Продолжаем публиковать "Последнюю книгу" Симона Львовича Соловейчика. Как я уже писал, можно начинать чтение с любой главы, но если с первой, Вы лучше поймете эту книгу.
Итак, мир поплыл, и надо было спасаться. Нет, не быстро перестраиваться, человек не экономика, он перестраивается гораздо труднее; надо было ответить себе на вопрос: прав ли я? И если не прав - то в чем?
Получилось так, что я ничего не понимал в начале своей жизни лет до тридцати пяти. Я даже не понимал этой своей человеческой обязанности - понимать. Был какой-то круг моральных понятий: что можно, чего нельзя и чего нельзя, даже если очень хочется; какое-то понимание людей - больше по наитию, какое-то представление (крайне искаженное) о литературе; да в придачу марксизм вместо философии - вот, пожалуй, и все. Историю партии я сдавал раза три или четыре и по окончании школы получил, как и каждый наш выпускник, все ту же историю партии с дарственной надписью от директора школы Михаила Ивановича Горбунова. Как теперь будут жить люди, не изучая историю партии? Что же они будут изучать с такой доскональностью?
Если бы меня в то время спросили: "А что ты понял в жизни?" - я бы не понял вопроса. А что, разве есть что-нибудь непонятное?
Если я и задумывался, то лишь по поводу конкретных ситуаций: что делать? что выбрать? кого выбрать? решиться или не решиться?
Понимание нужно было лишь для управления волей и желаниями. Воля - машина, понимание - руль. А если честно, то по-другому: воля - чуть ли не слепая машина, а понимание - механизм оправдания любого действия, любого поворота. Само собой повернулось направо или налево, а теперь надо понять, объяснить себе и оправдать, почему направо и почему налево.
Ведь если подумать - для чего человеку ум? Вовсе не для решения учебных задач в школе и житейских - в жизни. Задачи приходится решать крайне редко. По большей части мы расходуем умственные усилия именно на оправдания. Ум дан человеку для самооправдания. Рядом с известными "хомо сапиенс" (человек разумный), "хомо фабер" (человек делающий), "хомо люденс" (человек играющий) можно поставить определение "человек оправдывающийся", не знаю, как сказать это по-латыни.
Мы оправдываемся чаще, чем размышляем о чем-то другом, работаем или играем. Мы оправдываемся всегда. Многим людям ум и нужен лишь постольку, поскольку у них есть совесть. Совесть жжет, и необходимо с нею справиться. В этом противоборстве ума и совести проходит жизнь, и люди делятся на тех, у кого побеждает оправдывающий ум, и на тех, в ком верх берет терзающая их совесть - иногда просто потому, что ум слабее совести.
Людей с великой совестью и великим умом за всю историю человечества было крайне мало - сейчас, порывшись в памяти, я не могу назвать ни одного. Может быть. Толстой? Нет, он из класса оправдывающихся. Человек оправдывающийся. Впрочем, художники не в счет, в искусстве ум и совесть (по-другому - правда и добро) сливаются - потому-то если мир и будет спасен, то действительно красотой.
Итак, понимания мира или хотя бы его частей не было у меня, я не нуждался ни в каком понимании, мне и так все было понятно, у меня не было вопросов к миру, и мне никому ничего не надо было объяснять. Даже ученикам своим я лишь пересказывал выученное в университете или прочитанное в книгах. Преподавание заключалось в том, чтобы найти книгу поинтереснее, а потом ее поинтереснее пересказать, превратить в урок. И все вокруг преподавали так же. В одной книжке я встретил недавно такое выражение: критический смысл. Не совсем понятно, что это значит, но здорово. Критический смысл, сказано, является главным двигателем интеллектуальной жизни. Когда мы учим детей в школе, мы вот этого не понимаем: наши вопросы не задевают их; некоторые отличники отвечают, потому что их привлекает игра ума, как в "Поле чудес" (да еще приз - пятерка - маячит); но если не развивается критический смысл, то нет и вопросов. Вообще нет. Вопросы от любознательности, которые задают и малыши, и некоторые хорошо сохранившиеся подростки, не в счет, они расширяют знание, а к пониманию жизни не ведут. Понимание обычному человеку дается лишь как урок жизни - от жизненных столкновений - и касается главным образом проблем безопасности.
Так вот, этого критического смысла в моей жизни не было;
более того, элементарное требование безопасности подавило бы его, если бы он даже и зародился каким-то образом.
Непонятное и как следствие нужда в понимании появлялись позже, когда весь наш прежде цельный и замкнутый мир потихоньку начал расширяться. Мир стронулся с места, и вся громада поплыла; появилось ощущение, что и ты поплыл. Ведь я настолько был пропитан основными идеями марксизма, что начавшуюся критику его воспринял не как критику учения, а как критику в мой личный адрес. Не марксизм, партия, вожди ее не правы, а я не прав - или прав? Так прав или не прав? Обижаться, восклицать: "Так что же, выходит, я столько лет... а вы? Я честно трудился, а теперь вы говорите..." и тому подобное - сразу отпало, эти обиды не мужской разговор. Ну верил, ну трудился, ну жил - дело не в этом. Прав я или не прав? Истинны мои представления о жизни или ложны? Меня не очень интересует судьба марксизма, меня во всем этом деле больше волнует моя собственная жизнь: верно ли то, во что я верю?
В.Ш. Во что мы верим? В кого мы верим? Верим ли мы себе? Простые вопросы. Но опять же многие люди не задумываются об этом. А зря. Если бы мы могли найти ответы, понять себя, а потом и других, то начали бы жить лучше.
Идея - очень сильная штука, даже когда она не овладевает массами; идеи, если они цельные и внутренне не противоречивы, не поддаются воздействию фактов, они вовсе не отступают под напором фактов, как принято говорить, они перемалывают самые ужасные факты, находят им объяснения и укладывают мелкой щебенкой в широкую дорогу торжествующей теории. Человек оправдывающийся устоит перед любым фактом. И от того, что вы обзовете его фанатиком и осудите за фанатизм, дело не продвинется. Только этой чисто психологической особенностью можно объяснить, почему предыдущий наш строй продержался долгих семьдесят лет и почему, несмотря на тысячи ужасных фактов, его все еще оправдывают огромные массы людей. Вот почему все споры с защитниками прошлого на уровне "а вы то-то... а мы то-то... а мы построили... да ничего это не стоит... а мы выиграли... а у нас цены понижались... да ничего они не понижались..." - все эти споры совершенно бесплодны и ведут лишь к взаимному раздражению и выводу: с ним невозможно спорить. Когда мы проигрываем диспут, мы неотвратимо приходим к заключению, что нам достался неправильный противник.
У меня был в жизни поразительный случай, из которого я хорошо понял, что же такое спор. Году в 65-м, что ли, или раньше, летним днем, когда я был один в квартире, в дверь позвонил, вошел и вежливо мне представился незнакомый молодой человек, студент весьма интеллигентного вида, и тихим, спокойным голосом объяснил мне цель прихода, извинившись, что он без звонка и предупреждения. Цель его была такова: он фашист, член фашистской партии, и им там, в партии, нужен хороший журналист; они внимательно изучили вопрос, и больше всего им понравился я.
Я сначала думал, что он смеется, мало ли кто как кого разыгрывает. Но потом оказалось - нет, не смеется. Он провел ногтем по корешкам книг на полке и будничным голосом сказал: "Вот это мы сожжем". В ту пору фашисты были откровеннее. Мы поговорили, не помню уж о чем, - я себя чувствовал самым мерзким образом; нелепость сцены усиливалась тем, что весь разговор, весь этот прием происходил крайне вежливо, в самых спокойных тонах и я не чувствовал в себе силы возмутиться, рассердиться - ну как можно рассердиться на хорошо воспитанного марсианина? Ничего не помню; помню лишь, что, выслушав его краткую и, увы, знакомую программу, я возразил: "Но для этого придется уничтожить миллионов сорок человек". Я думал, что назвал достаточно большое число, чтобы переубедить его. Но идеи не страшатся никаких цифр, идеи ничего не страшатся. Мой гость отбил этот довод самым простым образом - он сказал: "Ну и что?"
Тогда я понял, что для того, чтобы спорить, нужно иметь хоть одну общую точку, крошечную платформу. А если "сорок миллионов - ну и что?", то спор принципиально невозможен.
Итак, мир поплыл, и надо было спасаться. Нет, не быстро перестраиваться, человек не экономика, он перестраивается гораздо труднее; надо было ответить себе на вопрос: прав ли я? И если не прав - то в чем? Не к кому было обратиться: "Докажите мне" - отдел пропаганды исчез, не оставив наследников, демократам было не до пропаганды, им хватило нескольких речей на митингах, чтобы их выбрали куда надо, а потом их захватили другие, более прозаические дела. И никому не было дела до того, что у кого-то там голова поплыла. Я никого не обвиняю, все понятно, но факт, что смена идеологий произошла при блистательном отсутствии каких-нибудь разговоров, объяснений и растолкований. Марксизм внедрялся в души десятками лет и сотнями книг; против него было сказано лишь, что это все неправда, все античеловечно и весь мир живет по-другому, то есть нормально. Все. Больше ничего. Разумеется, я не как тот мой вежливый гость, на слова "неправда" и "бесчеловечно" я не могу ответить "ну и что"; но простите... Почему же так беспардонно? Все-таки хотелось бы понять...
Больше всего смущало, что все напирают на то, что, дескать, цель не оправдывает средства. Ну, во-первых, это не всегда верно; если бы это было правдой, то мировая история не состоялась бы. И в истории, и в жизни, и в быту бывают, хоть и не часто, случаи, когда цель оправдывает средства - пусть не крайние, не жуткие, но все-таки оправдывает. Да вот хотя бы наши школы (они и во всем мире такие) - разве мы не мучим детей грамматикой ради цели сделать их грамотными? Но ладно, пусть цели не оправдывают, и школы - скажут мне, а я соглашусь - можно сделать немучительными; но второе, главное, значит, вытекает из этого довода, цель-то остается?
В.Ш. А безграмотность всеобщая? А проблема - цель и средства - вечная? А учитель, которые мучает детей, но средство (ругать, требовать, мучить) оправдывает цель - научить человека? Но почему-то не получается. Почти каждый человек ежедневно с этим сталкивается: с целью и средством ее достижения. Можно на эту тему написать философский трактат.
Цель-то - великая, да средства нехороши? Но тогда, выходит, все наши прежние вожди со всеми их безобразиями были совершенно правы в главном, в существе. Цель у них была великая. Ну а средства... Средства можно и переменить, смягчить, человеческое лицо и прочее. Со средствами и я не согласен; но в главном, значит, я был прав, я тоже о справедливости думал и о мечте человечества - и нечего, выходит, мне перестраиваться, не от чего отрекаться. Покаяться за слишком крутые средства. За излишества при построении здания и начать все по-новому... а кругом все талдычат о том, что цель не оправдывает, что террор - это ужасно (как будто кто-нибудь не понимает этого), что Достоевский еще в "Бесах" предвидел - и все про средства, а про цель лишь одно: мол, неверна, мол, равенства нет, мол, утопия...
А почему, собственно, утопия? Кто доказал, что утопия? Чем доказали - тем, что у нас застой и разруха? но это же факты... а на факты, как уже говорилось, можно ряд других фактов выставить, и не побеждаются идеи фактами. Чтобы победить идею, нужно показать ее противоречивость, теоретическую несостоятельность, другого способа нет. Обозвать идею утопией, а человека - фанатиком, для этого много ума не нужно, достаточно силы. Прежде сила была на одной стороне, и про всех противников говорили, что они безумцы и прислужники империализма; теперь сила на другой стороне, и противников господствующей идеи называют утопистами, фанатиками и комуняками.
А где же правда? Или снова я на то же вывожу, о чем не раз писал - меня очень мучит эта закавыка, - или нет никакой правды, каждый как хочет? Кто хочет - сорок миллионов долой, кто хочет - пиши статьи о целях и средствах, каждый прав по-своему, ибо единой правды нет и быть не может. Но тогда остается со страхом ждать, чья же сила возьмет, и нет никакой гарантии, что и тот студент (ему теперь лет пятьдесят, и где-то же он есть, фамилии его я не узнал, в лицо не помню, может, я его по телевидению на депутатских дебатах каждый день вижу, может, он опять ко мне в гости собирается) - и тот студент придет к власти с его "вот это мы сожжем" и будет, как и все, прав. И сожжет - и то, и вот это, и еще кое-что.
Нет, так я не согласен. Покорнейше (простите за цитату) билетик свой возвращаю. В царство, где все правы - и жертва, и палач, мне билета не нужно. "Все правы" ничуть не лучше, чем "все равны". Словом, надо было спасаться. Не бегством, не перекраской, а пониманием, постижением - вот когда стало наконец очевидным, что понимать, достигать понимания все-таки нужно. Наступило время суда над идеей; ее надо или оправдать, или обвинить. Все, что я понял и о чем собираюсь подробно рассказать в этой книге, я добыл не из любознательности, а от нужды. Нельзя жить, если в голове концы с концами не сходятся.
Вы не заметили странное явление - откуда-то вдруг появилось огромное число глупых людей? Недавно с карандашом читал статью в большой газете, автор - профессор всех наук, известный человек. Но вот - глупость, и вот - глупость, и вот - явная глупость. В трехколонной статье насчиталось 17 нелепостей.
Что случилось с миром? Отчего он вдруг поглупел? Где скрывались все эти нелепые, странные люди, которые совершенно не понимают, что происходит, и, чувствуется, понимать не хотят?
Прежняя система укрывала глупых. Если все говорят одно и то же, то вопрос о том, глуп человек или умен, не имеет смысла, потому что люди неотличимы, они становятся никакими. Человек ни глуп, ни умен - он секретарь, директор, журналист-политик и только должностью отличался от других.
Поразительная была жизнь - даже глупых не стало. Основоположникам и не снилось такое замечательное равенство.
А теперь занавес отдернули, за ним и задник - и сразу стало видно, что творится за кулисами... Теперь и в понимании мира стало как на рынке: ни на кого не надейся, никто не поможет, не каждому доверяй.
И фразами типа "все надоело, никому не верю" тоже не отделаешься.
