«Я тогда работал у Эмиля Горовца, и у меня были ботинки „прощай, молодость“ — фланелевые на „молнии“; я же из нищей семьи был, папочка умер, сам еще пацан. Но я уже давал артиста! И я танцевал с ней. Я — метр с кепкой — и потрясающая Анна Герман! Потом мы одно время пересекались... У нее был такой голос! Когда она пела „Эвридику“, это же можно было сойти с ума...»
Этот человек когда-то заложил в стране новую профессию. Название ее так толком и не родилось: продюсер, директор, администратор. С тех давних пор советская эстрада давно переросла в шоу-бизнес, певцов теперь называют не иначе как «звезды», но имя Михаила Плоткина в музыкальной тусовке так и осталось культовым.
«Вот, решил справить в этом году 66-летие, — говорит он, снимает темные очки (с претензией, как у самого Элтона Джона) и смотрит на меня беззащитными глазами, — потому как до 666 вряд ли доживу». «Кто будет в гостях?» — спрашиваю. «Валера Леонтьев сразу зачеркнул этот день в календаре; Иосифу Кобзону я никогда не присылал приглашений, один раз он пришел ко мне с самолета, второй — из больницы, надеюсь, и сейчас придет, если здоровье ему позволит; Игоря Крутого я не ожидал в прошлый раз, но он пришел; Пахмутова будет обязательно; Пугачевой позвоню, скажу: «Слушай, родная, можно перед кладбищем тебя хоть раз еще увидеть?»
— Неужели откажет? Вы ведь, насколько я знаю, делали ей первые гастроли.
— Вот все в тусовке говорят, что я делал первые гастроли Пугачевой, — смешно, по-театральному взмахивает он руками. — Но не так все было. Да, Алла пришла ко мне девочкой, это верно, но то были не гастроли. Она была студенткой циркового училища, первый курс у них всегда выезжал на практику. Туда их отправляли за счет филармонии, а обратно — обязательно за свой счет. А теперь скажите: кому нужно было цирковое училище? А я их отправил на море! Но не буду врать: я у них брал по рублю с концерта. Но это не было тупой взяткой — эти деньги шли не мне, я их тратил на конфеты, на цветы. И вот тогда-то ко мне привели девочку, Аллу, работать тапером, а оказалось, что она еще и поет. Да еще как поет! И я взял ее в тур. По каким-то деревням мы там ездили... На эти деньги, которые они с Миколасом Орбакасом тогда у меня заработали, они сыграли свадьбу, куда меня не пригласили.
— Сегодня общаетесь?
— Не могу сказать, что она забыла меня или чурается. Но, скажем, Валерий Яковлевич Леонтьев сегодня допускает меня к себе больше, чем Алла Борисовна. Я до сих пор помню, как я про Леонтьева в первый раз услышал. Я тогда был в Росконцерте и встречаю человека — зам директора филармонии во Пскове, а он мне говорит: «Мишка! Есть такой певец, такой пацан офигительный — Валера Леонтьев!» А мне это имя тогда ни о чем не говорило. А он весь в восторгах: «Он такой, — кричит, — а-ля Карел Готт!» Никогда этого не забуду, потому что Карел Готт тогда — это было что-то! И вот я в первый раз увидел Валеру в Доме Советской Армии — и, конечно, охренел! А потом мы уже познакомились лично, и Валера как-то ко мне сразу проникся, и его тогда еще не жена ему, а просто подруга Люся — тоже. Я помню, они улетали в Америку на гастроли, так я встал в дверях на четвереньки и кричал: «Нет! Они не пройдут!» Боялся, что не вернутся... Одно время Валера даже брал меня в свой концерт с моей начинающей группой. Прошли гастроли, и он мне дает деньги — вот тебе премия! Хотя мы были им нагрузкой просто. В другой раз мы работали на одной ну очень крутой свадьбе. Три дня гулянка шла. И Валера в конце опять дает мне деньги со словами: «Ты тоже член моего коллектива!» Кто еще может себе такое позволить?
Но сегодня я лишний раз звездам не звоню, стесняюсь...
— Значит, они сами звонят? А не надо ли чего?
— Раньше все мы — Москонцерт, Росконцерт — были как одна большая семья, а теперь... каждый больше сам по себе. И напрямую ломиться неловко. Но я всегда могу попросить моего друга — композитора Володю Евзерова — о посредничестве. Он тогда позвонит Леонтьеву и скажет: «Валерий Яковлевич, надо позвонить Плоткину!» И Валера обязательно наберет меня. Алле Борисовне я звоню на сотовый и представляюсь человеку, который взял трубку. Пугачева потом перезванивает. С другими артистами проще.
— Как вы вообще оказались в мире шоу-бизнеса, да еще с такой странной профессией — администратор, продюсер? Для СССР этобыло революцией...
— Я родился в музыкальной семье, отец был ударником на барабане и на ксилофоне. Жили мы в Марьиной Роще — бандитский район, но двери не закрывались никогда. Мы жили в переулке со страшной репутацией, там обитала одна шпана, но я спокойно ходил, все меня знали, мамочку мою очень уважали, в шутку звали «преподаватель матерного русского». Старший мой брат был балетмейстером Большого театра, он хорошо известен по фильму «Ах, водевиль, водевиль!» — вот вся эта история в фильме с картами была придумала им. Третий брат потрясающе пел, но он остался с теми ребятами. Его называли «ночной директор Северного ресторана»... Отец одно время работал в ансамбле ВЦСПС, они были под крылом Василия Сталина, я ездил в закрытые пионерские лагеря. Потом ансамбль закончил свое существование, и отца тоже пригласили в Большой театр... А потом он умер, а меня устроили работать в престижный обувной магазин. Но я же хотел на сцену! Вот я и пристроился рабочим сцены к Горовцу.
— А как стали администратором?
— Эмиль ко мне отнесся очень по-доброму. Он меня выпускал на сцену. Я выходил с маракасами, танцевал... А потом на него обрушился шквал злобной прессы, его клеймили за чуждый нам твист. И он мне тогда сказал: «Чтобы на тебе не было клейма, надо, чтобы ты пристроился на какую-то другую работу». И он меня устроил в ансамбль Игоря Моисеева завхозом. А я уже к тому времени поднаторел у него заниматься административными делами. Ведь что такое администратор? Это человек, который знает массу полезных, нужных и важных вещей, начиная с того, что тапочки в Питере лучше, чем в Москве, и заканчивая возможностью организовать статью, например, в журнале «Эстрада и цирк», потому что тогда если про тебя писали плохо, то артиста могли просто закрыть.
— Горовец — звезда, чье место потом занял Магомаев?
— Муслим пришел, когда Эмиль уже уезжал в Америку. Я помню, был случай, когда Фурцева в Ялте потребовала, чтобы к ней приехали выступать артисты, в том числе и Магомаев с Горовцом. А Горовец подумал и сказал: «Если я откажусь, мне за это ничего не будет, а если я соглашусь и ей не понравлюсь, у меня будут большие неприятности». И он взял больничный и отменил три концерта в Ялте, билеты на которые были уже проданы подчистую. Он был очень сильной личностью.
— Были звезды в ваше время, не то что нынешнее племя? Вообще звезды — люди с тяжелыми характерами?
— Я был свидетелем гнева Магомаева. Как он однажды с утра крушил все в своем номере в Ялте, как орал на свою тогдашнюю подругу Милку, что-то там не произошло так, как ему хотелось. Но это — просто эмоции, они должны найти выход. Я сам этим грешил. Игорь Крутой рассказывал, как он, еще молодым человеком, пришел ко мне знакомиться. А я, как он вспоминает, так в этот момент на кого-то орал, что он посчитал за лучшее ретироваться. А потом, звезды же люди, у каждого свои особенности характера.
— Какие конкретно?
— Леонтьев, скажем, очень любит делать людям неожиданные подарки. Вот этот медальон он мне привез из Израиля, я его до сих пор ношу. А в дом Валеру пускать вообще нельзя, потому что он же дизайнер! Сразу начинает все обустраивать. К Володе Евзерову раз приехал, посмотрел, говорит: «Что-то у тебя пустовато!» И притаранил ему ковер кожаный, который себе же самому из Америки тащил, — он там стоит тысяч 5–6 баксов, а здесь я вообще молчу! Подарил за просто так! Какие-то картины для него выбрал, статуэтки. Короче, за один вечер устроил уютный дом.
А Алла, например, очень своевольная. Я помню, она концертировала у Семена Аркадьевича Баркана, был большой правительственный концерт в «Лужниках». И он ей говорит: «Алла! По старой памяти я тебя прошу — ничего не говори!» Она выступала все второе отделение и молчала. И вот концерт окончен, все бросились к ней на сцену, а она: «Ну что вы! Ну не налетайте так! Я же не могу всем сразу дать!» Семен Аркадьевич говорил: «У меня инфаркт случился! Хорошо еще, что партийные деятели к этому моменту ушли!»
— С Пугачевой с тех первых концертов часто пересекались?
— Так часто, что замуж ее выдал!
— Замуж? Ну-ка расскажите, тяжело, наверное, пристроить Пугачеву в надежные руки? За кого вы ее сосватали-то?
— За Болдина. Случайно все вышло. Женька — наш рощинский пацан. И вот я как-то вечером возвращаюсь из театра — вдруг меня кто-то так фарами высвечивает. Оборачиваюсь, смотрю — машина, а за рулем Женька. А он же — красавец! Военным тогда был, офицером. Очень фартовый мужик. У него была — это в те-то времена! — «пятерка» «Жигули». У меня и то машины не было, я на такси разъезжал. Короче, он меня берется подвезти и по дороге говорит: «Я без работы сижу. Найди мне что-нибудь!» И я его привел в Союзконцерт к Олегу Непомнящему, он работал там администратором. И его устроили в отдел фестивалей и спецпроектов. Сейчас объясню, что это была за работа. Скажем, они делают тур Сони Ротару по стране, и им нужен человек, который будет представлять Союзконцерт, то есть в его обязанности входит артистов встретить, сопроводить, где-то поднести чемоданы, выдать суточные. Соня-то тогда начинающая была, еще отнюдь не звезда... И вот проходит неделя или две, я со своей «Лейся, песня!» сижу на Качалова (на этой улице была студия звукозаписи), записываю новую
песню, а тут приезжает Лев Валерьянович (Лещенко. — Авт.) и говорит: «Познакомься, это — Евгений Борисович Болдин». Смотрю, следом входит Женька. Я говорю: «Очень приятно познакомиться, у меня сейчас концерты от Союзконцерта по Казахстану должны быть, а я занят — срочная запись, что делать?» Женька говорит: «Не проблема, сейчас все решим». И перенес гастроли. А когда мы вернулись, я праздновал день рождения в «Интуристе». И приходит Болдин со своей тогдашней женой Милкой, приходит Лева Лещенко со своей близкой подругой Аллой и приходит девушка Алла по фамилии Пугачева со Стефановичем, с руководителем своего ансамбля «Ритм» Сашей Авиловым. И Лева Лещенко знакомит Аллу с Болдиным. А через два дня я захожу в Росконцерт, а они навстречу, и Алла: «Познакомься, это мой новый директор — Евгений Борисович». Так что я — единственный сводник Советского Союза, который не брал за это деньги!
— Может, вы и с Кузьминым Аллу свели?
— Володю Кузьмина я для нее откопал. (Смеется.) Он же у меня начинал работать. Я в первый же вечер забыл озвучить его имя на концерте. А Вовка тогда ко мне только пришел, и я объявил со сцены: «Ну, что поем? Поем „Не уезжай“! В исполнении нашего нового мальчика, который круче, чем прежний — Игорь Иванов», а про имя-то и забыл. А еще я учил Володьку бриться...
— Кузьмин не умел бриться? Или это надо каким-то особенным образом делать?
— Да нет, учил его, что просто надо очень тщательно бриться. Я ведь был воспитан у Горовца, а он всегда выглядел холеным, всегда одет с иголочки, гладко выбрит, не просто причесан, а уложен. И я прививал это правило в свой группе, что раз артист — всегда должен следить за своим внешним видом. А Кузьмин был из Днепропетровска, папа — военный... Он не был приучен ходить щеголем. Я, кстати, разрешил тогда Володе взять на гастроли отца, брата. Все, кто у меня работал, могут подтвердить: я относился к своим музыкантам как к детям. Кузьмин говорил потом, когда уже ушел, раскрутился, что «всегда будет помнить меня как человека, у которого он заработал на свои первые ботинки». Потом-то у него уже было много ботинок.
— Разбогател, в отличие от вас?
— В советское время композиторы жили очень хорошо — Кузьмин, Мигуля, Антонов. Их гонорары составляли огромные суммы, но дело в том, что девать—то деньги было некуда! И некоторых разводили бандиты, уговаривали вкладывать деньги в разные проекты, пудрили мозги, потом случались разборки, деньги они теряли. Так было с Володей Мигулей. И стреляли в него по этой причине.
— Киркорова Пугачевой не сватали? Кто вообще для вас Филипп?
— Киркоров навсегда останется для меня ребенком, которого я впервые увидел с красавицей мамой на Киевском вокзале. Они садились в поезд Москва—София. Так и стоит перед глазами: настоящая красотка держит на руках удивительно миловидного мальчика. До этого я знал его отца, он работал с моим братом. А потом я Филю уже увидел, когда его не взяли в ГИТИС, и он пошел в Гнесинку. А сам он говорит, что я — первый, кто пригласил его в Олимпийскую деревню на халтуру. Я его еще помню на концерте в 1985 году. Он пел — а это был Дом комсомольцев и школьников — в ослепительно-белом костюме, очень был красив. А когда я вернулся из Америки, куда уезжал работать, Филипп был уже с Аллой.
— Мне вот любопытно, но не знаю — у кого спросить... А Пугачева с Леонтьевым Киркорова за пивом гоняли?
— Что?
— Ну в шоу-бизнесе тоже имеется дедовщина? Две маститые звезды, он — новобранец... Кто-то ведь должен бегать за пивом...
— Я вам так скажу: если бы здесь сейчас сидели Пугачева с Леонтьевым и встал бы вопрос, кому бежать за пивом, то побежал бы я... Они имеют на это право! И если вдруг по отношению к Филе была со стороны Пугачевой и Леонтьева дедовщина, то это ведь Филипп к ним пришел, а не они к нему. И это еще счастье, что они его приняли.
— Обычно мир шоубиза называют террариумом единомышленников...
— Много лет назад, когда моего среднего брата арестовали, к нам пришел Иосиф Кобзон домой. Он тогда очень помог, ходил в прокуратуру, хлопотал. А когда я недавно заболел, так Володя Евзеров поднял на ноги всю Москву. И Кобзон тут же позвонил с вопросом: «Чем помочь?» И Валера тут же откликнулся, хотя был в Испании. Володя ему сказал тогда: «Надо Мишке помочь, может, вы, Валерий Яковлевич, позвоните кому? А он говорит: «Кому звонить? Надо деньги нести!» И на следующий же день ко мне пришел его директор Николай Кара — мощнейший, кстати, мужик в шоу-бизнесе — и привез сумки с продуктами и очень серьезную сумму, которой хватило и на лечение, и на отдельную палату, и на реабилитацию.
К Алле я недавно обратился за помощью — на радио надо было выйти, она сразу решила вопрос. Как-то мы выступали на вечере Пахмутовой и Добронравова, так Пахмутова сама предложила, чтобы я исполнил песни Добрынина и Тухманова. Ну какой композитор разрешит, чтобы на его вечере были произведения другого автора?..
— Это к вопросу о единомышленниках, давайте теперь про террариум...
— О! Это тоже присутствует в полной мере! Скажем, когда у меня была моя группа «Лейся, песня!», ребята себя не так повели, и я ушел. Но со мной ушли лучшие, и мы сделали новый коллектив «Надежда». А потом я уехал в Америку. Но не подошел я Америке. Ну вот, когда мы вернулись, мама моя была уже больна. И я тогда был готов на все, я ее дотянул до 93 лет... Но нашлись такие люди, которые воспользовались ситуацией и стали на себя оформлять «Надежду». Но историю-то не переделаешь, без меня этот коллектив никогда бы не состоялся... Поэтому, когда меня уже как гостя (!) пригласили на юбилей «Надежды», я отказался, сказал: «Я не могу прийти на день рождения своего ребенка, которого усыновили с материнским капиталом!»
— Звезд вы знаете как облупленных, кого-то замуж отдали, кого-то научили, как деньги заработать, а сами что? У разбитого корыта?
— Что такое слава, обеспеченность? Есть на что шлепнуть водочки, есть с кем, да и здоровье пока позволяет... Что еще нужно? На Канарах не был и не буду. Да мне и не надо. А то еще, не дай бог, не утерплю, налажу там шоу-бизнес, и конец ихним Канарам!
Материал: Татьяна Федоткина
