Продолжаем публикацию "Последней книги" Симона Львовича Соловейчика. Жаль, что все делаю в последний момент. Хорошо бы комментировать подробно, рассказывать о своих ассоциациях, возникающих во время прочтения, делать отступления, вспоминая встречи с Симоном Львовичем, чтобы у читателя полнее было представление об авторе. Симон Львович - неординарный человек. То, казалось, он самоуверенный ("Это у нас выйдет... и не обсуждать... все получится... любые разговоры и сомнения в сторону..." - его фразы), то невероятно ранимый и неуверенный ("Все получается плохо... Все нужно менять: редакцию, стиль собственной работы, заново переписывать книгу..." - это тоже его фразы), то он выглядел даже растерянным ("Дайте время... не сейчас... нужно подумать..." - произносил Симон Львович, и казалось, что глаза его застыли и он находится в полном недоумении, как быть, как жить, что делать). Повторяю, все делаю в последний момент. Впрочем, Симон Львович тоже многое делал в последний момент - правил статью, вычитывал верстку, вел переговоры с авторами, мчался в аэропорт, успевая доехать за две минуты до окончания регистрации. А книжка получилась у него спокойной. Неровной, но спокойной. Как будто не спеша Симон Львович гуляет по парку и ведет свой неспешный разговор с собеседником. Никуда не торопится, хоть и пишет, что торопится успеть. Так будем и мы читать книгу - не торопясь. Эта глава одна из самых сложных для восприятия. Я иногда заставлял себя вчитываться, так и хотелось пробежать по строчкам. Но я вчитывался. И не сделал ни одной пометки в этой главе. Наверное, если бы перечитал сейчас, пометки появились бы. Но я рассказываю о том, как это было, какие ассоциации вызывало прочтение книги в первый раз. Поэтому ничего менять не буду. |
Я увидел, что социализм ведет к размаху Большого Бесхоза и потому - безнравственное явление.
Но, быть может, связь социализма и бесхоза, социализма и безнравственности не обязательна? А вдруг возможны другие варианты развития?
Что нравственно? Что безнравственно?
Об этом и спорят, и говорят. Спорят этики-теоретики, потому что ответить на эти вопросы категорически невозможно. Основные человеческие понятия, когда в них всматриваются слишком пристально, превращаются в неразрешимые загадки. В начале прошлого века один из самых известных философов издал книжку, посвященную одному-единственному вопросу. если бедный человек украл лекарство для спасения умирающей дочери - нравственно это или безнравственно? Она была переведена и на русский, я читал ее когда-то в "Ленинке". Кажется, ее автор - Фихте, но может быть, я ошибаюсь - прошло много лет.
А попробуйте ответить на этот вопрос о бедном воре - не так-то легко.
И даже одна из главных заповедей - "Не убий" не всегда бесспорна или, во всяком случае, порой вызывает смущение. Заповедям должно следовать без оглядки, без размышлений, на то они и заповеди. Но есть много случаев, когда, как говорится, своими бы руками...
И все же требование "Не убий" принимается почти всеми людьми. Посягательство на жизнь, на свободу человека безнравственно.
Но столь же безнравственно и уничтожение, разбазаривание плодов человеческого труда.
Вот что больше всего поражает, когда думаешь о Большом Бесхозе: как можем мы всей страной говорить о культуре, о нравственности и духовности, если мы все участвуем в массовом убийстве труда?
Написано немало статей о безнравственности буржуазного общества, в котором будто бы царит чистоган, где страшная пропасть между бедными и богатыми. Можно спорить на эту тему, можно и не спорить, а признать: что же хорошего?
Но почему у людей столько сил и пафоса для того, чтобы клеймить соседей, и не ужаснутся они греху куда более страшному - почему не возмущает их безнравственное отношение к труду и его плодам в собственной стране?
Не убий, не убей, не убивай человека. Но и труд человеческий не убий, не убей, не убивай - это почти то же, что убить человека.
Маленькая история, совсем маленькая. Дети одной старой и по-старому воспитанной женщины купили в деревне дом. При нем участок. Дети выросли в городе, и обрабатывать участок им некогда или лень. И вот старая, больная, скрюченная женщина сама копает грядки, сажает овощи, пропалывает их; а на вопрос, для чего она это делает, отвечает:
- Но ведь перед соседями-то стыдно... Заросший сорняками огород - это же стыдно.
Не обрабатываемая земля - это стыдно. Разрушающийся дом - стыдно. Покосившийся забор - стыдно.
Все что стыдно - то безнравственно.
Но разве страна, населенная трудолюбивыми и талантливыми людьми и вместе с тем разрушающаяся на глазах, с пустующими или малоурожайными землями, разваливающимися деревнями, нерентабельными заводами, неубранными улицами и разбитыми дорогами - это не стыдно? Не безнравственно?
Многие говорят, что они против капитализма со всеми его пороками. Им, видите ли, надоели все эти "измы", они не хотят даже и слышать этих слов - социализм, капитализм, - а призывают к чистой нравственности, которая превыше всего и которая будто бы одна и сама по себе проложит дорогу в светлое будущее. Где-то я встречал выражение "нравственный социализм". Это что? Социализм, то есть царство Большого Бесхоза, унижение и уничтожение труда, - но нравственный? Это как? Разве можно совместить бесхоз и нравственность?
Обращаю внимание: речь идет не о стремлении к прибыли, не о том, чтобы считать деньги, не о буржуазных протестантских добродетелях, речь - об убийстве. Не убивайте человеческий труд, не устраивайте новых крематориев, не жгите живое, не кормите дракона Большого Бесхоза - вот и все.
А рассуждая о нравственности и справедливости, принимайте во внимание и ужасы бесхоза, не закрывайте глаза на них, не отворачивайтесь от них, ну хотя бы помните о них в своих философских построениях.
...Но тут возникает новая серия вопросов, и прежде всего такой: а нельзя ли и в самом деле соединить социализм с его нравственностью, Справедливостью, равенством - с безупречным хозяйствованием, с укрощением бесхоза? Нельзя ли остановить бесхоз при социализме?
Ведь об этом-то и мечтали. Марксу, например, это казалось очевидным: станут люди хозяевами своего труда ("Владыкой мира станет труд") и запируют на просторе. Все сделали по его трудам и теориям, и сначала казалось - пир. А потом пришла и чума. Потом уж было не до пиршествований, а чуму - не остановить.
Это что - случайный исторический расклад (не тот хозяин во главе страны, не те хозяева) или неизбежность, непреодолимая закономерность?
То есть все тот же вопрос, который не раз уже возникал в этой книге: а возможен ли социализм вообще? Или, точнее, возможен ли нравственный социализм?
Признаюсь, когда я впервые подумал об этом, мне стало немного страшно. В то время самые передовые газеты писали только о застое - но застой, казалось, можно и преодолеть. О привилегиях для партократии - но их можно и отменить. О социализме с человеческим лицом - разве плохо? В то время слово "капитализм" было таким страшным, что чуть ли не с фашизмом его рядом ставили. В слове "капитализм" был оттенок предательства. В одну из московских редакций пришло такое письмо: "Что вы так набросились на социализм и грызете его из номера в номер? Вы предали строй, за который отдали жизни миллионы".
И ведь автор по-своему прав: действительно, миллионы жизней были брошены под ноги победно шествовавшему социализму - как о них забыть?
Это те же самые моральные трудности, что и с Афганистаном. Тысячи людей погибли, а теперь говорят, что та война была напрасной. За что же они приняли мучения и смерть? Не святотатство ли бранить ту войну?
Я обыкновенный человек, я глубоко уважаю все, что другим людям свято, и мне не хотелось бы поднимать руку на...
Мне вообще не хотелось бы ни на что поднимать руку, и уж во всяком случае - на чужую веру. Но, думаю, кто верит - у того свои основания, того все равно не убедят мои доводы и рассуждения, он на все найдет ответ и уж в крайнем случае провозгласит:
"А все-таки она вертится".
...Итак, вот какое сомнение овладело мной: прежде говорили, что социализм - научная теория, более того, единственно научная; теперь стали говорить, что теория эта вовсе не научна, что социализм - утопия. Я увидел, что социализм ведет к размаху Большого Бесхоза и потому - безнравственное явление. Но, быть может, связь социализма и бесхоза, социализма и безнравственности не обязательна? А вдруг возможны другие варианты развития? Все факты, все цифры, вся статистика говорят о том, что социализм - погибель для людей и для их труда. Но, может, есть другие факты и другая статистика... Фактами ничего не докажешь.
Это мне мальчик один написал когда-то, вступая со мной в спор (не помню, о чем): "Только не приводите мне фактов, фактами ничего не докажешь". Я навсегда запомнил эту фразу.
И в самом деле: факты - упрямая вещь, но подбор фактов обычно опровергается весьма легко. Фактами можно доказать что угодно - то есть ничего не докажешь. Собственно говоря, на свете есть или доказательства, или вера. И то и другое почтенно, факты же плохо служат доказательству и совсем плохо - вере. Факты наводят на мысль - это правда. Но порождается мысль лишь в человеческом сознании, и не фактами она доказывается, а только строгостью самой мысли.
Получилось так, что, когда я обо всем этом усиленно размышлял, я взял однажды с полки самую обыкновенную книгу, которую все знают, кто учился, - "Что делать?" Чернышевского и по обыкновению зачитался. Все-таки в ней есть какая-то сила и какая-то правда - во всяком случае, стремление докопаться до правды. После Набокова любить Чернышевского трудно, но у меня это как-то совмещается: я и сердитый очерк Набокова читал с удовольствием, и самого Чернышевского могу читать - ну хотя бы как перечитывают книги детства. Может быть, дело еще в том, что однажды в юности, когда я часто бродил по букинистическим магазинам, я купил за рубль или за два книжку Чернышевского "Дневник моих отношений с той, которая теперь составляет счастье моей жизни" - кажется, так назывался этот маленький томик, не помню точного названия, и зачитывался им примерно так же, как Мопассаном. Дотошный этот человек (а Чернышевский был страшным педантом, тут Набоков прав) описывал историю своих ухаживаний за Ольгой Сократовной, первой красавицей Саратова, с такими подробностями, каких ни в одном любовном романе не найдешь. Мне очень близко было это соединение неуверенности в себе с решительностью. Позже возникла целая литература на тему - изменяла Ольга Сократовна своему мужу или не изменяла, но это все противно.
Но возвращусь к главной книге Чернышевского - "Что делать?". Перечитывая ее, я натолкнулся на поразительный эпизод, никогда прежде не останавливавший моего внимания, а именно -на историю мастерских Веры Павловны, первый очерк социалистического предприятия в русской литературе. Если прочитать этот маленький очерк внимательно, то открываются удивительные вещи. Я уже писал об этом однажды, но не могу не вернуться к истории, рассказанной Чернышевским.
Итак, героиня прославленного романа размышляет на животрепещущую тему "Как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо".
Если задать такую тему сегодняшним десятиклассникам -интересно, что они напишут? Может, кто-нибудь попробует?
Перечитав книги "добрых и умных людей" на эту тему (скорее всего Вера Павловна читала Фурье), она пришла к выводу, что самое главное в том, "чтобы мастерские завести по новому порядку".
Новизна же нового порядка - в способе делить прибыль. Все остальное то же самое: комната-мастерская, девушки-швеи, поиски заказчиков. Это очень интересно, что все великие проблемы устройства жизни упираются в один прозаический вопрос: как делить прибыль? Вот капитализм, вот социализм, вот вековая мечта человечества, вот партии и союзы, съезды и конгрессы, перевороты и революции, священное право собственности или - долой частную собственность, вот конституции и законы, вот философии и социологии, вот тома и тома умных и добрых книг - а на самом деле вопрос лишь один, и только один: как делить прибыль?
И больше ничего. Если бы проклятые капиталисты делили прибыль поровну: тебе кусок и мне кусок, то никаких революций, передовых классов, марксизмов-ленинизмов и не было бы...
И главный вопрос человечества отнюдь не "что делать?" и не "кто виноват?", а "как делить?". Как делить прибыль. Почитайте историю любого государства - она почти вся на эту тему. И все войны из-за того же: по большей части из-за прибыли. Ну редко-редко из-за женщины: например. Троянская война. Но это же когда было... Если бы не Гомер, то и не вспомнили бы.
Собственно говоря, о чем Марксов "Капитал"? Чему он посвящен? На тысяче с лишним страниц (считая все тома) доказывается, что прибыль, получаемая предприятием, делится нечестно. Что хозяин, который работает меньше других или вообще не работает, присваивает себе часть прибыли (прибавочную стоимость) лишь на том основании, что он владелец предприятия. А надо бы раздавать по труду, если уж не поровну. Только и всего. Больше в этой книге решительно ничего нет.
А для чего Октябрьская революция была? Для установления нового порядка (говоря словами Веры Павловны), по которому... И так далее. Злодеи-капиталисты, изверги рода человеческого, пузатые кровососы, забирают всю или почти всю прибыль себе, не делятся с рабочими - долой их! Зимний брали штурмом, и Учредительное собрание разгоняли, и красный террор наводили, и миллионы людей в лагерях сгноили исключительно для решения мирового вопроса о дележке прибыли, получаемой на заводах и фабриках.
А что такое социализм? Строй, при котором прибыль делят по справедливости - или думают, что по справедливости ее делят.
Тут все, как было показано выше, зависит от того, как понимать Справедливость.
И вот ирония истории: если бы в свое время внимательно прочитали историю первой социалистической мастерской и если бы чтение книг влияло на историю, то и вся история государства Российского была бы другой... Но увы, не прочитали, да и чтение книг ни на что не влияет. Хотя - как сказать? Марксов "Капитал" повлиял. Это, может быть, самая кровавая книга в истории человечества, хотя там, кроме известных слов о насилии как повивальной бабке истории, сказанных вскользь и случайно, ни одного слова, призывающего к прямому насилию, нет (хотя сегодня доказывают и обратное, представляя Маркса заурядным террористом, чего не было). Маркс о мирном деле писал - о дележке прибыли, он и не подумал, что просто так прибыль никто не отдаст, не отдают ее.
Но отложу историю мастерских Веры Павловны до следующего раза. У нее неожиданный и, я бы сказал, гениальный, ну совершенно гениальный конец у этой истории. Любопытствующие люди могут заглянуть в Чернышевского и найти этот конец самостоятельно. Хотя - кому это все сейчас интересно?
