В прокат выходит «Конференция» — первый игровой фильм о теракте в Театральном центре на Дубровке. Режиссер Иван И. Твердовский проводит ритуал пробуждения коллективной памяти, маскируя его под семейную драму
Новый фильм Ивана И. Твердовского («Зоология», «Подбросы») начинается тайным сигналом отборщикам европейских фестивалей: в открывающем эпизоде снятый сверху желтый промышленный пылесос, страшно гудя, долго ползет по серому залу некоего ДК. Утомленная повседневность, печальная эстетизация типового быта, испытание зрительского терпения — примерно так и выглядит пропуск в мир Ульриха Зайдля и Андрея Звягинцева, стриминга MUBI и молодежных секций Канна, Берлина или Венеции. В венецианской программе «Дни авторов», собственно, «Конференцию» и показывали совсем недавно — но приз там взял другой российский участник, «Kitoboy» Филиппа Юрьева (они с Твердовским, кстати, оба закончили мастерскую Алексея Учителя во ВГИКе).
Серый зал — это зал Театрального центра на Дубровке. Именно тут и состоится конференция, а по сути — вербатим-реэнактмент событий трех октябрьских дней 2002 года, когда группа террористов удерживала в заложниках труппу и зрителей мюзикла «Норд-Ост». Прямо его тут, впрочем, не называют. Да и хроника трагедии несколько изменена Твердовским в угоду драматической коллизии, которая служит формальным поводом к разговору о коллективной травме, исторической памяти, вытеснении и возвращении вытесненного. Главная героиня «Конференции» монахиня Наталья (Наталья Павленкова) — одна из двух заложниц, которым 24 октября удалось сбежать через окно туалета. В фильме этот побег нагружен моральной дилеммой: Наталья оставляет в здании мужа, дочь и сына, который позже погибнет во время штурма. Чувство вины заставляет ее уйти из семьи в монастырь, а вернувшись по благословению своего духовника в Москву в 2019-м, она обнаруживает дочь озлобившейся, фактически отрекшейся от нее, а мужа — парализованным после инсульта и утратившим способность говорить. Восстановить разорванную цепь жизни призвана цепь ритуалов, инициированных Натальей: сперва поминальный молебен, потом перформанс воспоминания. Арендовав в годовщину события тот самый зал и пригласив на встречу выживших, Наталья просит их вслух восстановить последовательность событий. Отсутствующих заменяют надувные манекены разных цветов: черные изображают террористов, синие — погибших заложников, белые — тех выживших, кто не захотел прийти. (Среди актеров, снявшихся у Твердовского, есть и настоящие свидетели — «носители опыта»: актеры Филипп Авдеев и Роман Шмаков, которые детьми играли в «Норд-Осте» и находились в театре в тот вечер.) Воспоминания заводят слишком далеко — в какой-то момент Наталья сама разбирает сцену на доски и баррикадирует входы в зал (так же, как это сделали когда-то террористы), чтобы не допустить прерывания ритуала уставшим охранником, который хочет закрыть театр и пойти домой.
Смотреть «Конференцию» некомфортно. Не только потому, что ее театрально-ритуальная часть — изматывающий эмоциональный опыт. Зритель, хорошо знакомый с фильмографией и методами Твердовского, испытывает тут когнитивный диссонанс: новый фильм одновременно похож и непохож на предыдущие. Анфан-террибль российского кино, ироничный провокатор триеровского разлива, Твердовский начинал с мокьюментари на сенсационно-острые темы. «Словно жду автобуса» — как бы док о проституции среди провинциальных школьниц. «Снег» — как бы док о школьной учительнице, которая покупает героин у бывшего зятя для своей дочери, ставшей наркоманкой (игровую природу фильма могли обнаружить только опытные телезрители — учительницу играла Наталья Павленкова, тогда известная лишь по ролям в сериалах «Защита» и «Бешеная»). Игровые фильмы Твердовского всегда аккуратно играли с темой сексуальных фетишей и наотмашь били эмоционально-китчевыми сценами страданий героев. Постоянным объектом саркастической насмешки в его фильмах были и нормализирующие, дисциплинарные институты, и их ритуалы — школа («Класс коррекции»), система здравоохранения («Зоология»), силовые структуры («Подбросы»).
В «Конференции» значительную часть занимают обряды православной церкви — и не очень понятно, каким взглядом следует смотреть на них: тут Твердовский намеренно показывает объект съемки очищенным от любых ассоциаций, и это освобождение образа выглядит радикальнее его предыдущих сатирических находок. Точно так же очищен от морали и выводов ключевой эпизод самой «конференции» — приносит ли она облегчение ее участникам, непонятно. Наталье — уж точно нет: дочь ее так и не простит, а муж умрет.
Смысловая разомкнутость, открытость сюжета превращает фильм из репрезентации работы терапевтического инструмента в сам этот инструмент. «Конференция» — это не фильм о том, что было намеренно вытеснено и забыто общественным сознанием, не история о скорби вымышленной героини. «Конференция» и есть та самая конференция, разыгрываемая вживую при каждом сеансе. Зал на экране продолжается в зале кинотеатра, и кинозритель также забаррикадирован в нем, захвачен в заложники своей собственной памятью. А традиционная рамка семейной драмы, оформляющая это доку-театральное по форме представление, призвана легитимизировать его в глазах привыкшей к обычному кино публики: психическая реальность слишком странна, сюрреалистична и невероятна — и потому должна быть верифицирована каноном привычного реализма.
Василий Корецкий
