Никита Высоцкий считает, что от политизации и коммерциализации памяти отца никуда не деться, восхищается работой его бескорыстных поклонников и надеется уже в этом году показать в городах России проект «Сорок лет без Высоцкого». Об этом директор музея Владимира Высоцкого рассказал «Известиям» накануне дня памяти поэта.
— 25 июля музей Владимира Высоцкого примет участие в музыкальном марафоне. 12 часов все желающие будут исполнять его песни. Вживую или онлайн?
— Марафон готовит Институт русского языка имени Пушкина, мы со своей стороны, чем можем, помогаем и участвуем. К 25 июля готовится много событий, и я с уважением отношусь ко всем. Плохо, что они будут в основном в интернете. Кто-то говорит: «Да ничего, это просто новый формат», но есть традиции, и они будут нарушены.
На днях я встречался с ребятами из Красноярска. Последние 20 лет у них каждый год 25 июля проходит фестиваль авторской песни «Высоцкий и Сибирь». В этом году он тоже состоится онлайн. Хотя вроде бы уже разрешили собираться на открытом воздухе...
— Вас это огорчает?
— Таковы реалии, которые всех очень и очень ограничивают. При этом пропускать дату не имеет смысла. Она серьезная, важная. 40 лет прошло. За это время поменялось всё. Совсем другая жизнь в стране. Те, кто родились после 1980 года, не помнят ни времени Высоцкого, ни его самого. И могут судить о нем только по тому, что осталось на пленке, и тому, что делается людьми в его память.
Для многих 25 июля — особый день. Конечно, люди пойдут на Ваганьковское кладбище. Думаю, в СМИ будет пусть не информационный взрыв, но много посвящений. Кому-то Высоцкий в первый раз донесет что-то важное, кто-то узнает о нем нечто интересное. И, возможно, через эти знания люди придут к его творчеству.
— Ваш музей открылся после карантина. Как идет работа?
— Работаем, как и все музеи, с ограничениями. Но потихонечку люди начинают к нам возвращаться. Туристов сейчас в Москве нет, но и без них достаточно поклонников творчества отца. В фойе театрально-концертного зала, что на втором этаже, мы открыли небольшую выставку. Хотим, чтобы посетители посмотрели, что было 40 лет назад в день его смерти и 28 июля, в день прощания с ним в Театре на Таганке. Представлено все, что связано с уходом отца: реакция поэтов, друзей и простых людей в письмах и телеграммах, архивные фотографии, личные вещи.
Планировали мы еще и другой проект — масштабный и интересный. У нас была масса задумок и идей. В итоге решили сделать передвижную выставку «Сорок лет без Высоцкого» — с большим количеством экспонатов, с возможностью располагать их в нескольких залах и сопровождать программами, концертами, лекториями, встречами... Но пока не судьба. Подождем, что будет с отменой ограничений. Даст Бог, мы всё же соберем ее и повезем по стране.
Уже сейчас несколько городов обратились в музей с желанием видеть выставку у себя. В их числе площадки из ближнего зарубежья. Сроки обозначить пока не можем. Надеюсь сделать эту выставку как минимум в нынешнем году. О наших планах вы можете узнать на сайте музея Высоцкого. Как раз 25 июля мы запустим его обновленную версию. Сайт будет современный, насыщенный информационно и внешне, мне, во всяком случае, очень нравится.
— Театрально-концертный зал музея Высоцкого был некогда модным местом. Что сейчас там происходит?
— Да, здесь играли первый московский спектакль Кирилла Серебренникова «Пластилин». Мы, с одной стороны, в прошлом, с другой, это популярная площадка. Я уверен, что многие ждут, когда она откроется, когда там будут спектакли, концерты, связанные с Владимиром Высоцким, с авторской песней. У нас это всё востребовано. Но пока ничем обрадовать не могу. Кроме моей и общей уверенности, что рано или поздно всё восстановится, ничем свои слова не подкреплю.
— Была в музее традиция устраивать в памятные дни концерты во дворе. Коронавирус и ее нарушил?
— К сожалению, да. Поэтому мы и будем работать в интернет-проектах. А сделать концерт во дворе не сможем, нельзя собирать людей.
— Даже с соблюдением санитарных норм, на расстоянии полтора метра?
— В нашем дворе на расстоянии полтора метра друг от друга могут поместиться лишь 15–20 человек. А сделать так, чтобы музыку слышала вся округа, нельзя. Здесь жилые дома рядом. Эти концерты еще будут обязательно, но именно в нынешнем году, увы, нет.
— Интерес к Высоцкому за рубежом есть?
— Есть и будет. Например, меня пригласили принять участие в конференции, которую проводят наши бывшие соотечественники и те, кто интересуется Россией и искусством. Соберемся в онлайне, поговорим о Высоцком, об этой трагической дате, о сохранении памяти.
— Многие считают, что если бы вы не поддерживали интерес к жизни и творчеству Владимира Высоцкого, он мог бы постепенно сойти на нет. Согласны?
— Мне приятно, если кто-то думает, что я такой молодец. Но дело не во мне. В память о Высоцком работает огромное количество людей. Некоторые на коленке монтируют ролики, выкладывают их в YouTube, кто-то издает книги. Чтобы организовать какой-нибудь фестиваль, допустим, как в Красноярске, энтузиасты трудятся целый год. Им за это не платят.
В Новосибирске, Екатеринбурге, Краснодаре есть объединения, связанные с именем Высоцкого. В Магадане, в Нагаевской бухте своими силами установили памятник Владимиру Семеновичу. Это совершенно удивительное место. В нем и суровость, и красота. Когда 25 января или 25 июля там собираются люди, ощущается, что эти даты всеобщие.
— У вас есть объяснение, почему люди сохраняют память о Высоцком?
— Они это делают, чтобы у Владимира Семеновича было место в сегодняшнем и завтрашнем дне.
— Вас никогда не раздражало то, как это делается?
— Иногда перегибают, что говорить. Бывает и коммерциализируют, и политизируют. Но от этого никуда не деться.
— Чтобы открыть музей, выставить какие-то вещи Высоцкого, у вас разрешения спрашивают?
— Кому важно, спрашивают. А кто-то не считает нужным. Но если мы видим серьезную работу энтузиастов, то, когда возможно, помогаем консультациями, информацией.
Музей Высоцкого в Екатеринбурге я считаю безусловной заслугой Андрея Гавриловского. Он не только его создал, профинансировал, но еще и сам многие годы собирает коллекцию артефактов, связанных с Владимиром Семеновичем.
— А коллекция вашего музея еще пополняется?
— В таком объеме, как раньше, нет, но мы всё равно комплектуемся. Например, новыми музыкальными и книжными изданиями, берем на хранение различные вещи, которые вроде бы напрямую с Высоцким не связаны. У нас довольно большой изофонд, иногда нам дарят картины. Приносят очень много. Нарисовал человек что-то и хочет, чтобы это было у нас. Но далеко не всё мы берем. Тем не менее есть хорошие вещи, которые нужны музею.
— Как часто приносят вещи Высоцкого?
— Основная коллекция уже передана семьей и несколькими близкими людьми. В том числе рукописи. Тем не менее временами появляются фотографии, вещи, которые в какой-то момент принадлежали отцу. Как правило, владелец передает их в дар музею. Иногда нам предлагают купить артефакты. Но сделать это за большие деньги мы не можем.
— У вас богатые запасники?
— Скажу иначе. Выставлено 2% того, чем владеет музей. У нас ведь не только вещи, которые можно показать. Есть и информация, ценная для исследователей, филологов, искусствоведов. Не выставляем рукописи, они портятся. Если надо что-то показать, делаем копии.
— Случаются ли приятные сюрпризы ?
— Бывают вещи, которых не ждешь. Например, я был уверен, что утрачено звуковое оборудование, на котором в последние годы работал отец. Оказалось, оно существует и находится у одного моего знакомого. Человек хранил, как реликвию, магнитофон отца. Сейчас он в постоянной экспозиции.
Иногда к нам попадают ценные вещи с аукционов. Один крупный банк приобрел и передал в музей то, что продавала Марина Влади. Скажем, две работы Михаила Златковского, которые были подарены отцу при жизни. Они хранились в доме и ему очень нравились. Сам по себе это очень достойный художник. Думаю, немало российских музеев хотели бы иметь его оригиналы.
— Что это за работы?
— Вывеска, на которой изображен кукиш и указан адрес «Колея В. Высоцкого». Еще Златковский сделал в подарок отцу арт-объект «Золотой диск». Его будто зубами надкусили. Эта работа символизирует то, как много Высоцкий создал, но при этом его не издавали, не тиражировали официально. Все его диски-гиганты были выпущены за границей.
— После ремонта музей открылся с новой современной экспозицией. Вам удалось расширить площади?
— У нас сравнительно небольшое выставочное пространство. Но саму площадь музея мы увеличили больше чем вдвое. От старой экспозиции нетронутым остался только мемориальный кабинет. Новая гораздо более насыщенная и количественно, и качественно. Мне кажется, в ней правильное сочетание интерактивной информации с документальной — с тем, что люди привыкли видеть в музее.
Появились мультимедийные экраны, видео- и звуковые инсталляции. Есть возможность увидеть и услышать редкие записи. Конечно же, остались в залах вещи, принадлежавшие отцу: гитары, магнитофоны, костюмы. Реквизит, с которым он работал, книги, которые читал. При этом вся информация хорошо организована. У нас ведь как? Зашел в интернет, набрал «Высоцкий» — и выпало 95% чуши. В музее собрана обработанная, достоверная информация, в которой можно не сомневаться.
— Вы оцифровали весь архив?
— Работа ведется, большая часть коллекции уже оцифрована. Но в музей люди приходят не за копиями, а за оригиналами.
— С чего начнется ваш день 25 июля?
— В последние годы 25 июля я на кладбище не хожу. Бываю там накануне или после. Приходить туда даже очень рано — значит встречать людей, которые на могиле отца начинают делать селфи со мной. Я не жалуюсь, понимаю их.
Я отвечаю за отцовскую могилу, чтобы там был порядок. Но бываю на Ваганьковском не только у отца. Рядом с ним похоронена моя бабушка, его мама, Нина Максимовна. А чуть дальше дед — Семен Владимирович и его жена Евгения Степановна, кто-то называет ее второй мамой Высоцкого. За их надгробиями тоже я слежу.
Вообще 25 июля для меня рабочий день. Я в музее или на выездных мероприятиях, сам что-то провожу. А когда всё заканчивается, остаюсь с кем-то из близких. Без особой пьянки-гулянки, просто вспоминаем отца. Всё личное — не для публики. Оно потому и личное, что для меня, для моей семьи.
Зоя Игумнова
