Андрей Максимов: “Мне на все хватает времени”

Андрей МАКСИМОВ очень серьезный, порядочный и верующий человек. При этом он с легкостью совмещает несколько амплуа — телеведущего, драматурга и режиссера. Да и сами книги Максимова весьма не похожи друг на друга. Например, не так давно у него вышли роман о любви «Карма» и «Многослов. Книга, с которой можно разговаривать», а перед этим он выпустил в свет книгу… сказок — «Сказки для тебя».

— Андрей, давайте поговорим о вашем родительском доме. Начиная с какого возраста, вы себя помните?

— Моя потрясающая мама рассказывала про меня массу историй. Такое количество, что я уже не понимаю: то ли сам я это помню, то ли мне рассказывали. Но у меня ощущение, что помню, как я пошел. Сначала, как и положено будущему телеведущему, я научился разговаривать, а потом ходить. Я сидел на руках у мамы и говорил, что я — «Андей Макович Макимов», а ходить еще не мог. А научился ходить на даче, мне был год с лишним. Я аккуратно и со страхом обходил все лежавшие на земле палочки, корни больших деревьев, и папа, заботясь, чтобы ребенок не упал, предложил: «Давай, все корни обрубим?». На что мама ответила: «Но деревья же упадут!». Папа так меня любил, что не подумал об этом.

— Когда вы почувствовали себя взрослым?

— Вы знаете, я никогда себя не чувствовал взрослым. И до сих пор, когда сыновьям приносят какие-нибудь игры, я им невероятно завидую. Хоть и неудобно, но так хочется в пешки поиграть. Вчера смотрю, как там здорово: на компьютерном поле бегают футболисты! Мне очень хотелось самому понажимать на кнопочки.

— А кого из школьных учителей с наибольшим теплом вспоминаете?

— У нас была замечательная учительница по литературе, правда, она всего год проработала. В девятом классе, когда мы проходили Тургенева, она сказала: «Напишите-ка, ребята, сценарий кино по рассказам Тургенева». И это было совершенно фантастически, потому что ты начинал смотреть на рассказ как на возможность делать некоторые картинки. Это было очень интересно.

— В вашей книжке «Многослов…» есть слово «образование». Что такое образование?

— Образование — это возникновение человека. Вот если школа работает так, что возникает человек, то это — хорошая школа. Если школа работает так, чтобы человек только зубрил, то он «возникает» тогда в других местах — во дворе или подворотне, и это — плохая школа.

Моему младшему сыну 10 лет, прошлым летом он прочел «Пиковую даму» и «Дубровского» — и был в восторге. Оказалось, что «Пушкин — хороший писатель!» А раньше он этого не знал, потому что его все время заставляют учить Пушкина наизусть, и это вызывает протест. Его возмущает, что для каждого класса Пушкин что-нибудь написал! И поэт так идет и идет через всю жизнь, его надо учить и учить. А тут вот ребенок прочитал, и очень ему все понравилось. И мы беседовали с ним по поводу азартных игр на примере «Пиковой дамы»…

— Что, на ваш взгляд, плохо в нашей системе образования?

— Наша система образования главным образом сориентирована на учителя. Все делается так, чтобы учителю было удобно оценивать ученика. А ЕГЭ, которое сейчас введено, — это, мне кажется, просто такой последний намогильный камень на наше образование.

— Подозреваю, что будущее ваших сыновей уже определено? Ведь с таким папой им совсем несложно будет хорошо устроиться на телевидении.

— Мне неоднократно приходилось отказываться от приглашений в адрес сыновей на телевизионные съемки. Потому что я видел трагические судьбы тех, кто в детстве становился знаменитым, а потом — ничего. Я твердо уверен, к популярности и славе человек должен идти сам. Так что профессию мои сыновья должны выбрать без меня. И только тогда (при условии, что у них будет что-то получаться), я постараюсь помогать им, как могу, использовать все свои знакомства и связи. Мне кажется, что у родителей всего две задачи: они должны воспитать в ребенке какое-то увлечение, которое станет смыслом его жизни, и научить ребенка жить в присутствии Бога. Если это есть — ребенок будет счастливым.

Много слов

— Мы уже говорили о вашей книге «Многослов…», которая непохожа на все прочие ваши издания. Как она появилась на свет?

— На одной презентации кто-то спросил меня: «Вы боитесь смерти?». Я ответил: «Нет». И мы начали говорить о смерти. Я заметил, что вокруг стал собираться народ. Презентация заканчивалась, а люди не уходили! Я подумал: «Надо же, когда я заговорил про любовь и смерть, — это стало всем интересно». И я понял, что надо писать книгу. Стал выбирать слова о человеческой жизни вне политики: альтруизм, дети, искусство, преданность, дружба. Стал задумываться над их смыслом и над тем, как через них понимать саму жизнь. Поездки с этой книгой по разным городам России показали, что люди сегодня готовы говорить и думать о серьезных вещах.

— А вы, насколько я знаю, готовы им в этом помогать — и не только с помощью книги, но и в радиопередаче на «Русской службе новостей», которая тоже называется «Многослов». Когда ее можно услышать?

— Передача идет по субботам, ее ведет замечательная журналистка Марина Хилькевич. И мы с ней в прямом эфире говорим как раз обо всех этих важных словах. У нее на столе стоит приборчик, а на нем — три лампочки, обозначающие количество поступающих в студию звонков. Так вот, все три лампочки на приборе во время нашего разговора горят всегда! Честно говоря, затевая передачу на радио, я побаивался. Думал, что мне могут сказать: мол, кругом кризис, сектор Газа бомбят, Украина газ ворует — а вы говорите о значении слов «альтруизм» и «эгоизм». Неужели больше не о чем поговорить?! Но пока таких претензий не поступало.

— И это, наверное, очень приятно…

— Конечно! Я начинаю радостно думать, что книжка вышла в очень удачное время. Сейчас все умы занимает кризис. А что такое кризис? Это период, когда люди, прекратив гонку по жизни, останавливаются перед неким препятствием. Кто-то ушибается об него сильней, кто-то слабей, но остановка происходит в любом случае. И тут не хочется ржать или смотреть боевик. Хочется про что-то подумать. А моя книга тут как тут. Конечно, люди, которые хотели «остановиться и оглянуться», были всегда. Но кризис привел к тому, что их стало больше.

— Будет ли у «Многослова» продолжение?

— «Многослов-2» уже готовится. Но это будет совсем другая история… У этой книжки есть подзаголовок — «Записки офигевшего человека». Речь в ней пойдет о словах политических и экономических, которые каждый день на нас сыплются, а смысл их мы до конца понять не можем. И фигеем от этого… Моя задача — что-то про эти главные слова узнать самому и донести до читателей. И, надеюсь, ориентироваться среди всех этих «бюрократий» и «демократий» людям станет легче.

О любви и рынке

— Совсем недавно в книжных магазинах появился ваш новый роман «Карма». Он родился, потому что…

— Потому что мне захотелось написать роман о любви. И заодно поразмышлять о том, какую роль она играет в современной жизни. Сама любовь одинакова и в каменном веке, и в компьютерном. Но мир на месте не стоит, и роль любви меняется.

— Вам нравится, какую роль любовь играет сегодня?

— Нет. Сегодня мы к любви относимся просто ужасно — потребительски, без романтизма. И, что самое грустное, считаем это нормальным. Например, я недавно огорошил свою знакомую, сказав ей, что деньги надо тратить на женщин и детей — то есть на тех, кого любим. А она назвала меня несовременным и заговорила о недвижимости, автомобилях…

— И вы своей книгой хотите это отношение переломить?

— Ничего переламывать я не хочу. Я — глашатай: моя задача — выйти на площадь и заорать. Я рассказываю историю, и мне важно, чтобы она была интересной человеку. Чтобы он ее прочел и, возможно, что-то важное понял. А уж что именно он оттуда вынесет — решать читателю.

— Поговорим о телевидении. Помню, в одной из газет был опубликован отрывок из вашего романа «Посланник», в котором описывается, как некоторая телекоманда снимает репортаж с Голгофы. И этот фрагмент был наполнен таким скепсисом, если не сказать презрением, по отношению к телевидению, что с большим трудом верится, что написан телевизионщиком. Неужели вы в душе презираете свою работу?

— Телевидение бывает разным. Скажем, существование Познера и его программ убеждает меня в том, что вообще-то оно — хорошее. Переключаю на другой канал, а там в то же самое время идет что-то запредельное. И из такой ситуации есть два выхода: либо сказать себе, что телевидение ужасно, и я отстраняюсь от него, либо сказать, что «да, телевидение в чем-то и не очень хорошо, но я могу попробовать его чуть-чуть улучшить». Я выбрал для себя второй путь. Не уверен, что многого в этом достиг, но моя цель была постараться сделать ТВ более добрым и обращенным к интеллигенции, то есть той части аудитории, о которой здесь вспоминают крайне редко.

— То есть рынок, воцарившийся в «Останкино», наше телевидение испортил?

— Нет, это не так. Наоборот, везде, где дают возможность развернуться рынку, сначала наступает хаос, а потом — порядок. К сожалению, на телевидении рынку появиться не дали.

— Как это — «не дали»?

— Ну о каком рынке может идти речь, если у нас только одна компания, держащая всю телерекламу в своих руках, только одно агентство, определяющее телерейтинги? Какой же это рынок, если несколько лет назад телевидение принадлежало трем-четырем олигархам, которые с помощью своих телеканалов боролись между собой? А теперь оно постепенно возвращается в руки государства, которое также рассматривает его как средство пропаганды. В таких условиях рынок просто невозможен. Да и вообще на нашем телевидении нет не только рынка, но и элементарного порядка.

— Кстати, если говорить о рыночных отношениях и порядке, я слышал, что ваши собеседники, желая попасть в «Ночной полет», постоянно вам предлагают взятки…

— Не постоянно, но несколько раз такое было.

— Вы брали или отказывались?

— Разумеется, отказывался. Вообще очень странный вопрос человека XXI века: почему вы не берете взятки? В замечательном фильме «Чужие письма» учительница, когда подопечная спрашивает ее, почему нельзя читать чужие письма, говорит, что просто нельзя — и все. И тут — то же самое, наверное, так меня воспитали родители. Может быть, еще дело и в том, что для меня зарабатывание денег не является главной целью. Если бы я думал прежде всего о деньгах, наверное, не работал бы на телевидении.

— Другая ваша программа, выходящая на «России» — «Дежурный по стране». Она выглядит примерно так — вы произносите короткую фразу, а Михаил Михайлович встает и начинает говорить, говорить, говорить… Интересно, это импровизации или вы заранее обговариваете с ним темы?

— Это импровизация Жванецкого. Я не хочу рассказывать технологию производства программы — это наше внутреннее дело. Вряд ли зрителям нужна наша кухня. Зрителю должно быть интересно, что происходит в кадре, а если он начинает интересоваться тем, что остается за кадром, значит, передача плохая.

— Думаю, всем интересно, каков Жванецкий за кадром.

— За кадром мы практически с ним не общаемся. Ощущение, что мы близкие друзья, не совсем соответствует действительности. Мы делаем одно дело, встречаемся перед съемкой и расходимся после. Я никогда не был у него в гостях, а он у меня. Когда мы случайно встречаемся в каких-то компаниях, мы вежливо здороваемся, и кажется, оба относимся друг к другу с почтением, но каких-то близких отношений нет.

— Неужели нет стремления и человеческого интереса друг к другу?

— Мы общаемся с ним каждый месяц, обсуждаем массу вопросов. И мне кажется, что это более чем достаточно. К тому же мы люди разных поколений.

— Телевидение, книги, театр… Получается, что ваша жизнь расписана по минутам. Интересно, какая сила движет вами и заставляет приносить себя всего в жертву этой суете?

— Я занимаюсь тем, что доставляет мне огромное удовольствие: вести передачи, ставить спектакли, сочинять пьесы. Просто мне это нравится значительно больше, нежели какие-то другие развлечения. Если бы я больше любил, допустим, пить водку или играть в карты, то я бы, наверное, этим и занимался. Человек создан таким существом, которое стремится к радости, а не к печали.

Александр Славуцкий