Санкт-петербургский пианист-виртуоз Глеб Колядин прославился в составе прог-роковой группы iamthemorning. Проект, записывавшийся на знаменитом независимом лейбле Kscope, местная сцена почти не замечала, пока в 2016-м он не получил награду Prog Music Awards за альбом «Lighthouse». История получила продолжение в этом году: в феврале Колядин выпустил свой сольный альбом — на том же лейбле и с набором музыкантов, вызывающим легкую оторопь. В одной работе, где от Прокофьева до прог-рока всего два такта, ему удалось собрать Гэвина Харрисона из King Crimson и Porcupine Tree, Стива Хогарта из Marillion, Джордана Рудесса из Dream Theatre и еще полдесятка почетных персонажей прог-роковой сцены. Альбом Глеба Колядина будет представлен 18 марта в Петербурге на Новой сцене Александринского театра в концерте «The Art of Introspection». В интервью Максу Хагену музыкант рассказал о том, как сходятся академический опыт и прогрессив-рок, а также о блуждании по закоулкам собственных снов.
— В 2016-м группа iamthemorning, в которой вы являетесь основным композитором, получила премию Prog Music Awards — «Альбом года». Тогда все всплеснули руками: это выглядело как реальный прорыв российской группы за рубежом, причем на домашней сцене вас знали плохо. Что изменилось с тех пор?
— Хороший вопрос. В России, честно говоря, кардинальных изменений не произошло. Премия зарубежная, и она упрочила наши позиции именно на европейском рынке. У нас прошел серьезный тур, в котором мы уже были хедлайнерами, прошлой весной участвовали в голландском Marillion Festival, серьезном событии в своем стиле. А в России как-то сказали «вот здорово!» — и на этом все закончилось. Форсирования ситуации у нас здесь так и не произошло, все осталось на своих местах.
— Как вы делите обязанности между iamthemorning и сольной деятельностью?
— Если говорить о музыкальной части, то у меня есть паблик Poloniumсubes, который я веду уже несколько лет и куда выкладываю разные черновики. Они и называются просто по датам, без конкретики. Это и есть кладезь тех идей, которые потом дорабатываются и используются в моих сольных вещах либо для iamthemorning. Как раз сейчас мы работаем над новым материалом, и идеи частично взяты из этого «дневника». Но вообще меня обычно тяготит многозадачный процесс, я стараюсь концентрироваться на чем-то одном. Если хочешь сделать все хорошо и вжиться в работу, то лучше отбросить все остальное, поставить на паузу и заниматься одной задачей. Весь прошлый год, например, несмотря на концерты с iamthemorning и параллельными проектами, мое сознание было все-таки увлечено собственным диском — это небыстрый процесс. Сейчас, когда мой альбом издан и пройдет концерт в его поддержку, можно снова сконцентрироваться на группе. Новой работы от нас уже очень ждут.
— У вас происходит какая-нибудь сортировка материала? «Это точно мне, а вот это группе…»
— Случается, но, как правило, у меня происходит просто фиксация идей без начальной задачи: «Сейчас надо делать что-то конкретное». А когда надо что-то выбрать, то я переслушиваю наброски и анализирую, что можно использовать в каком контексте, что подкорректировать, а что и удалить. Весь этот процесс происходит обычно после того как музыка готова. Мой сольный альбом, например, более инструментальный. С песнями существует некий «исходный код» в виде текста, структуры, вокальной линии. А в инструментальной музыке границы гораздо шире. У меня и задача была сделать альбом как можно более разнообразным, чтобы мне самому его было интересно слушать. Но при этом мне хотелось подобрать композиции так, чтобы и в этом разнообразии чувствовалась однородность.
— Как можно достигнуть такой однородности — посреди всех классических, неколассических и прог-роковых влияний?
— Во-первых, если слушать изначальные демо и сравнивать их с конечным результатом, разница почувствуется сразу. Когда наброски уже в студии переигрывались живыми музыкантами, осталось влияние каждого. Все участники так или иначе внесли свою лепту в общий звук, что помогло альбом презентовать все-таки под маркой «прог-рок». В изначальном виде жанровая принадлежность не так считывалась — это больше фортепианная музыка.
— Лейбл Kscope предъявлял какие-нибудь требования, чтобы альбом лучше вошел в его линейку?
— Нет. После предыдущих двух релизов iamthemorning у нас с ними просто хорошие дружеские отношения. И были ожидания, которые оправдались. Здесь получилась довольно длинная история. Я сначала думал издать диск только своими силами. Поэтому средства на запись собирались через краудфандинг. Но идей появлялось все больше, захотелось участия каких-то гостей — и я понял, что одних музыкальных задач скопилось столько, что непосредственно издание и все, что относится к продвижению, я уже дальше сам не потяну. Тут я и начал писать на Kscope: «Не хотите ли издать?» Мне ответили, что было бы интересно. Я принес музыку: «Все почти готово».— «Ок!» Наличие известных гостей в альбоме тоже стало плюсом. Но поскольку все произошло не очень вовремя, то получилось, что альбом был готов уже в прошлом сентябре, а издан спустя почти полгода. Со стороны Kscope не было ни обязательных установок, ни давления. Все произошло «само». Единственное — лейбл порекомендовал записать какие-нибудь вокальные треки. Я предполагал один, в котором сейчас поет Мик Мосс. А мне еще чисто по-дружески посоветовали обратиться к Стиву Хогарту — раз уж вместе играли на Marillion Fest, то, может, он согласится. Но связывался я сам, вся переписка велась напрямую, с контактами все решал я.
— В итоге, вам удалось собрать весьма завидный состав западных прог-рок музыкантов…
— Самое удивительное, что все получилось очень просто и дружелюбно. Я помню, что первый человек, который откликнулся, был Гэвин Харрисон из Porcupine Tree и King Crimson. Я написал очень такое вежливое письмо, отправил черновики — и получил ответ буквально через полтора часа. Гэвин писал из гримерки перед концертом King Crimson: «Мы сейчас с гитаристом слушаем твои демо, это так здорово! Все сделаем! Железно!» Для меня это стало суперподпиткой и сразу дало толчок к продолжению работы. И потом, когда я писал другим музыкантам, едва упоминалось имя Гэвина Харрисона, все сразу говорили: «Конечно, мы тоже в деле!» Никаких проблем не было вообще.
Вообще, я все время боюсь забыть упомянуть кого-то. Альбом сугубо интернациональный, а в записи участвовало человек пятнадцать. Часть вещей писалась в Петербурге, есть и консерваторские друзья, есть и из нашей джазовой тусовки люди, очень хороший музыкант Григорий Воскобойник. Сведение происходило в Канаде, где звукорежиссер еще и писал гитару и проделал фантастическую работу по музыке, организации материала, звукам, советам. Все было очень плотно.
— Как происходило включение гостей в ваши вещи? Все играют в разных группах и на разных инструментах, но при этом им надо было правильно влиться в ваш материал.
— Я изначально сделал очень подробную схему всего альбома — буквально до хронометража: черновик альбома по длительности лишь на минуту расходится с финальным результатом. Порядок вещей, аранжировочные моменты — все было расписано. Все партии, которые я представлял, будь то бас или даже гитара, я записывал хотя бы на компьютере. Музыканты уже имели референс, что, где и как можно сделать. Причем я писал, что рамок нет, следовать черновику буквально не стоит, а лучше даже добавить что-то свое. Получалась работа в относительных и очень гибких границах. Единственным из участников, кто вышел за эти изначальные рамки, стал как раз Гэвин Харрисон. Я не стал ему придумывать какие-то черновые барабаны — это слишком сложно, да и не нужно было. Так что я на словах и почти на уровне ощущений описал, что примерно хотелось бы услышать — а он принялся выдавать прямо фантастические партии. Иногда бывало неожиданно, но то, как он работает с ритмом, совершенно не поддается моему представлению. Я был так потрясен, что уже безропотно принимал все, что он присылал: лучше него никто не смог бы сыграть.
— Как для вас в принципе сходятся прог-рок, ваша фортепианная музыка и консерваторское образование?
— Я бы сказал, что консерваторская закваска помогает в принципе. Она дает ощущение формы — как собрать материал в единую структуру, как подойти к музыке с композиционной точки зрения. Грубо говоря, это структурирование процесса. Я не всегда это структурирование слышу у современных исполнителей, сейчас все очень склоняется в сторону звука, но слушать новую музыку как композицию мне бывает не очень интересно. Я точно могу сказать, что мои навыки идут из классического образования. И это основной пункт. Я так или иначе исхожу из своего пианизма, и возникающие идеи часто идут от навыков владения инструментом. Даже если я буду пытаться это скрыть и делать какие-то треки, скажем «более гитарными», все равно академическое образование неизбежно будет проявляться. Без него никуда, оно уже в крови.
В принципе, классическое образование дает широкий спектр возможностей. Возможно, ты будешь использовать их не в полную силу, но у тебя всегда будет выбор — как шкаф с одеждой, который ты можешь открыть и выбрать подходящий на данный момент костюм. И чем больше вариантов, тем оптимальнее выбор. Консерваторское образование дает именно эту степень надежности: у тебя всегда есть варианты развития идей, опыт работы над музыкой. Если у тебя тупиковая ситуация — вдохновения, может, сейчас не хватает — то всегда можно подойти аналитически, отталкиваясь от опыта, сложенного суровым академическим образованием. Это, безусловно, помогает. Если сравнивать «просто» рок-музыканта с «академиками», то, допустим, к тому, что он будет слышать и импровизировать, я могу добавить еще и навык. Причем здесь нет никакого снобизма. Просто другой образ мышления. Это каркас, на который наслаиваются мои музыкальные предпочтения и идеи. У меня есть и знакомые с минимальным музыкальным образованием, но с фантастически хорошим слухом и восприятием музыки — я им даже по-хорошему завидую, как у них все складывается «само собой»...
— Неизбежно возникает вопрос, от чего вы отталкивались, сочиняя альбом где-то на грани между академизмом и прог-роком…
— (Смеется.) Вот это, конечно, самый неблагодарный вопрос, на такие штуки всегда сложно отвечать. В принципе, отталкивался от того, что нравится, и от того, что слушал, когда записывал альбом. Например, в нем однозначно есть немножко Дэвида Сильвиана, есть немножко американского минимализма в духе Стива Райха, есть что-то похожее на ранние альбомы группы Gong — прог-рок 1970-х. Чуть Jethro Tull и King Crimson, конечно. Еще я пытался добавить и какие-то фольклорные элементы, скорее в русском духе — может, и не очень очевидно, но для меня в альбоме присутствуют некоторые архаичные фолк-темы. А мой учитель из консерватории буквально позавчера говорит: «Да у тебя там типичный Равель!» Интересно, я и не задумывался. Нет, конечно, Равеля я играл в консерватории, но получилось, что какие-то вещи неосознанно переварились в голове и вот теперь как-то просочились. Если еще конкретные имена, то, конечно, Авишаи Коэн — о нем я точно думал. Тигран Амасян, который, на мой взгляд, сейчас суперзвезда в фортепианном джазе — то, как он скрещивает жанры, это очень круто, никаких аналогов.
— Что интересно, кроме Равеля, классических или неоклассических композиторов, казалось бы, более очевидных в связи с фортепианной музыкой, вы не упомянули.
— Ну, наверное, точно можно назвать Прокофьева. Может быть, Стравинского. Но, опять же, это все само собой. Никакого желания делать копии не было, просто когда фиксируешь идею, думаешь: немножечко похоже… Ну почему бы и нет. Все равно музыка складывается моя собственная. Хотя мне постоянно кажется, что хотелось бы больше и глубже владеть классической музыкой. Это область, в которую можно нырнуть с головой и больше не возвращаться. А ты сам сыграл мизерную, еле заметную часть из того, что можно было бы. Хотелось бы причислять себя к людям, которые этой музыкой буквально дышат — но здесь мне ее еще изучать и изучать.
— Почему вы не стали придумывать название альбому? «Глеб Колядин» — и все.
— Если ты называешь альбом как-то конкретно, то название для всех будет означать разные вещи. Это сразу дает море домыслов или каких-то неверных трактовок. Для меня стало огромной сложностью придумать названия даже не самому альбому, а и отдельным трекам. Честно говоря, я советовался с Марьяной (Марьяна Семкина, солистка iamthemorning.— “Ъ”), и у нее были какие-то примеры, рабочие названия — а что-то лучше обозначить точнее, придумать другое слово. И если внутри альбома что-то получилось отыскать, чтобы было и мне комфортно, и у слушателя складывался нужный образ, то единого названия так и не сложилось. Так что решили «сделать по классике», одноименный альбом: вот фотография, а вот имя.
— При этом внутри альбома все равно есть некая концепция, проход по заброшенному дому во сне.
— Да, сюжет есть. Это история персонажа, которому снится безлюдный дом с разрушенными лестницами и запутанными коридорами. И чем больше этот персонаж блуждает по дому, тем больше понимает, что это проекция его самого. Путешествие в некой степени разрешает его проблемы и вопросы, структурирует его внутренний мир. И в конце он находит тайную комнату, в которой происходит катарсис, успокоение, наступает счастье. Хэппи-энд! Альбом концептуально делится на две части — первая более активная, когда персонаж в хаосе бегает по всем коридорам. Вторая — начинается как бы заново, с уже осознанным восприятием того, что происходит.
На самом деле получилась почти личная история. Мне этот конкретный дом снится с детства. И я понимаю, что это место, где я бывал только во снах, оно не имеет связи или воспоминаний о реальном мире. Действительно, немного мистическая история, но все довольно честно. И все заканчивается хорошо, в холодном поту я не просыпаюсь.
— На ближайшем концерте музыка будет сопровождаться видеоартом с концептами художника Арсения Блинова. Какие у вас точки соприкосновения? Из сказанного вами создается впечатление довольно упорядоченного музыканта и человека. Арсений же предпочитает работать с абстракциями…
— До недавнего времени мы не были знакомы. Мне показывали работы художников, с которыми можно было бы посотрудничать. Работы Арсения понравились, а когда мы с ним встретились, у меня возникло ощущение, что у нас в сознании происходят все же сходные процессы. Да, несмотря на то, что его искусство — более абстрактные вещи. Но ведь в голове у человека тоже все упорядочено! Могут быть просто разные формы выражения. Интуитивно у меня возникло ощущение, что есть что-то родственное. И он тоже не любит называть свои работы, избегает явных названий и трактовок, что мне близко. Все сошлось на интуитивных моментах.
