Я люблю каникулы. Учиться мне тоже нравится. Хорошо тянуть руку, объяснять урок, получать пятерки. Больше всего люблю красиво заполнять тетрадку и делать домашку. Но вот проходит день, другой, неделя — и я начинаю ждать каникул. Хочу лежать и только читать: обычно читаю всё время, когда только могу. Уроки делаю быстро, и, чтобы мама не ругалась, прячу книжку — под столом есть полочка, которая движется туда-сюда, там и лежит та самая книга.
Обожаю сказки. Однажды я наберусь храбрости и пойду туда, сама не знаю куда, и уж там-то мне выпадут приключения. Мне будет страшно, очень страшно, но я буду храбро идти и дойду до конца. Будут гроты с ледяной чёрной водой, склизкое существо Горлум, которое захочет меня убить, орки и пауки. Но я буду сметливой и бесстрашной, как ронья, и всё у меня получится.
В дневнике вывожу «каникулы» таким красивым с завитушками почерком. И жду. Когда сижу на уроках, смотрю в окно и жду. Желтеет дерево за окном. И вот уже листочки скукоживаются и облетают. По утрам дворники подметают тротуары, собирают листья в кучи. Иду в школу и распинываю их. Когда идёшь по листьям, они шуршат шурш-шурш-шурш и ломаются. Пахнет осенью. Дворничиха жжёт костер. Запах жжёных листьев, дым, сентябрь. Пора листопада быстро кончается. По утрам всё холоднее. Мама говорит: «Холод снега, скоро пойти должен», и он идёт. С утра на колготы надеваю тёплые гамаши, чтобы не спадали, заворачиваю их при помощи резинки на поясе. Падает крошка. Она мелкая, летит в лицо, залезает под воротник, колется. Это ещё не снег, но что-то.
И вот он — первый снег. Снег идёт хлопьями. На уроках мы только и делаем, что смотрим в окно. Последний звонок. Мальчишки первыми выскакивают на улицу. С гиканьем и улюлюканьем выбегают на улицу, кидают свои портфели и накидываются на нас, девчонок. Мы сбиваемся в стайку, кидаем портфели и начинаем защищаться. Вдруг в меня летит ледышка. Из глаз выступают слезы. Я ору Руслану, что мне больно, он только смеётся в ответ. Мне он нравится. Он нравится всем девчонкам: ниже меня на голову, чёрненький, как выгоревший на солнце, и всегда улыбается. Когда он мне улыбается, сердце будто пропускает удар, и я вся замираю. На переменках дергает за косички — это больно. Я не знаю, нравлюсь ли я ему. Он смеётся. Разворачиваюсь, беру портфель и иду домой. Подбегает подружка и говорит: «Надо лучше уворачиваться». Вслед летят снежки, мы бежим, потом болтаем всю дорогу.
Заснеженный Иремель (CC BY-SA 2.0)
Дома встречает бабушка. Зову ее уласай*, с этим у нас строго: «Бабушка вон, на печи лежит, а я уласай», — повторяет она. На обед — уйра — мой любимый суп. Доедаю и прошу добавки. Улус накладывает, приговаривая: «Одинокая ворона говна наесться не может».
Скоро в музыкалку. Сегодня зачёт. Ненавижу зачёты и экзамены. Так волнуюсь, что пальцы всегда мокрые, а мне Баха сдавать. Пот капает на клавиши, они склизкие становятся, как валуны в пещере Горлума, а я продолжаю играть. Сдала, говорит учительница. И парочка других, кого она приглашает, тоже согласно кивают. Ненавижу эту последнюю учительницу. Когда она показывает новый этюд, её ногти клацают по клавишам клац-клац. Она никогда не улыбается. Скучаю по первой. Тогда мы жили с папой, в другом, большом городе. Потом переехали, мама говорит: потому что я болела.
А папа остался.
Иду домой. Долго стою под фонарём и смотрю, как падает снег. В кружочке тёплого света снег идёт, ложится на руку, тает и снова ложится. Ловлю его языком. Снимаю варежки, подставляю ладони. Снег ложится и сразу же тает. Рассматриваю узоры, каждый узор как хрустальный звон, как маленький ёжик.
В дневнике вывожу «каникулы», и они наступают. У всех зимой каникулы идут две недели, а мои — месяц. Ведь мы — я и улас — едем в деревню. Нашу деревню всегда заметает такими сугробами, что машин в них и не видно. Ждём, пока дорогу не очистят от снега.
Наша деревня находится в лощине, и со всех сторон её обступают горы: уральские, вековые. Самая любимая начинается за огородом асай*. Это — Зухра. Когда приезжаю в деревню, я всегда взбираюсь на неё. Ручей отделяет две горы — Зухру и Сыбай. Если зачерпнёшь воды, аж скулы сводит от холода. Олатай* говорит, что ручей берет начало очень далеко и по дороге в низину подпитывается другими горными ручьями, крепнет и становится полноводной рекой. Река Ассоль делит нашу деревню пополам. По её берегам растут дубы и тополя, к ней склоняют свои ветви ивы. Сейчас зима, и река подо льдом. Деревня наша большая, на четыре улицы. Асай с олатай живут на основной. Ещё на нашей улице магазин, клуб и библиотека.
Вечер перед поездкой хлопотен. Уласай собирается, укладывает вещи. Я говорю: «Скоро поедем». Она неизменно добавляет: «Алла бирса*, надо говорить, кызым*, Алла бирса». Плохо сплю, волнуюсь. Вскакиваю, на улице ещё темень, горят фонари, идёт снег. Мы на автовокзале, нас провожает мама. Вот и наш автобус. Внутри плюшевые сиденья и тот специфический запах, который есть на всех вокзалах. Вдоль дороги столбы, провода, на них застыл иней. На улице минус тридцать. В автобусе стараюсь сесть ближе к водителю, рядом c уласай. Всю дорогу мну в руках полиэтиленовый мешочек. Я смотрю на дорогу, но всё равно укачивает. Рвёт, а потом ещё и ещё. Пакетик наполняется жидкостью.
Остановка, это вокзал. К туалету, простой деревянной кабинке на улице, очередь. Сколько с себя нужно снять, чтобы пописать. Смотрю в дырочку, там целое царство сталактитов и сталагмитов. Выбрасываю пакетик. Всё, выхожу, вдыхаю носом и выдыхаю, вдыхаю морозный вокзальный воздух. Все уже в автобусе. Захожу, трогаемся. Уласай дает ещё один мешочек. Молчит, смотрит в окно, ест сорбит. Она болеет диабетом. Она всегда им болеет: ест только черный хлеб, гречку, делает винегрет и уйру.
Едем. Меня укачивает. Она дает курут*, сосу. Становится легче. Едем. За окном проносятся столбы, провода, поля под снегом, деревья, домики, из труб идёт дым — он поднимается высоко в небо. Холодно, морозно и свежо. После стоянок мы шумной толпой усаживаемся обратно в автобус и едем. Деревья стоят под инеем. Мне кажется, что я очутилась в волшебном царстве. Начинает подвьюживать. Уласай говорит: «Лишь бы не начался буран». Едем. Вот наконец-то проезжаем райцентр, за ним съезд с основной дороги. Дальше все деревни знаю по именам: вот, Плешивые. Когда с мамой летом её проезжаем, она обычно говорит в этом месте: «Что есть у плешивого?» «Золотой гребень есть», — отвечаю я. И мы смеёмся.
Люблю очень маму, но она редко со мной бывает. Едем немного, и вот следующая, совсем крошка, всего в несколько домов деревушка. Зовётся она Э-гей, мурсалей. Мама в этом месте обычно так смешно читает её название, и мы с ней опять смеёмся, даже ухохатываемся. Мама смешлива и очень любит, когда смеюсь и я. А вот, уже совсем ничего осталось до нашего дома, деревня Голубка. До нашей деревни не больше десяти км. На улице уже потемнело.
Автобус останавливается. Мы берём свои сумки и, наконец, выходим. А здесь: па-пам! Лошади запряжены и ждут нас. Это олатай вышел нас встречать. Я знаю, что эти лошади не его, но как же они красивы: из ноздрей вырывается пар, они стоят и ждут меня, с ноги на ногу переступая. Незаметно выкидываю пакетик, подбегаю к олатай. Он неловко меня обнимает и усаживает в сани, закутывая в шали-тулупы, обкладывает сеном, и мы едем. Темно. Звёзды. Холодно. Ветер. Снег кругом. Снег идёт на нас. Окружает стеной. Щеки мерзнут. Чувствую сквозь тулупы, что холодно. Прячу ладони в варежках, зарываюсь в шаль. И такая тишина, только скрип полозьев по снегу. Смотрю. Звёзды кругом. И снег.
Доезжаем быстро. Хлопочет асай у плиты. Готовит суп с лапшой. А лапшу она режет тонко, как я люблю. Выпрыгиваю из саней. Асай обнимает меня крепко-крепко и смеется. Довольная, что наконец-то приехала, тихонько вылезает уласай. Сани исчезают. Заходим в дом. Он тёплый. Горят дрова. Асай накрывает стол, уласай просит чаю. Очень долго пьют чай, говорят. Кровать уже постелена, напротив неё печь. И в ней горят дрова. Я ложусь и смотрю на огонь. Долго смотрю. Слышны тихие разговоры. Что-то олатай вставляет. Смотрю на огонь. Лежу, пока не засыпаю.
Ассоль Алсынмуратова
Слова:
уласай – бабушка
уйра – суп на основе бульона, из пшена
асай – мама, в данном случае вторая мама
олатай – дед, муж асай
Алла бирса – Бог даст
кызым – дочка, доченька
курут – кислый творог, кладется обычно в бульон
