлер, час-другой на автомашине, совместный обед и купание в Черном море — и все было согласовано. По аппарату дальней правительственной связи «ВЧ» Цеденбал тут же переговорил с Улан-Батором: «Вас с нетерпением ждут…».
В Монголии я провел четыре ужасных дня: утром водка, днем коньяк, вечером водка. И конина — жареная, в виде колбасы, копченая… Поселили меня в правительственной резиденции в нескольких десятках километров от столицы. После завтрака ко мне приезжал высоченный генерал-лейтенант или даже генерал-полковник — уже не помню, выслушивал мои просьбы: нужны тексты передач «радио Пекина» в переводе, переводы лозунгов китайских строителей, фото китайской карты, включавшей МНР… — все мои просьбы выполнялись быстро и охотно. Четыре дня непрерывной работы, и материал был готов. Конечно, никаких туристских развлечений, вечером засыпал как убитый. На завтра был назначен мой вылет домой, но погода оказалась нелетной, густой туман.
Что делать? Звоню по «ВЧ» Чаковскому, прошу подключить военную авиацию. В три часа ночи меня разбудил телефонный звонок: «Докладывает подполковник N. Самолет, бортовой номер
Улетел я рейсовым самолетом. Цеденбал с женой и сыном уже вернулись в Москву и жили в особняке на Воробьевых горах. Еду к ним. Статья Цеденбалу понравилась, он меня поздравил и пригласил пообедать. Я наслаждался лососиной, когда ко мне подошел
Звонил секретарь ЦК по соцстранам К.Ф. Катушев.
— Должен вас огорчить. Ваш материал нельзя давать в газете с таким большим тиражом, как ваша. Передайте статью в журнал «Новое время» — они немедленно напечатают.
— Как же так! Я четверо суток работал, а теперь отдать материал дяде?
— Согласовано с Кириленко (фактически
Да, можете представить себе мое настроение. Статью с большой китайской картой сразу дало «Новое время». Как уж потом объяснялись в ЦК с Ю. Цеденбалом, я не знаю…
Виталий Сырокомский
