ЛЕДНЕВ (обращается к публике). Да, Мосина вскрыла себе вены. Ее доставили в санчасть и наложили швы. Она их сорвала и поклялась, что перегрызет себе вену, если я ее не выслушаю.
КОРЕШКОВ. Да черт с ней, пусть выговорится!
ЛЕДНЕВ. Медсестра ввела ей успокоительное, и где-то через час нас оставили наедине.
Высвечивается уголок санчасти. На кровати – Мосина с перевязанными запястьями.
ЛЕДНЕВ (к Мосиной). Продолжим. Итак, она звалась Консуэлой, твоя подруга. Почему ты начала с нее? Почему она не выходит у тебя из головы?
МОСИНА. Она села год назад за двойное убийство.
ЛЕДНЕВ. Карманница – за убийство??
МОСИНА. Застукала своего хахаля на измене, ну и мочканула обоих сонными. Получила пятнашку. Это отчасти приравнивается к пожизненному сроку. Поэтому ее она скоро придет этапом сюда. Уже маляву мне прислала. Вот.
Мосина достает их кармашка платья клочок бумаги и дает Ледневу. Тот читает.
ЛЕДНЕВ. Смерть тебя только пописать отпустила. Что это означает? Она угрожает тебе убийством?
МОСИНА. Вы удивительно догадливы.
ЛЕДНЕВ. Фая, давай без этих подковырок, если хочешь, чтобы я тебе помог. Но как я могу помочь, если через несколько дней уеду?
МОСИНА. Вообще-то, я хотела просить вас не о себе. Об Агеевой. Ее хотят отправить в колонию для тэбэцэшниц, хотя у нее болезнь в закрытой форме. А там у всех – открытая форма. То есть Гаманец хочет отправить ее на верную гибель. Вот этому вы можете помешать.
ЛЕДНЕВ. Пожалуй. Вы – подруги?
МОСИНА. Однохлебки. Вместе кушаем. Работаем вместе. Наши швейные машинки рядом. Ну и вообще… поддерживаем во всем друг друга. Тут особняком быть трудно.
ЛЕДНЕВ. И давно у тебя с Гаманцом такие замечательные отношения?
МОСИНА. О! Я перешла к нему по эстафете.
ЛЕДНЕВ. Можно, я включу диктофон?
МОСИНА. Включайте, я постараюсь говорить культурно.
ЛЕДНЕВ. Не обязательно.
МОСИНА. Как-то стало трудно говорить… Сейчас, соберусь… Ну, если коротко, мать у меня шила платья и продавала на рынке. А раньше это было запрещено. Ее поймали на этом, стали требовать информацию о таких же, кто шьет и продает. Ну, она и выложила… И тогда ее завербовали. Дали псевдоним. Стали подсаживать в камеры. Это называлось командировкой.
ЛЕДНЕВ. Такие называются наседками.
МОСИНА. Вот видите, как вам легко объяснять. Короче, мама вызывала подследственных на откровенность. По добытой ею информации раскрывались тяжкие преступления. По мелочам маму не использовали. За этой ей неплохо платили. Так что мы не бедствовали. Но мама подолгу не бывала дома, и мы распустились. Я и еще трое. Отец у нас умер, так что…мы оставались без присмотра. Короче, я связалась с этой Консуэлой.
Мы звали ее королевой. Ей бы в кино сниматься, а не по карманам шарить. Консуэла брала меня на притирки. Я отвлекала ротозеев, а она вынимала кошельки. На пару у нас здорово получалось, хоть в «Смехопанораме» показывай. Гаманец тогда в угрозыске работал. Как раз в отеделе, где карманниками занимались. Не мог он Консуэлу поймать с поличным. И тогда он ко мне красиво подъехал. Начал вешать мне на уши: мол, боится, как бы Консуэла не сломала мне жизнь. Бери, говорит, пример с матери. Я сначала не поверила. Бросилась к маме: «Ты стучишь ментам, это правда?» А она мне: «А как бы я вас четверых вырастила, доченька? На какие шиши?» Я заорала: «Мама, ты что, совсем больная?» А она мне: «Доченька, ты жизни не знаешь. В преступном мире грязи больше, чем в полиции».
Короче, Гаманец пригрозил: если я не соглашусь, Консуэла узнает, что моя мать – стукачка. Ну, вот что мне было делать? Я дала подписку о сотрудничестве. Мне прилепили оперативный псевдоним «Сафо». Я сообщила Гаманцу, где мы с Консуэлой будем «работать». И он взял ее на кармане! Схватил за руку и держал мертвой хваткой. А я для вида, но очень даже натурально царапала ему лицо, рвала волосы, но он не разжал хватку, пока другие опера не подоспели…
Дали Консуэле два года. Конечно, меня мучила совесть. Я писала ей, слала посылки. А потом по ее совету сама начала промышлять. Безо всякого прикрытия - не верила никому. Ездила в другие города. Там меня и взяли с поличным. Гаманец приехал ко мне в изолятор.
Теперь менты хотели использовать меня на зоне. Их интересовали нераскрытые разбойные нападения, убийства. Ну, поработала я, куда деваться, помогла раскрыть несколько «висяков». Но суд все равно припаял мне два года. Мол, так надо, чтобы отвести подозрения.
А я поняла, что зона, как радиация, убивает в человеке все живое. Попаду еще раз - мне кранты. Решила начать жизнь заново. После освобождения шила платья, продавала на рынке. Менты знали, что я завязала, и все же требовали, чтобы поставляла им информацию. Я – ни в какую! И тогда они стали меня провоцировать на кражу. Около меня стали тереться тетки с ментовскими мордами. Я только смеялась: эй, дамочка, у вас сумочка расстегнута, смотрите, кошелек выпадет!
Тогда мне подкинули в сумку кошелек якобы потерпевшей, задокументировали это при подставных свидетелях и подставных понятых… Мамой клянусь, не хотела я для себя такой жизни. Мечтала выйти замуж за парня, с которым не скучно и не страшно. Но вместо любви меня хотели изнасиловать по пьяни свои же ребята. Я разбила окно и скинулась с третьего этажа. Врачи меня по кусочкам собирали. Меня и Гаманец не мог взять, хотя до сих пор облизывается.
ЛЕДНЕВ (снова читает). «Фаечка, смерть тебя только пописать отпустила…»
МОСИНА. Гаманец точно натравит ее на меня. И тогда кому-то из нас двоих уже не жить. Но вы попробуйте все же помочь Ленке Агеевой.