Проводя вечер в Гонках на клавиатуре, наткнулся на забавный текст. Необходимо было набрать фразу Некрасова из поэмы «Современники», которая вообще-то была цитатой, но это не столь важно: «Бывали хуже времена, но не было подлей». Та-а-а-к. Стоп.
Кем на самом деле был Некрасов, я уже пытался чуть-чуть рассказать.
Этот же дистих относится к концу 1870-х годов, зарождающемуся нехорошему времени. Толстой заканчивает «Анну Каренину» и ныряет в духовную работу, Некрасов и Достоевский умирают, императора Александра II взрывают террористы. Тяжёлое время, кажется? Несомненно. А было ли когда-то легко?
В. Белинский: «Она [Россия] представляет собою ужасное зрелище страны, (...) где, наконец, нет, не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей» (Письмо Н. В. Гоголю 15 июля 1847 г.)
М. Салтыков-Щедрин: «Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства» (Сочинения в 10 томах, 1988 год; Том I)
Существовала ли вообще эпоха в нашей истории, когда можно было точно и без утаиваний сказать: «Я – русский и я живу отлично»?
Был ли общенациональный правитель (не князь отдельных земель), умело руководствующий невероятным земельным ландшафтом и поразительным количеством народа?
Есть ли вообще эпохи, когда упёртый в постоянстве русский человек не стонал от чего угодно: от жены, детей, пьянства, государства, врачей, чиновников, болезней, зимы, весны, лета, осени?
М. Горький: «Мы, Русь,— анархисты по натуре, мы жестокое зверьё, в наших жилах всё ещё течёт тюмная и злая рабья кровь — ядовитое наследие татарского и крепостного ига,— что тоже правда.» ("Несвоевременные мысли").
И. Ильин: «Мера преданности Родине – в доносительстве спецслужбам. (...) Мера пресмыкания перед властью – как мера преданности стране.»( «Советский Союз – не Россия», 1947 г.)
Древнерусское государство, съедаемое распрями князей и дружинников. Раздробленные наделы, справляющиеся друг с другом при помощи половцев. «Подаренная» данью татаро-монгольскому хану территория. Утверждение Московских земель как главенствующих. Юродствующие правители, опричнина, смерть династии. Новая империя, новая фамилия. Русская Октябрьская революция. Советский Союз. Нынешняя действительность. Так когда было проще? Или просто – просто?
И. Бродский: «Страшный суд - страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай». («Азиатские максимы»)
А. Троицкий: «Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта. Когда я вижу их – начиная от ментов, заканчивая депутатами, то считаю, что они, в принципе, должны вымереть. Чем они, к счастью, сейчас успешно и занимаются. (Интервью Republic).
Поэтому у нас – самая великая литература Европы, выросшая в гениального монстра всего за пару десятилетий?
Поэтому люди с такой ненавистью привыкли тыкать другим странам на их проблемы, игнорируя брёвна в собственных глазах?
Поэтому веками складывается, часто довольно оправданная, недоверчивость и скрытность по отношению к абсолютно любой власти в принципе?
Вся наша история – история национального горя,
а русское искусство – гениальная общемировая сублимация.
Разве нужно что-то ещё показывать и доказывать?
Что сто лет назад, что тысячу, что позавчера.
А кому и когда у нас в принципе легко?
Борис Поженин
