Многие психологи, психиатры, социологи и другие специалисты пытались уяснить природу застенчивости. На вопрос: «Почему мы застенчивы?» разными специалистами выдвигаются различные варианты ответа. Как вы вскоре увидите, подобно тому, как невозможно дать ей одного исчерпывающего определения, так невозможно дать один ответ на вопрос «Почему мы застенчивы?»
Застенчивыми рождаются
Все болезненно застенчивые люди нервозны. Они происходят из той породы людей, в которой сумасшествие, эпилепсия, мигрень, ангина, ипохондрия, эксцентричность — обычные вещи. Мы часто можем проследить непосредственное влияние наследственности на этиологию застенчивости: Нет более непреложного факта, чем тот, что застенчивость передается из поколения в поколение, (курсив наш. — Ф. 3.)
Это бесспорно пессимистическое утверждение лондонского врача, высказанное незадолго до начала двадцатого века, возлагает «вину» на гены родителей, переходящие по наследству к ни в чем не повинному потомству.
Современная версия теории врожденной застенчивости принадлежит Рэймонду Кэттеллу. Он уверен, что личность индивидуума складывается из набора основных качеств, которые можно определить, систематически проанализировав ответы человека на приведенные в тесте вопросы. Ответы корродируются, что позволяет выявить «синдромы», или личные качества. Затем они сопоставляются с ответами родителей или детей, и таким образом выясняется, передана данная черта «по наследству» или нет. При таком подходе Кэттеллу наблюдения не нужны. Он определяет личные качества с помощью такого вот теста:
Когда вы приезжаете в незнакомый город, вам трудно завязывать новые знакомства?
да нет.
Вы разговорчивый человек, которому доставляет удовольствие любая возможность вербального контакта?
да нет.
Считается, что люди, ответившие «Нет» на первый и «Да» на второй вопрос (и соответственно ответившие на все остальные вопросы), обладают высоким показателем так называемого
Примером людей этого типа могут служить Теодор Рузвельт и Уинстон Черчилль.
Наоборот, носители
Но
Исследователи личности могут лишь предполагать, что психическая разница между типами Н+ и Н- стала бы очевиднее, представься им случай протестировать бедных младенцев. Вышеупомянутые исследователи провозглашают, что застенчивость, как и сверхвосприимчивая нервная система передается по наследству. Подобная аргументация не только безнадежно устарела, она принесла и немало вреда —
Застенчивости учатся
Мнение исследователей личности о том, что застенчивость является неизбежным следствием передачи по наследству мягкого характера, противоречит основным принципам теоретиков бихевиористики. Эти последние убеждены в следующем: на свое счастье или на свою беду, но мы — это то, чему нас научила жизнь. Мы учимся вести себя так, чтобы получать эмоциональное вознаграждение и воздерживаемся от действий, могущих иметь для нас негативные последствия. Создавая мир, в котором вознаграждается только «желательное» поведение, бихевиористы утверждают, что они способны сделать из Золушки принцессу и даже — чем черт не шутит? — превратить тихоню Н- в храбреца Н+.
Джон Б. Уотсон, популяризатор бихевиоризма в Америке, провозгласил, что возможности закрепления позитивных рефлексов в формировании свойств личности и темперамента поистине безграничны, и подкрепил свою идею безудержным бахвальством:
Дайте мне дюжину здоровых младенцев, не отягощенных физическими недостатками, и условия для их воспитания, и я гарантирую, что любого из них я смогу сделать специалистом любого профиля по моему усмотрению: врачом, адвокатом, художником, торговцем и — а почему бы и нет? — даже вором и попрошайкой, независимо от его талантов, призвания, способностей, наклонностей и расы его предков.
Современные бихевиористы говорят, что застенчивость — это закрепившаяся фобическая реакция на социальные события.
Это закрепление может явиться результатом следующих предпосылок:
Если верить бихевиористам, то ребенок может научиться застенчивости, пытаясь получить желаемое в мире, где доминируют взрослые. Вот что рассказала
Когда мне было четыре года, и я только начинала постигать науку общения, со мной произошел случай, оставивший тяжелую психическую травму. Я помню, какая в тот день была погода, помню, что делала мать, собираясь выйти на улицу, помню, как была освещена комната. Признаюсь, я забыла, что именно хотела сказать в этот день матери, а та, естественно, совсем не помнит этого случая. Но во всяком случае это было для меня тогда очень важно. Я пыталась выразить
что-то неконкретное, абстрактное, и мне просто не хватало слов, чтобы мать меня поняла. Она внимательно слушала, как я заходила то с одного края, то с другого, и минут через пять, когда я окончательно выдохлась, она, не сдержавшись, громко рассмеялась. Я заплакала и долго не могла успокоиться. Я давно уже позабыла, что хотела сказать тогда матери, но отчетливо помню, что с того самого момента я словно застыла внутри: все мои чувства и к ней, и ко всем взрослым охладели.Мне казалось, я ни на что не гожусь. Я казалась себе неуклюжей, неумелой и глупой. Мое отчаяние усиливалось
из-за отношения к детям окружающих меня взрослых. Они считали, что «детей должно быть видно, но не слышно» и что «вещи важнее людей». Это было настолько ясно написано на их лицах, что я ничего не могла сделать так, как надо. Я рано научилась всех бояться и никому не доверять.
Неумелости тоже можно научиться — если она привлекает к вам внимание, в котором вы нуждаетесь. Возьмите, к примеру, подростка, играющего в своем классе роль шута. У него всегда нелады с учителями, потому что он постоянно выкрутасничает и нарушает дисциплину в классе. Над ним могут смеяться одноклассники, его могут ругать родители и наказывать учителя, но ведь его все замечают. Признание общества — один из самых могучих стимулов, а люди часто кладут много сил на достижение ничтожных целей. Одни из нас приучаются слишком громко говорить, другие — хныкать по любому поводу, третьи привлекают всеобщее внимание намеренно плохой игрой на футбольном поле, четвертые — притворяясь больными, чтобы за ними ухаживали, пятые — спотыкаясь на трапе президентского самолета.
В еврейском юморе часто обыгрываются ситуации с участием неумехи и растяпы и его невинной жертвы. Он самоутверждается, разливая суп, садясь не в тот самолет, захлопывая в багажнике ключи от машины. На колени же льется суп, это его выпихивает из самолета, и ему приходится в два часа ночи искать запасные ключи.
Любопытно, что присущая застенчивому человеку пассивность может быть результатом устоявшейся реакции на засилье в нашей жизни телевидения. Так как общение с персонажами на экране ограничено верчением ручки переключения каналов в надежде избежать набившей оскомину рекламы, наше взращенное на мыльных операх поколение давно усвоило, что их герои как бы берут на себя всю эмоциональную нагрузку: один качает за нас права, другой произносит пламенные речи, а третий то попадает в затруднительные положения, то выпутывается из них. Вот как один молодой человек рассказывает о роли телевидения в его жизни:
Пожалуй, единственным моим воспитателем был телевизор. То есть, конечно, хорошим манерам меня учила мать, но отец обращал на меня мало внимания, так что необходимые для жизни знания я получил главным образом из телепередач. Я бы сказал, в среднем я провожу у телевизора часа по три в день, и так всю жизнь. Самый большой урок, преподнесенный мне телевидением — это то, что здесь не требуется обратной связи. Когда вы смотрите телевизор, вы пассивны. Я всегда хорошо усваивал информацию и умел внимательно слушать других, но говорить самому мне трудно. Я хорошо учился в школе, но не принимал участия в дискуссиях. В колледже я всегда сидел в дальнем конце аудитории. А так как средний выпускной балл процентов на десять зависит от участия студента в обсуждении пройденного материала, моя застенчивость сказалась и на моих отметках.
Если застенчивость — следствие усвоения «неверных» правил общения с другими людьми, то она должна устраниться после закрепления «верных» реакций и навыков. С этой точки зрения именно поведение страдающего застенчивостью человека является причиной его стеснительности. А раз такому поведению учатся, от него можно и отучиться, точно так же, как от любой привычки или фобии, например, боязни змей. Система развития социальных навыков, которой мы займемся во второй части книги, основана как раз на принципах бихевиористики.
Оптимизм бихевиористов весьма отраден, особенно после фатализма теоретиков личности, согласно которому застенчивые люди появляются на свет только для того, чтобы стать неудачниками. Однако не следует забывать и то, что нам уже известно о различных типах застенчивости. Некоторые страдающие стеснительностью люди уже обладают необходимыми социальными навыками, но недостаток уверенности в себе мешает их успеху в обществе. Обучение азам общения замкнутых людей, описанное мною во второй главе, не обязательно «излечивало» их от замкнутости. Иногда оно приносило свои плоды, но в ряде случаев застенчивость только возрастала. Поэтому наряду с прививанием социальных навыков под тщательным наблюдением специалиста необходимо учить людей не бояться в обществе, укреплять их уверенность в своих силах и развивать у них понимание иррациональных основ своей застенчивости.
Для некоторых из наиболее застенчивых людей — застенчивых «высшей пробы» — определенные события могут нести в себе скорее символическую, чем реальную угрозу. Их застенчивость не соотносится с негативным предшествующим опытом общения с каким-либо типом людей в той или иной обстановке. Скорее они ощущают беспокойство оттого, что эти люди и ситуации как бы отражают неразрешенные и подавленные конфликты в их собственной психике, возникшие в детские или юношеские годы. Не сомневаюсь, вы уже чувствуете, что запахло фрейдизмом, а это значит, что пришла пора на время расстаться с бихевиористами.
Филипп Джордж Зимбардо
