...У меня начались трения во взаимоотношениях с "министром". Он женат. Его жена прекрасно осведомлена о моем существовании. Она устраивает мужу жуткие скандалы. Она чуть ли не надевает ему на голову телевизор, когда показывают программы с моим участием. Мое имя склоняется во всех падежах с самыми нелестными прилагательными. Мне это, понятно, совершенно не нужно, и я прихожу к выводу, что нам следует расстаться, вернее, все прекратить, потому что так будет лучше и для него, и для меня. Он, с одной стороны, понимает, что дальше так продолжаться не может, но, с другой стороны, в силу своего повышенного эгоизма, никак не хочет меня отпустить... Он говорит, что ему ничего от меня не надо, кроме сознания того, что я есть и меня можно увидеть. Он строит для меня кооперативную квартиру, куда я и переезжаю с улицы Горького. Сбывается мечта Геры, который всегда хотел, чтобы мы с ним жили отдельно. Ида и Роберт мой переезд воспринимают с чувством большой обиды. Ида понимала, что с моим уходом шансов на возвращение к Мише уже практически нет. Тем не менее и я, и Гера продолжали часто бывать в их доме и относились к нему, как к родному... Роберт и Ида, со своей стороны, звонили мне по несколько раз в день... Руководителем Рижского эстрадного оркестра в это время становится главный дирижер радио и телевидения Латвии Алнис Закис, знакомство с которым довольно быстро перерастает в другое качество. Поразительно, что Закис, будучи убежденным антисемитом и националистом, без памяти влюбляется в стопроцентную еврейку, оставляет ради нее свою семью и переезжает в мою квартиру к большому недовольству моего сына. Впрочем, об этом недовольстве я лишь догадывалась - Гера, как и Миша, всегда отличался тактичностью.
Наши отношения с Мишей стали более уравновешенными и уже напоминали отношения между братом и сестрой, хотя звонил он мне по-прежнему часто со всех концов земли... Он заставил меня познакомить его с Алнисом. Сказал, что такую "драгоценность", как я, он не имеет права отдавать первому встречному. Придя к нам, он воспользовался тем, что Алнис вышел в кухню, и сказал: "Любимая, если бы ты была шахматисткой, а я был бы твоим тренером, то обратил бы твое внимание на то, что ты выбрала неверный план..." В это время Алнис возвратился, и Миша, как ни в чем не бывало, запел "я сказал тебе не все слова"... Допели они эту песню дуэтом...
Уникальным человеком был Миша! Казалось бы - я с Алнисом. Он мне в тот период как муж... Только что неофициальный. Миша это прекрасно понимает. И он, однако, уважительно относится к Алнису, а меня по-прежнему считает своей единственной и главной в мире женщиной - своей Саськой... Мы уезжали с Алнисом на гастроли в ГДР, и Миша пришел на вокзал меня проводить. У Алниса руки были заняты сумками и чемоданами так, что его скрипку несла я. Миша подошел ко мне, взял скрипку и понес! Народ перемигивается - все всё знают, а для Миши это совершенно естественно: раз Саське тяжело или неудобно - надо ей помочь... И какая разница, чья скрипка - Алниса Закиса или Давида Ойстраха...
Забегая вперед, хочу сказать, что Миша впоследствии интересовался каждым мужчиной, который оказывался со мной рядом. Он хотел знать об этом человеке все что можно... Он как бы давал мне свое благословение... Борис Спасский как-то сказал мне: "Салли, по-моему, Миша просто мучает тебя..." Но он не мучил - он хотел быть рядом. А его из всех моих "мужей" не терпел, по-моему, лишь "министр", да и то только потому, что видел в нем реального соперника... Алнис очень симпатизировал Мише, видел его неординарность и говорил про него: "Таль - не еврей. Таль - гениальный шахматист".
Ида даже после моего отъезда не оставила мысль о моем возвращении и в разговорах каждый раз непременно касалась Мишиной темы: "Миша одинок", "Миша переживает", "Миша болен", "Миша опять в больнице"...
Но я и сама переживала за Мишу, как за самого близкого и родного человека. Я знала, как он мучается со своими никем не распознанными болезнями, и делала для него все, что было в моих силах. Не по долгу - по движению собственной души. Даже если бы меня очень вынуждали, я бы не могла поступать иначе... Конечно, мысли о нашем возможном примирении и восстановлении семейных отношений посещали меня, но всякий раз в моем представлении оживали с новой силой и Л., и вторая Л., и я знала, что, уступи я Иди-ным и Мишиным настояниям, - через некоторое время появится новая Л. или Ф.... Я с этим смириться никогда бы не смогла. Может быть, в этом мое несчастье... Не знаю...
И вот на таком фоне летом семидесятого то ли семьдесят первого года на Рижском взморье Ида знакомится с интеллигентной грузинской старушкой, которая оказывается бывшей княгиней... Кстати, со слов Иды, когда она сказала Мише, что познакомилась с бывшей княгиней, Миша тут же отреагировал: "Мурочка! Княгиня не может быть "бывшей", как не может быть "бывшим" сенбернар... Это порода, Мурочка, а не должность".
В общем, Ида знакомится с престарелой грузинской княгиней, они премило разговаривают о том, о сем, и княгиня рассказывает Иде про свою внучку - очаровательную девочку, родители которой трагически разошлись, и которую фактически воспитала она. Девочка, по словам княгини, фантастически талантлива, тонка, прекрасно воспитана, пишет потрясающие стихи, и вдобавок - с примесью еврейской крови по линии прабабушки. Короче, "девочка-ангел". Но у нее большая трагедия: она встречается с чемпионом Грузии (не то по боксу, не то по борьбе), влюблена в этого чемпиона, а он категорически отказывается на ней жениться... Вот такую историю про грузинскую "Русалку" рассказывает княгиня Иде... Плюс к этому предъявляется и фотография девочки: красотка, статуэтка, с огромными синими невинными глазами... Эту историю я тут же узнаю от Иды... Ида вообще никогда от меня ничего, вплоть до тонкостей, не скрывала, но на сей раз улавливаю в ее рассказе некоторое педалирование на деталях: интеллигентная, несчастная, талантливая, хорошо воспитанная, такая же одинокая, как Миша... Я выслушала, но ничего не сказала - бывают истории и похлеще...
А у Миши продолжаются страшные боли почечного происхождения с "неясной этиологией", как говорят врачи... И вот его направляют в Тбилиси к знаменитому урологу-хирургу. Тот настаивает на операции, Мишу кладут в больницу - в лучшую грузинскую клинику... В это же время Ида созванивается с грузинской княгиней, и они разрабатывают грандиозный план - познакомить "Русалочку" с Мишей... В Иду словно влили какой-то живительный эликсир! Она в приподнятом настроении - может быть, наконец-то Миша найдет свое счастье, может быть, они полюбят друг друга, может быть, и поженятся... Тем более, что Мишу Грузия готова была носить на руках и относилась к нему, как к Богу... Ида даже сказала, что ради Мишиного счастья и благополучия вся семья, если надо, готова переехать в Грузию, где и для Яши найдется работа...
Знакомство осуществляется. Ида рассказывает мне, что девочка безумно понравилась Мише, а он понравился девочке, что она навещает его в больнице и посвятила ему свои стихи. Ида счастлива - слава Богу, появилось чистое, неиспорченное существо, не случайная знакомая, вином не злоупотребляющая, не алчная женщина, которая мечтает только о том, чтобы заиметь богатого знаменитого мужа и использовать его "на всю катушку"... Ида по телефону читает мне девочкины стихи, посвященные Мише, в которых она пишет, что никогда в жизни не встречала еще человека такого очарования, такого юмора, такого ума и воспитания... Короче говоря, зная Иду, зная Мишу, зная Роберта, я понимаю, что они коллективно начинают "выдувать" огромный красочный "мыльный пузырь", именуемый любовью... И вот в один прекрасный день звонит мне Роберт и говорит: "Салли, дорогая... Мы должны увидеться. У меня к тебе серьезный разговор". Я согласилась, предложила ему приехать, а сама подумала: "Наверное, опять нужно что-то сделать для Миши".
-Даже не знаю, Саллинька, как тебе объяснить, - сказал Роберт. - Ты же в курсе того, что у Миши появилась девочка, которую он очень любит, и она его очень любит... Возможно, мы все скоро переедем в Грузию... Я прошу тебя, чтобы ты согласилась дать Мише развод... И знай, что для нас ты всегда останешься любимой Саллинькой и Герочка - нашим внуком...
- Роберт, я согласна. Как поступим?
- Миша сейчас в больнице... Ты должна сделать все сама... Я договорюсь с судьей, и она "провернет" это дело быстро и без лишнего шума...
На следующий день я пришла в суд. В маленькой комнатке никого не было, кроме женщины-судьи. Я сказала: "Я хочу развестись с Михаилом Талем". Роберт договорился четко. Она задала мне один-единственный вопрос: "Какую фамилию вы хотите оставить? Таль или Ландау?" - "Ландау".
Из здания суда я вышла разведенной женщиной. Я шла домой и думала: "Поженились мы с Мишей мгновенно и без шума. Мгновенно и без шума развелись... И все". Грустно мне стало...
Я пришла в сквер напротив оперного театра, села на скамеечку и часа два пребывала в полной прострации...
Через некоторое время узнаю, что по грузинскому телевидению показывали пышную свадьбу, помпезную... В чисто грузинском стиле: Грузия выдает свою молодую талантливую красавицу-дочь за гения человечества, великого Михаила Таля... Говорили, что какой-то ретивый грузинский журналист раскопал факты из генеалогического древа Таля и нашел в Мише грузинские корни...
Невеста была в фате, как полагается. Миша был чуть ли не в смокинге... В общем, вся необходимая атрибутика... С песнопениями, с регистрацией во Дворце бракосочетаний... И что чуть ли не сам Мжаванадзе (по-моему, он тогда был первым секретарем ЦК Компартии Грузии) благословил молодую чету. Я снова вспомнила нашу "свадьбу", и мне стало, по-женски, немного обидно. Потом я представила себе весь этот процесс с песнями и плясками, представила Мишу в смокинге, пытающегося изо всех сил сохранить торжественный вид, и мне стало смешно: никак он не монтировался со всем этим...
Известно, что в университете Миша защищал диплом по книге "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова. Он знал их сочинения почти наизусть, мог цитировать целые главы... И вот, словно по чьей-то издевке, сам оказался в центре сюжета, который своей трагикомичностью мог украсить любое произведение Ильфа и Петрова...
