Продолжим чтение.
Продолжаем публикацию книги Симона Львовича Соловейчика. Я благодарю Михаила Юрьевича Горшкова, оставившего отзыв о "Последней книге" С.Соловейчика на Доске обсуждения нашего сайта. Жаль, что это было единственное послание. Уверен, что книга побуждает к размышлениям. Книга будит мысль. Буду рад, если примеру Михаила Юрьевича последуют и другие читатели нашего сайта.
Тридцать лет жизни было отдано мифу, в который никто не верил!
Пожалуй, следует еще немного поговорить о том, что мне кажется интересным и непонятным: как возникают в человеческой голове сомнения, а следом за ними вопросы?
Сначала нам кажется, будто существуют какие-то незыблемые, неизвестно откуда взявшиеся правила игры в жизнь, и мы отмечаем лишь, кто играет по правилам, а кто нарушает их. Это просто и доступно почти каждому, в ком есть хоть немного совести, - ему все поступки против правил представляются несправедливыми и вызывают моральное негодование.
Но под воздействием разных жизненных обстоятельств человек начинает понимать, что и сами правила неверны, что есть другие - высшие правила, другая - высшая Справедливость. Что жить надо не по правилам, а по правде, причем правда и правила иногда расходятся весьма существенно. Это очень трудно - понять, что на свете есть высшая, одна на всех правда. Понять и поверить в ее существование.
Прекрасный абзац. Точный. Как же жить по правде? Особенно это трудно, когда многие живут по другим законам. Не обманешь - не проживешь. Хочешь жить - умей вертеться. Совсем недавно у меня возникло небольшое обсуждение с замечательным человеком - Дмитрием Анатольевичем Волковым. Жизнь - это борьба или... Я против борьбы. Жизнь - это утверждение своего Я. Говорю о конкретном человеке: найди свой цель, призвание, смысл жизни. А дальше действовать, утверждая себя. Но не в борьбе, когда нужно свалить противника. В такой борьбе не бывает победителей. Зря тратится время. Делай, действуй, учись, утверждай, участвуй. Жизнь такая короткая, нельзя ее разменивать на борьбу: ссоры, выяснение отношений, скандалы, склоки, вечные обиды... Впрочем, это тема настолько обширная, сложная, и вряд ли имеет смысл рассуждать на эту тему. Читаешь книгу Соловейчика и о многом думаешь. Интересно, совпадает ли мое восприятие с Вашим? В.Ш. |
Но это самый упрощенный, доведенный до детской игры в салочки взгляд.
Более сложным и потому более точным было бы сказать, что мы руководствуемся с начала жизни не правилами, а мифом.
Миф - модное в современной науке слово, оно встречается постоянно. Если же не читать научных статей, то слово "миф" можно объяснить просто: ложь, вранье, сказка, утопия; нечто такое, что не годится для правильного понимания жизни и должно быть преодолено, отброшено. Есть миф -и есть правда. Надо забыть миф и принять правду, очищенную от мифов.
Но миф хоть и содержит в себе ложь, выдумку, вранье и скажу, все-таки не то, не другое и не третье. И даже не четвертое - не сказка. Миф - представление о жизни, которое приходит нам как бы неизвестно откуда, часто даже без каких бы то ни было текстов; миф, кажется нам, существовал всегда, и потому он не миф вовсе, а истинная правда. Когда мы читаем сегодня греческие мифы, мы знаем о них, что они мифы, и они не отличаются для нас от сказки, ну есть русские сказки, есть турецкие, а есть древнегреческие. Но для древних греков эти сказки вовсе не были сказками, не были мифом - они верили в них, верили в эти истории так, будто они случились на самом деле, будто мир действительно сделан и делается богами, которые постоянно вмешиваются в жизнь людей.
Прошлый, развенчанный, рассказываемый миф - и не миф вовсе, коль скоро его время ушло. Точнее, не наш миф.
Действительный миф тот, который живет в наших головах и не осознается нами как миф, а кажется нам правдой.
И в общем-то вся жизнь людей или, скажем, большинства людей, если они развиваются, происходит не в разоблачении собственных мифов, а в смене их. Миф меняется не на правду, а на другой миф. Почему-то человеческое сознание не может обойтись без мифа, не может жить по правде. Видимо, она очень горяча, правда. Ее не удержишь в руках, как раскаленный уголь. Правда всегда - живая, она пульсирует, как сердце, трепещет, а миф - нечто определенное, сложившееся. К нему можно и привыкнуть. Жить по правде - значит жить без привычек, и кто-то из педагогов-мечтателей (Руссо?) говорил, что у его воспитанника будет лишь одна привычка - привычка обходиться без привычек. Это почти невозможно.
Конечно, привычки сковывают разум и поведение, лишают свободы; но мы ведь просто люди, без привычек трудно.
Развернутый миф оснащен и образами, и привычными представлениями, и правилами, находиться в нем удобно, как в старом обжитом доме, - удобно до тех пор, пока не становится тесно.
Вот в таком мифологическом мире, по-своему удобном, мы и жили всей страной. Мифов, собственно говоря, было два, и очень важно разделить их, потому что они по-разному действовали и распространялись.
Один миф - что на свете есть трудящиеся и есть те, кто их эксплуатирует, и что можно построить общество, в котором все будут равны - в том смысле равны, что все одинаково будут свободны от эксплуатации. Марксистам приписывают, будто они хотели уравнять всех людей, но это оговор. Равенство (в понимании основных теоретиков марксизма) состояло в свободе от эксплуатации. Хотя и предполагалось, что когда теории полностью претворятся в жизнь и наступит коммунизм, то появится и полное экономическое равенство; тогда будут не нужны деньги и золото. Мифу придавалась героическая окраска: считалось, что мы все ведем борьбу за освобождение трудящихся людей. Главное слово тут - освобождение. Кто-то в рабстве, а мы его освободим. Кто-то в темнице, а мы его выпустим. Миф освобождения, особую прелесть которому придавало то обстоятельство, что в качестве героя (что за миф без героев?) выступал каждый советский человек, участник героической борьбы за освобождение в мировом масштабе.
Но в этот миф мало кто верил, он витал на окраине сознания и служил опорой другому, ближайшему мифу - мифу о том, что у нас самое справедливое, самое крепкое, самое заботливое по отношению к людям государство, в котором людям живется лучше всех на свете, потому что... Перечисление преимуществ социалистического строя заняло бы слишком много места, его можно найти в любой советской энциклопедии.
Первый миф - о борьбе за освобождение, второй - миф свободы, уже будто бы достигнутой. Первый миф распространяли в школах, вузах, в газетах и по радио, и он почти не подвергался критике, ибо действие его было отнесено настолько же вперед, насколько были отдалены в прошлое греческие мифы. Кто станет критиковать мифы Эллады или сомневаться в их правдивости? Я за всю жизнь не читал ни одной книги, в которой доказывалось бы, что социализм и коммунизм принципиально невозможны. О мифе No 1, главном мифе двадцатого столетия, и до сих пор пишут в лучшем случае пренебрежительно, наклеивая ярлыки типа "утопия". А почему, собственно, утопия? Кто доказал, что утопия? Исторический опыт -не доказательство. Сегодня один опыт, а завтра или через два века будет другой - ведь вековая мечта человечества...
Первый миф распространяли, второй - о благоденствии государства - насаждали силой. Малейшая неточность в пересказе мифа, малейшее сомнение в том, что мы лучше всех в мире, каралось неуклонно, для чего, собственно, и была вся страна пронизана сетью доносчиков - они следили, чтобы сага о социализме произносилась людьми достаточно близко к тексту.
Одна из лучших сказок ХХ века - "Голый король" Е.Шварца. Вы читали ее? В.Ш. |
Но это все общеизвестно и общепонятно; гораздо интереснее проследить, как с начала шестидесятых годов (а для многих и раньше) началось постепенное разрушение мифа No 2 - мифа о счастливой и справедливой стране, о достигнутой свободе - и замена его - не правдой, нет, а новым, другим, третьим мифом.
В этом все дело. Человек без мифа, повторюсь, практически не может жить, ему неуютно, он чувствует себя бездомным.
Третий миф, постепенно разрастаясь и разветвляясь, породил идеологию шестидесятников, а позже, после победы демократов, дал неожиданный и неприятный результат.
Собственно говоря, так бывает со всеми мифами - они кажутся справедливыми и героическими, когда зарождаются, они приносят немало хлопот, когда умирают.
Этот третий миф, появившийся в шестидесятых, - миф о том, что если избавиться от существующей власти, освободиться от нее, то все будет хорошо и на земле - на нашей земле - все-таки наступит обещанный рай. То есть рай-то наступит, это уж обязательно, но другим способом.
Все мифы - героические и все мифы - о рае, когда-то существовавшем, потерянном и ожидаемом вновь. Вот что такое миф: рай и герой. Герой ведет свой народ в ожидаемый рай.
Тогда, в начале шестидесятых, слова "демократия" не было, о ней и не помышляли. Рай был еще не обозначен, не назван. Он смутно понимался как свобода, а сначала и того меньше - просто как нечто живое. Есть жизнь, живое - и есть мертвящее; надо освободиться от мертвечины, от того, что сковывает и давит, - вот и рай.
И шестидесятники, и последовавшие за ними правозащитники стремились разрушить мертвящую власть, но сами к власти не стремились нисколько, у них и в уме не было - занять место в правительстве, стать министрами или советниками, и в этом была необыкновенная чистота тех людей. Они выдвигали политические требования, но не были политиками в точном смысле слова, потому что политик всегда имеет целью (пусть и необъявленной) власть, место в парламенте, должность, иначе он не политик, не профессионал.
Те люди замахивались на власть, но сами на нее не претендовали настолько, что никто их в таких претензиях даже не подозревал. Это уж позже, в годы перестройки, стали говорить с высоких трибун: "Кое-кто рвется к власти", а еще позже не кое-кто, а всякий кому не лень стал действительно рваться к власти. В те годы этого, повторяю, не было, и потому, как бы ни бранили нынче шестидесятников, одно остается несомненным - то было время чистых людей. Не потому, что они были чистые - время было чистое, время зарождения нового мифа, смены мифов. Ведь и многие революционеры конца прошлого века тоже были чистыми людьми и тоже не помышляли о власти. Вера Засулич никогда не собиралась быть премьер-министром или послом. Даже большевики, постоянно говорившие о захвате власти, смутно представляли себе, как они станут министрами или наркомами; но все-таки они думали о власти - тем и отличаются от первых революционеров. Все остальное с ними сделали власть и борьба за нее между собой. Миф и власть находятся в сложных отношениях. Власть не может жить в мифе, поскольку реальное не может существовать в идеальном измерении; люди создают миф для того, чтобы прийти к власти.
Но лишь только они переступят заветный порог, они превращают миф освобождения в миф свободы - и губят этим сначала миф, потом свободу, потом самих себя. Падение власти в недемократическом государстве начинается с разрушения мифа, которым только и может держаться такое государство.
Вот это великое разрушение мифа No 2 (поскольку, повторю, первый миф - о коммунизме - казался безопасным и неактуальным) и началось в шестидесятые годы. Миф свободы заменялся мифом освобождения, которое принесет всеобщее счастье.
Понятно, что первыми героями этой новой борьбы стали не политики, а художники, особенно артисты и певцы - те, кому несвобода была тяжелее всех, профессионально невыносима, и кто мог представигь публике образцы свободного поведения. Они были настоящими героями, потому что казались бесстрашными, и зрители в театрах иногда поеживались: "Что им за это будет?"
В то немыслимое время, когда на поверхности жизни, как я уже говорил, не было ни умных, ни глупых людей, поскольку все политики и политические журналисты говорили и писали одно и то же, умными, глупыми, талантливыми или бездарными могли быть лишь артисты - потому-то в общей жизни такую важную роль сыграли Сергей Образцов (он был самым первым, сейчас об этом забыли), Аркадий Райкин, Булат Окуджава, Алла Пугачева. Это был парад нового, живого чувства, нового поведения, новой мысли. Это были первые свободные люди. Не обязательно дерзко говорить - достаточно было дерзко двигаться. Пугачева держалась на сцене свободно, с некоторым вызовом, не "по-ихему", в ней чувствовалось этакое "а пошли вы все" - и все понимали этот язык. Артисты на эстраде демонстрировали независимость, артисты в театре показывали пример свободомыслия - они по-другому, по-своему, в нарушение канона играли общеизвестные пьесы, и никто не знает, как посмотрят на наше время будущие историки - может быть, они начнут отсчет перестройки не со смерти такого-то вождя, а с "Мещан" Георгия Товстоногова в Большом драматическом театре. Это самый революционный спектакль, который я видел в своей жизни, хотя всей революции-то было - артист Кирилл Лавров, игравший Нила и произносивший свой главный монолог сидя, вытянув ноги подошвами ботинок в зал. И скучающим голосом. Он не с пафосом, а небрежно обронил, что "хозяин тот, кто трудится" - это краеугольное утверждение всей официальной идеологии. Он лишь без должного уважения произнес эту фразу, и вдруг я почувствовал, что весь тот мир, в котором я жил, дрогнул, закачался, и по фундаменту его пошли трещины. Я тогда еще не понимал, что же содержится в этой фразе и каков смысл в скучном голосе артиста (дело было в начале шестидесятых, нас собралось трое или четверо, и мы поехали в Ленинград на один день, специально на этот спектакль, слава которого была невероятной); но от той интонации в товстоноговском спектакле до дня, когда чугунный Дзержинский, подхваченный проволочной петлей, был сдернут с постамента и поплыл в воздухе над Лубянской площадью, - совсем короткий путь. После того как фразу "хозяин тот, кто трудится" публично (вот что важно: публично) произнесли скучным голосом, все остальное было лишь делом времени. Хоть и немалого.
30 лет понадобилось. Подумать только - тридцать лет жизни отдано было мифу, в который никто не верил! И только потому, я думаю, так долго все это держалось, что оставался (и остается) неразвенчанным неактуальный, скучный и, как многим кажется, безопасный миф номер один.
Первый миф - о социализме как вековой мечте - поддерживает сегодня коммунистов. Второй миф - о государстве благоденствия - дает им голоса на выборах. А третий миф - о том, что достаточно скинуть власть и наступит рай, миф, который, увы, был заложен еще в шестидесятые годы и в свое время сыграл такую благословенную роль, - этот миф в его шутовском повороте вполне может привести нашу страну к трагифарсу.
