«Мы готовы ко всему» — это напускное бодрячество недальновидных, некомпетентных руководителей, умеющих только торжественно рапортовать. К чему — «всему»? К извержению вулкана в Москве? К атаке марсиан? К нападению вампиров? Любая система, способная выдерживать заэкстремальные нагрузки, в штатном режиме будет работать, применяя лишь мизерную долю своих ресурсов. Кто, какая структура способна её такую, создать и содержать? Даже постановка такой задачи нелепа. Мне, как никому другому, известны множественные ограничения ресурсов Службы 03. И я считаю важнейшей обязанностью каждого руководителя экстренной службы знать лимиты её возможностей, чтобы в разумной мере, экономически целесообразно преодолевать их.
В случае теракта, когда действиями руководят спецслужбы, появляются новые, дополнительные (и совершенно необходимые) факторы: секретность, оцепление, блокирование подъездов препятствиями, эадействование множественных команд, групп, средств и служб, не встречающиеся в нормальной жизни, их нельзя выучить или натренировать.
Упомянутые в начале страшные напасти мы знаем. Теракт же на Дубровке был впервые в мире. Захват зрелищного центра, сплошное минирование зала, 1200 заложников, жестокость террористов, команда смертниц, обвешанных взрывчаткой и, наконец, секретные спецсредства (газ), примененные при штурме, были неизвестны никому в мире.
Как же действовала Скорая помощь Москвы? С самого начала наши бригады дежурили на Дубровке. Это продолжалось несколько суток, причем обслуживание жителей Москвы не останавливалось ни на минуту, хотя была зарегистрировано повышение интенсивности вызовов. Сразу после штурма, как только удалось подъехать ко входу, наши сотрудники непрерывно эвакуировали пострадавших, оказывали первичную медицинскую помощь, развозили по медицинским учреждениям. В каждой машине имелись необходимые средства, включая антидоты, снижающие интоксикацию. Однако, обстоятельства трагедии вынудили возить людей не только посредством Службы 03…
Вот почему особенно противно было видеть злопыхательствующих политиканов-демагогов, занимающихся дешёвым популизмом, наживающих свой политический капитал на чужом горе и крови…
Что касается нашей позиции, то она как была, так и осталась неизменной со дня основания Московской Станции скорой помощи. И суть ее лучше всего, на мой взгляд, выражает известное изречение Льва Толстого: Делай, что должно и будь что будет.
Вот почему мы никогда не останавливаемся на полпути, стараемся учиться на ходу, чтобы поспеть за стремительно меняющейся исторической ситуацией. Кто, скажем, мог подумать еще лет пять-шесть назад о том, что призрак терроризма, казавшийся для нас когда-то абсолютно нереальным, станет в России едва ли не самой реальной из всех существующих угроз?
Конечно, все предусмотреть нельзя. Но, ведь недаром говорили древние: Кто предупрежден, тот и вооружен.
В этом смысле главное оружие Скорой помощи — конечно же, оперативность, быстрота прибытия на место происшествия, и профессионализм.
И вот тому живой пример. После трагедии на Тушинском поле, где фанатички-смертницы совершили два теракта, никто уже не осмелился бросить упрек Службе 03 в, якобы, запоздалом оказании помощи пострадавшим! Как известно, в тот день стремительно помчавшейся в Тушино веренице машин скорой помощи ГАИ устроило зеленый коридор — за что наше отдельное спасибо городским властям…
Но главное, что руководство Департамента здравоохранения, учитывая факт скопления в пределах стадиона огромной массы зрителей и участников рок-фестиваля, заранее позаботилось о том, чтобы на всякий случай в этом месте безотлучно дежурили наши бригады. Уж в слишком трудное и тревожное время мы живем!
Так что, именно благодаря этой предусмотрительности, наши бригады и смогли практически мгновенно, не теряя времени, начать оказывать скорую медицинскую помощь безвинно пострадавшим от теракта. Хотя, конечно, повторяю, всё предусмотреть невозможно.
Поэтому остается лишь одно — надеяться на лучшее, на то, что грозовые тучи террора, нависшие над Россией, когда-нибудь да разойдутся.
Должен сказать, что ко всем трудностям, связанным с профессией скоропомощников, добавляется порой и чувство незаслуженной обиды. Ведь часто в ответ на все наши старания, связанные со спасением человеческих жизней, нам приходится выслушивать абсолютно необоснованные и несправедливые обвинения от некомпетентных, ничего не смыслящих в нашей профессии людей.
Доходит до абсурда, когда работникам Скорой, которым зачастую некогда даже дух перевести в круговороте ежесуточных изматывающих дежурств, необходимо тратить силы еще и на то, чтобы оправдываться, защищаться от бредовых измышлений желтой прессы, падкой на жареные факты! То, что впоследствии все эти «факты» оказываются чистым блефом, вымыслом, никого не волнует. Обыватель хватается за сердце, тираж газеты растет — чего еще нужно? Нам же, несмотря на чувство горечи от незаслуженной обиды, от очевидной несправедливости по отношению к нашей работе, переживать особо некогда. Нам нужно спешить спасать людей. Такую роскошь, как оправдания и защитительные речи, мы себе не можем позволить чисто физически — не хватает времени. И только, когда уж сильно допекут, поневоле приходится обращаться в суд с иском о защите чести и достоинства Скорой… Примеров же подобного циничного, пренебрежительного отношения некоторых средств массовой информации к деятельности Службы 03 — хоть пруд пруди! Причем самым лакомым куском для всех этих нечестных, нечистых на руку московских папарацци является донельзя изжеванный и пережеванный миф о якобы несвоевременном, запоздалом прибытии бригад скорой помощи на место происшествия.
Спору нет, в таком гигантском мегаполисе как Москва случается всякое, и хронические пробки на дорогах стали уже повседневным явлением. Что прикажете делать, когда медицинская бригада, мчащаяся по вызову, вдруг оказывается в середине такой пробки? Но даже в таких экстремальных случаях водители наших машин проявляют чудеса самоотверженности, изобретая самые немыслимые обходные пути. Но вместо благодарности за все это персонал Скорой получает от тех же СМИ достаточно резкие оплеухи…
Вот, скажем, взять происшествие у метро Университет, где в драке, затеянной хулиганами, погиб молодой парень. Бригада скорой помощи оказалась там на двенадцатой минуте после поступления вызова. Но, увы, наша помощь не потребовалась, пострадавший скончался. Это, в частности, подтвердил и, прибывший чуть позже, судмедэксперт. Такая оперативность городских аварийных служб объясняется просто — было празднование Дня города, и мы, соответственно, находились в состоянии повышенной готовности.
И вот мы видим на телеэкране, как репортер канала НТВ берет, так сказать, интервью у одного из свидетелей происшедшего, а именно — приятеля погибшего. Тот заявляет:
— Наш друг был жив еще двадцать минут после ранения, а скорая помощь приехала только через сорок минут!
Свидетель этот, правда, стоит почему-то спиной к камере, лица его не видно. Но после его лживых заявлений, тем не менее, никто уже практически не верит показаниям специалистов скорой и медэкспертизы!
То есть многим людям почему-то гораздо приятнее смаковать грязный поклеп на нашу службу, раздувать скандальный слух, чем оценить по достоинству ту ежедневную, неутомимую работу по спасению человеческих жизней, которую проводит Скорая. Почему больше верят какому-то анонимному, не назвавшему себя юнцу — ума не приложу! Чем объяснить такую странную психологическую аберрацию? Не знаю. Но крови она нам за эти годы попортила немало…
Да вот, скажем, взять хотя бы одно из самых громких политических убийств последнего времени — трагическую гибель сотрудника газеты «Московский комсомолец» Дмитрия Холодова от взорвавшегося в его руках «дипломата».
Сразу же после этого ЧП у нас был зафиксирован вызов: «взрыв в редакции „Московского комсомольца“ на Улице 1905 года». В те годы, когда подобные террористические акции были еще не столь частым явлением, как сейчас, это известие вызвало у всех вполне понятный шок. Наша бригада помчалась туда со всей возможной скоростью — при том, что Садовое кольцо, как всегда, забито транспортом, повсюду пробки…
Когда Скорая прибыла в редакцию «МК», Дмитрий Холодов был еще жив. Это, конечно, выглядело чудом, так как взрывом его просто-таки разорвало пополам. У врачей появилась надежда на то, что еще не все потеряно, и тут же в машине Дмитрию начали делать переливание кровезаменителей. Но у него от огромной кровопотери уже возникло такое известное всем реаниматологам явление, как обескровленные спавшиеся вены. В такую вену практически не возможно ввести иглу. Впрочем, это, тем не менее, удалось и всю дорогу до Института имени Склифосовского удавалось поддерживать у Дмитрия жизненные функции. Но перед самым приемным отделением он, увы, скончался. Спасти его не удалось.
И вот, спустя буквально несколько минут после этого трагического события по радио выступает небезызвестный обозреватель «М»*, который нагло заявляет во всеуслышание, что якобы бригада скорой помощи прибыла в редакцию только через сорок минут! И, даже приехав, медицинские работники не смогли, якобы, достаточно оперативно и своевременно приступить к своим обязанностям.
— Когда я заглянул в машину Скорой, — вещал «М», — я увидел, как врачи беспомощно суетятся вокруг Дмитрия, не в силах ввести ему шприц в вену…
И далее, в таком же обличительном духе.
Я позвонил «М» буквально в этот же день:
— Вы знаете, мы разделяем ваше горе, понимаем ваши чувства. Но зачем так поддаваться наплыву эмоций? Зачем возводить поклеп на врачей, честно исполняющих свой профессиональный и человеческий долг? Зачем плевать в колодец, из которого всем, может быть, еще не раз придется пить? Как только я услышал о том, что Скорая приехала к вам лишь через сорок минут, я тут же вызвал к себе в кабинет эту медицинскую бригаду. Они сейчас стоят передо мной: мужчина-врач и фельдшер женщина. И вот, что она мне говорит сквозь слезы: «Игорь Семенович! Как же так можно? За что? Сначала мы помчались по встречной полосе движения. Видим — пробка, не выбраться. Выезжаем на дикой скорости на тротуар. Я закрываю глаза и мысленно прощаюсь со своим пятилетним сыном, потому что мы понеслись против движения, затем по тротуару, рискуя жизнью. Какой-то старик стал колотить по нашей машине с криком, вот, мол, хулиганье, что вытворяют!… Ладно, кое-как домчались. И что же? Нам никто не может даже толком объяснить, где находится пострадавший! Наконец, мы его все-таки нашли, перетащили в машину. Нужно сделать укол в вену, но как? Если в ве нах нет крови, они слипаются! Вы как врач прекрасно понимаете, что почти невозможно ввести иглу в спавшуюся вену.… Но мы всетаки ввели! Так в чем же мы виноваты? И почему именно мы должны отвечать за смерть молодого человека? Почему в газетах публикуют заведомую ложь о сорока минутах опоздания, если мы там были уже через восемнадцать минут, учитывая пробки и заторы на дорогах? Тем более что все наши действия передвижения были зафиксированы в диспетчерском Центре…»
Что мне ответить этой плачущей у меня на глазах женщине, этим людям, совершившим по сути невозможное?
И вот открываю на следующий день свежий номер издания «К» и читаю новые откровения господина «М»: «Вчера мне позвонил разъяренный чиновник — главный врач Скорой помощи, который пытался мне доказать, что они приехали на восемнадцатой минуте!»
Ну что тут скажешь? Оставалось лишь апеллировать к самому честному и беспристрастному свидетелю, который только может быть, а именно к компьютеру диспетчерского Центра, ведущего круглосуточную фиксацию всего происходящего на Станции скорой помощи.
* Я опускаю имена и названия, чтобы не рекламировать их.
