Ледневу нужно было посидеть в спецчасти, почитать дела. Переводить для Мэри вполне могла и Каткова. Гаманец не возражал. Майор не подумал, что московский психолог и Ставская могут сговориться за его спиной. Посидев в спецчасти около часа, Михаил вернулся в кабинет Тамары Борисовны, где его ждала Фаина Мосина.
Леднев сказал, что был вечера у матери. Фаина молча кивнула: она уже знала. Лагерный телеграф работал безотказно.
- После вашего ухода приходили менты. Интересовались разговором. Мама сказала, что вам просто интересны судьбы осужденных. Но ей, конечно, не поверили. Погрозили и ушли. Ничего ей не сделают, не то время.
- А тебе могут сделать? – спросил Михаил.
- Сгноят в изоляторе. Там очень холодно. А теплые вещи не дают. Пальцы ног гниют.
- Давай я не буду задавать тебе вопросов, - предложил Леднев. - Ты сама скажешь, что посчитаешь нужным. Только вначале сразу объясни, чего ты хочешь?
- Хочу освободиться от кума нашего. Он ведь и меня впутал.
…Королевой карманников, с которыми связалась Фаина, была девушка с романтической кличкой Консуэла. Прозвали ее так за сходство с испанкой. Роскошные черные волосы, брови вразлет, сильная точеная фигура. Консуэла стала возить Фаю на притирки - для отвлечения внимания ротозеев от их кошельков. Напару у девушек получалось особенно забавно. Как ни жаль потерпевших, но это были как бы не совсем кражи. Это граничило с искусством.
Фая гордилась своей подругой. Она ее просто боготворила. Но Консуэлу за ее неуловимость ненавидела вся милиция. И больше других, по понятным причинам, капитан Гаманец. Потому как вся милиция над ним посмеивалась: девку поймать не может!
Вся надежда была на Фаю. Гаманец преподнес ей подарок, изъятую у спекулянтки роскошную сумочку. А потом завел разговор о том, о сем. И как бы невзначай сказал, что боится за нее. Как бы она не сломала себе жизнь. А закончил тем, что предложил брать пример с матери.
Фая к тому времени, конечно, уже догадывалась, что ее мать связывают с милиционером не только постельные отношения. И все равно была ошарашена.
Фая бросилась к матери:
- Это правда?
- А как бы я вас вырастила, доченька? – спокойно спросила Серафима.
Фая заметалась по комнате:
- Менты поганые! Ублюдки! Как я их ненавижу!
- За что ты так? Они не сделали нам ничего плохого, - так же спокойно сказала Серафима.
- Мама, ты что, совсем больная? – изумилась Фаина.
- Доченька, не спеши с выводами, ты еще плохо знаешь жизнь, - отвечала Серафима. – В преступном мире грязи больше, чем в милиции.
Фая, не веря ушам, смотрела на мать. Что она несет? Девушка еще не бывала в милиции, но знала из рассказов Консуэлы и других ребят, что подлее ментов людей нет, потому что никто, кроме них, не лишает людей самого дорогого – свободы. И никто так не унижает людей, как менты. А мать, похоже, даже не понимала, что ее всю жизнь использовали.
- Ненавижу тебя! – сказала ей Фая. – Как ты не понимаешь? Ты ж теперь мою жизнь пускаешь под откос.
Девушка предчувствовала, что Гаманец просто так от нее не отвяжется.
Так и случилось. Опер пригрозил, что если она не согласится стать его «доверенным лицом», информация о работе ее матери на милицию дойдет до Консуэлы.
- Ты не сделаешь это! – резко сказала Фая.
- Ты меня просто вынуждаешь, - лениво проговорил Гаманец. - Консуэла уводит тебя в преступный мир. Этого не будет, я не позволю.
- Отвяжись от меня! Мне не нужна твоя забота, - вскричала Фая.
- Не могу, - тягуче отвечал Гаманец. – Это поручение начальства. Ты – дочь нашей сотрудницы. Мы просто обязаны тебе помочь.
Фая порывалась рассказать Консуэле про «наседку» мать. Но всякий раз говорила себе: ничего это не даст. Трудно было ожидать, что королева карманников все поймет, и их отношения останутся прежними. Скорее всего, Консуэла отвернется. А еще вернее, злоупотребит откровенностью подруги. Преступный мир в отношении стукачей беспощаден. В общем, как Фая ни ломала голову, выхода из положения не находила. И она махнула рукой: а будь что будет!
Отчасти это «авось» совпало с принятым в милиции решением. Гаманцу запретили жесткую вербовку. Пусть девчонка немного повзрослеет, оботрется в среде карманников, приобретет авторитет. Но намерение посадить за решетку Консуэлу оставалось в силе. Из-за ее ловких пальцев и завораживающей внешности статистика краж в городе становилась угрожающей. Гаманец должен был исхитриться и таким образом взять на кармане Консуэлу, чтобы при этом осталась в стороне ее ассистентка. Чтобы королева карманников не успела передать Фае только что украденный кошелек. Он должен был Консуэлу упрятать за решетку, а Фаину сохранить для своих оперативных нужд.
На этот раз капитану повезло. Он схватил воровку за руку и держал мертвой хваткой. Она царапала ему свободной рукой лицо и рвала ему волосы, а он все равно держал, пока не подоспели другие опера.
У карманников сроки небольшие. Консуэле дали два года. Фая писала ей письма, слала посылки и бандероли. Теперь она промышляла карманами сама. Безо всякого прикрытия. Теперь она не верила никому. Только в областном центре, где милиция знала ее в лицо, Фая воровала редко. Предпочитала ездить в другие города. Но география ее похождений стала известна.
Ее взяли с поличным. Сообщили об этом Гаманцу. Капитан приехал в изолятор временного содержания. Разыграл сочувствие, обещал помочь. Надо только подписать одну бумагу.
- Никогда в жизни! – вскричала Фая.
Это была чисто нервная реакция. Девушка была в шоке от неволи.
- Ты мне тут театр не устраивай, - процедил Гаманец. – Или подписываешь и выходишь на свободу. Или будешь париться здесь года три как минимум.
Париться Фае очень не хотелось.
- И что? – с надеждой спросила она Гаманца, - Я сейчас подпишу, а когда выпустят?
- Через час, ну через два, максимум. Как только доложу начальству.
И Фая подмахнула бумагу, где было написано, что ей присваивается псевдоним «Сафо». Но через два часа ее перевезли в следственный изолятор и посадили в одну камеру с Консуэлой. А еще через час вызвали на допрос, и Гаманец, пряча глаза, сказал, что вышла накладка. Протокол задержания, оказывается, уже оформлен. Обратно отыграть невозможно. Придется Фае посидеть до суда. А суд ее освободит. Это он гарантирует.
- Поработай пока с Консуэлой - попросил Гаманец, - это тебе зачтется.
Его интересовали нераскрытые преступления: кражи, разбойные нападения. Консуэла много чего знала.
Фая поработала на совесть. С ее помощью милиция раскрыла несколько важных «висяков». Но этот успех сыграл с ней злую шутку. В милиции посчитали, что гораздо целесообразнее использовать ее в изоляторе, а потом в колониях. Суд припаял ей два года.
Мосина выслушала приговор спокойно и без удивления. Она быстро привыкла к неволе и вранью Гаманца.
Леднев слушал со смешанным чувством. Ему жалко было эту запутавшуюся красивую женщину. Едва ли бы выпала ей такая судьба, если бы не мать с ее постоянными командировками и работой на рынке, среди барыг и карманников. Михаил готов был хоть чем-то ей помочь. Но даже не представлял, каким образом он может это сделать.
- Тебя держит на крючке не один Гаманец. Я правильно понимаю?
Мосина кивнула. И рассказала, как попала первый раз в колонию. На другой день ее вызвал местный кум и сходу начал интересоваться, в чем она нуждается. То есть её здесь уже ждали.
А потом, когда освободилась через год по досрочке, а Гаманец в это время был в какой-то командировке, ее тут же навестил другой опер и напомнил, что она – соратница.
- Я хочу, чтобы вы обо мне написали. Может, после этого от меня и от мамы отстанут, - сказала Фая.
- Тебя привлекут за разглашение, - сказал Леднев.
- Пусть привлекают, - равнодушно отозвалась Фая. – Мне уже все равно. Я устала. Но я ведь вам еще не все рассказала.
Мосина понимала, что она получит моральное право порвать с милицией только в одном случае. Если прекратит воровать. А она хотела начать жизнь заново.
- Зона, как радиация, убивает в человеке все живое.
Освобождаясь после отбытия предыдущего срока, Фая купила в колонии швейную машину с оверлоком. Шила платья и продавала их на рынке. Радовалась каждому трудовому рублю. В милиции знали, что Мосина завязала. И все же настаивали, чтобы она поставляла информацию.
- Как я могу что-то о них знать? – возражала Фая. – Я с ними не общаюсь.
- А ты общайся, - посоветовали ей.
- Вы хоть понимаете, что творите? Вы сами меня толкаете! – вскричала женщина.
- Будет тебе изображать из себя святую, - ухмылялись менты. - Работай, контракт твой бессрочный, а не то пожалеешь.
Но Мосина не сдавалась. И тогда ей стали подставлять потерпевших.
- Возле меня стали тереться женщины с сумочками. Менты были уверены, что я страдаю карманной тягой. А я только посмеивалась и делала замечания. Предупреждала: смотрите, у вас сейчас кошелек из сумочки выпадет. Но ментам эти фокусы не надоедали. Они решили посадить меня во что бы то ни стало. Сколько у вас сейчас в бумажнике? – неожиданно спросила Фая.
Михаил пожал плечами. Он точно не знал.
- Ну, приблизительно?
Леднев назвал сумму.
- А теперь пересчитайте.
Разница была в двести рублей.
- Вот и я не могла точно сказать, сколько у меня денег, - сказала Мосина. – Подставили «потерпевшую», задержали, подложили мне в сумку кошелек, привели «свидетелей», а первый допрос провели при своих «понятых». Вот за что и сижу сейчас.
«Если это действительно так, - подумал Леднев, - то это черт знает что». Но у него на языке вертелся вопрос, никак не связанный с предметом разговора. А он по опыту знал, что это даже хорошо, когда вопрос застает человека врасплох.
- А духи американки, - спросил он неожиданно, - случаем, не твоя работа?
На лице Мосиной появилась загадочная улыбка.
- Вам тоже интересно, не страдаю ли я карманной тягой? – тихо проговорила она. – Ну и на что вы рассчитываете? Что я вам признаюсь? Я не полная дура. Я по одной половице хожу, а на другую поглядываю. Нет, не моя это работа. Вот и вы ищите другую женщину. Кто вы по званию?
Вот номер! Мосина заподозрила, что Леднев никакой не психолог. Ну, правильно. А что она должна была подумать после вопроса о духах?
Нужно было вернуть доверие этой женщины.
- Фая, по званию я старший лейтенант запаса, - отвечал Леднев. – Можешь не сомневаться. А если уж подозревать до конца, то давай присвоим какое-нибудь звание и Мэри.
- Пристроиться к этой курице нетрудно, - усмехнулась Фая.
- Только для того, чтобы выведать что-то у Мосиной?
- Ладно, проехали, - подумав, махнула рукой Фая. – Давайте сменим пластинку. Вы хоть догадываетесь, что скоро вас начнут дурить?
Нет, ничего такого Леднев не предчувствовал.
- Тогда приготовьтесь. Это скоро начнется и неизвестно чем кончится.
«Может, правильно советовала Серафима? Мне лучше уехать?» - подумал Михаил.
- Как у вас в семье? Порядок?
- Скучный порядок, - уточнил Леднев.
- Тогда тем более.
- Что «тем более»?
- Да ладно – проехали. Угостили бы хорошей сигаретой.
Прикурила от поднесенной Михаилом зажигалки, сладко затянулась. Села на стуле поудобнее. Расслабленно сказала:
- Хорошая сигарета. Сейчас бы чашечку кофе. Вас, кажется, Михаилом зовут? Я знаю, Михаил, вы ничем мне не поможете. Я знаю даже больше – чем это все кончится для меня. Я просто хочу, чтобы вы знали, что такое бывает, и не только со мной. Мы – рабыни не только своих страстей. Мы еще и рабыни ментов. От нас страдают потерпевшие. Но время от времени мы сами становимся потерпевшими. Только страдаем гораздо сильнее. Что теряют наши потерпевшие? Кошельки. А мы – здоровье, радость материнства и даже жизнь.
- Что помешало тебе выйти замуж? – спросил Леднев.
- Меня пытались изнасиловать по пьяни свои же ребята, с кем воровала. Я разбила окно и скинулась со второго этажа. Врачи собирали потом кости по кусочкам. Выжила, а отвращение к мужикам осталось. Меня потом и Гаманец не мог взять, долго облизывался, сучий потрох. А вот если вы психолог, то должны знать, что еще во мне изменилось после этого случая.
- У тебя появилась мечта красиво умереть?
Фая покачала головой:
- У меня совсем другие мысли. Мне пока рано уходить. Я еще нужна.
- Лена Агеева считает, что ты для нее – как мать, - вспомнил Леднев.
Мосина закурила новую сигарету и согласилась:
- Да, у нас очень глубокие отношения.
- И поэтому ты ненавидишь Каткову?
Фая посмотрела на Михаила не без удивления. Ее взгляд говорил: а ты, парень, не так прост, как я думала.
Леднев взглянул на часы. В любую минуту мог придти Гаманец. Другого случая поговорить с Мосиной могло уже не представиться. А они ни к чему определенному так и не пришли.
Фая поняла, что нужно заканчивать разговор. Погасила сигарету и тихо сказала:
- Ладно, скажу вам по секрету. Совет требуется. Четырнадцать лет я в рабстве у ментов. Но за это время меня ни разу не раскололи. Я сама раскроюсь, прилюдно. Как, думаете, подействует? Оставят меня в покое?
- Ты с ума сошла! Тебе свои же зэчки не простят.
- Это меня меньше всего волнует.
Леднев не знал, что посоветовать. Он понимал только, что должен помочь этой женщине, несмотря на всю ее порочность. И невзирая на возможные последствия для себя самого. А в том, что ему будут мешать, можно было не сомневаться. Но прежде, чем принять окончательное решение, ему нужно было еще раз поговорить с Леной Агеевой.
