Кабинет Ставской. Леднев и Агеева.
ЛЕДНЕВ. Смотрю я на тебя, Ленка, и думаю: ну как такая Дюймовочка могла стать организатором преступного сообщества?
АГЕЕВА. Вы ж психолог. Должны знать: как раз такая маленькая и может быть большой погремушкой. Вы ведь тоже только с виду белый и пушистый.
ЛЕДНЕВ. Ты, наверное, уже знаешь. Я истории собираю. Кто как сюда попал. Так что если есть настроение, давай, исповедуйся.
АГЕЕВА. Ну, слушайте, отец мой… Только с чего начать?
ЛЕДНЕВ. С главного.
АГЕЕВА. А что главное? Фиг знает. Наверно, Брысина. Я ведь ее, считай, убила, а сейчас мы одном отряде… Я ее убила, я ее и откачала. А сейчас… Я точно знаю, что она на меня стучит оперу, но убить ее уже не могу. Хотя временами очень хочу. Наверно, трудно убивать дважды одного и того же человека.
ЛЕДНЕВ. А за что она на тебя стучит?
АГЕЕВА. Ну, вы даете! Хотите, чтобы я вам так вот и сказала?
ЛЕДНЕВ. Да я сам догадываюсь. Материал с фабрики таскаешь, барыгам продаешь?
АГЕЕВА. Тут почти все понемногу тащат. Всем хочется чего-то помимо того, что разрешено. Но если вы такой умняк, то должны понимать, что барыги наши тоже кому-то продают краденое. (с усмешкой) И кто бы это мог быть, этот скупщик?
ЛЕДНЕВ. Ума не приложу.
АГЕЕВА. А вы рассудите логически. У кого есть возможность выносить краденый материал? Всех, кто в погонах, осматривают на выходе, а кого не осмеливаются? Ладно, предположим, не знаете. Тогда я скажу – режимника и опера. Кто ловит на краже, тот краденое и сбывает. Это сто десять процентов. Вот кого иногда больше хочется убить, чем Брысину.
ЛЕДНЕВ. Однако… Какие страсти тут у вас кипят… Шекспир отдыхает. Но ты все же избавь меня от мучений. Повспоминай, как сюда попала.
АГЕЕВА. Леди из меня никогда бы не вышло. Папа – алканавт, мама точно никогда не держала вилку в левой руке. Но я бы, наверное, улучшила генетику, если бы мы не переехали в неблагополучный микрорайон. Я тогда только закончила восемь классов. Первое, что услышала от Ксюхи, соседки по парте: готовься, подруга, у нас пацанам попробуй откажи. И что же делать, говорю? Она рукав закатала, а там наколка с именем одного «автора» ну, уличного авторитета. Мол, покажи, если начнут приставать, – враз отстанут. Наколола я себе портачку. Училка увидела - стукнула директору. Устроили нам с Ксюхой разборку на педсовете - типа, мы общие. Вызвали родителей, велели им сводить нас к врачам. Обследовали нас и выдали справки, что мы неваляшки. Учителя за наезд извинились. Но «толпа» узнала, что мы с Ксюшкой «честные». Не только пацаны, даже девчонки разозлились. Мол, чего ради мы две на особом положении? И вот сидим как-то у Ксюхи, музон слушаем, и вваливается «толпа». Пацаны кидают Ксюху в койку, девчонки ее держат, чтобы не брыкалась, и еще при этом фотают… Потом и на меня полезли. Я схватила кухонный нож, приставила себе к горлу, говорю – если тронете, козлы, за убийство сядете.
А потом влюбилась в одного. Так поначалу клёво было… Но он не мог отказать своим друганам. Они на меня полезли, а он балдеет... Кинулась к окну, ору, что сейчас выброшусь. Повезло – менты мимо ехали...
Уехала в городок неподалеку, поступила в культпросветучилище. Ё-ка-лэ-мэ-нэ! Там та же байда! И так это меня достало… Сколотила я с девчонками свою «толпу». Не только для защиты от пацанов. Денег-то ни копья, а одеваться хочется. Начали девок раздевать. Оказалось, это просто. Подошли, напугали, сняли и пошли дальше. В качалку ходили, пацанов начали метелить, ладони бинтами перед дракой обматывали, чтобы костяшки не сбить. Шапочку вязаную на глаза, чтоб не узнали - и вперед!.. Я закурю?
ЛЕДНЕВ. Тебе ж нельзя.
АГЕЕВА. А! Мне теперь всё можно. (закуривает). На малолетке я попала на красную зону. Два часа в день строевым шагом под песню «Дан приказ ему на запад». А я в сапогах и одежке на три размера больше, как пугало огородное, с ног валюсь, пятки в крови. Хотелось забыться хоть на время. В зону въедет грузовик, открываешь крышку бензобака, макаешь туда тряпку и нюхаешь до одурения. В удавочку играли. По очереди душили друг дружку полотенцем, зажимали сонную артерию, отключались на время, тоже как бы кайф. Многие на этой зоне выслуживались, чтобы по досрочке выйти. Навалились мы на одну такую активистку, Брысину, стали душить полотенцем, только сил не рассчитали. Она вырвалась и давай нас кулачищами хреначить. Ну, мы тоже озверели, придавили ее. Когда обмякла, опомнились, начали откачивать… позвали на помощь. Это нам потом зачли на суде. Добавили по два года, меня опять посчитали организатором и отправили сюда, как особо опасную. (кашляет) А потом я заболела… На малолетке в карцере холодрыга, еда – вода и пайка хлеба. По молодости тэбэцэ быстро развивается. У меня пока в закрытой форме, не бойтесь, не заражу...
ЛЕДНЕВ. А как вы с Мосиной познакомились?
АГЕЕВА. На этапе в одно купе попали. Мне после суда жить не хотелось, так она меня поддержала. Стала мне как мать.
ЛЕДНЕВ. Ты из-за нее на Каткову набросилась?
АГЕЕВА. Чего вам только не наговорили…
ЛЕДНЕВ. Что произошло на этапе, в поезде? Давай уж, как на духу.
АГЕЕВА (не сразу). Лежу я рядом с Файкой и не могу уснуть. И вдруг чувствую, она вся горит, и все ближе ко мне, ближе…Ну, и… вот… У меня уже ничего в жизни не осталось, кроме этого.
В кабинет входит Ставская. Она взволнована, встревожена.
СТАВСКАЯ. Поговорили? Лена, иди пока.
АГЕЕВА скрывается за дверью.
СТАВСКАЯ. Вас ждет Каткова. Она в релаксации. Выслушайте ее, наберитесь терпения, прошу вас.
Леднев выходит из кабинета. Ставская достает из сумочки флакон духов и прячет в банку с растворимым кофе, вынимает косметичку, подкрашивает губы. За этим занятием ее застают Корешков и Гаманец.
КОРЕШКОВ. Томочка, давай не будем унижать друг друга. Выдай духи по-хорошему.
СТАВСКАЯ. Какие духи?
ГАМАНЕЦ. Которые Каткова тебе на хранение дала. Больше некому… Ключ! Ключ от двери, быстро!
Ставская отдает ключ, Гаманец закрывает дверь, профессионально быстро потрошит косметичку, обшаривает сумочку, выдвигает ящики стола, осматривает книжный шкаф, ощупывает висящее на вешалке пальто.
ГАМАНЕЦ. Извини, Тома, я должен тебя осмотреть.
СТАВСКАЯ. У нас даже зэчек только надзорки шмонают.
ГАМАНЕЦ. Так я же извинился.
Ставская встает.
СТАВСКАЯ. Гражданин «хозяин», всему есть предел. Давно я собиралась уйти, да всё как-то… Сегодня получишь мое заявление об уходе.
КОРЕШКОВ. Не стоит оно того, Тома… Ладно, если напрасно потревожили, извини. Самая знаешь, служба такая, собачья.
