Ария московского папы

Так уж получилось, что я с семьей живу раздельно. Я в Москве, а жена с дочкой — в другом городе. Да что там городе — в другой стране, в Эстонии. При этом мы не в разводе и даже не в ссоре. Ну так получилось. Надеюсь, что все это скоро закончится… Живем мы так уже полтора года. Понятное дело, что я как-то выпадаю из процесса воспитания ребенка. Жене моей надо ставить памятник за то, что она одна воспитывает нашу Алису, которая для своих неполных пяти лет ну очень умная. А мне остается только каяться, что я, даже когда приезжаю домой, «в гости», не умею уделить своему ребенку должного внимания…

Этот материал я делал так: напишу строчку — сотру, напишу абзац — уничтожу. Не получается. Тьфу ты, пропасть! А ведь как все хорошо начиналось: я, говорю, напишу материал про свою Алису! Типа я такой вот папа, что воспитываю дочку на расстоянии. Мол, какой это нечеловеческий труд. Ну напиши, говорят, расскажи всем, как это — детеныша воспитать, не видя его неделями… Вот тут-то я и призадумался.

* * *

Я человек несерьезный. Мне проще отшутиться, сказать какую-нибудь глупость, чем всерьез заниматься решением проблемы. У меня даже ребенок уже к этому привык. Правда, она пока не до конца разбирается в интонациях и на всякий случай переспрашивает:

— Папа, ты шутишь?

Ага, шучу. По жизни. Хороша шуточка получилась: уехал на полтора года в Москву, а ребенка с женой оставил.

— Алиса, а ты по папе скучаешь? — это бабушка недавно решила «проверить» чувства ребенка. Та подумала немного и заявила:

— А у меня нет папы!

И пока бабушка, раскрыв рот, пыталась придумать, что сказать на такое заявление, ребенок добавил:

— Он в Москву уехал.

При этом дите не забывает каждый раз, когда я приезжаю домой, тут же спросить: «А что ты мне привез?» Я, получается, уже такой круглогодичный Дед Мороз! Попробуй ребеночку не привезти гостинца фром Москоу — обидится. Во враги запишет.

Вообще, если честно, то авторитета в глазах ребенка я уже не имею. Она круглыми сутками общается с мамой. Та для нее — царь и бог. А я? Ну приехал на пару дней, так ведь скоро в путь.

— Папа, а ты когда уезжаешь? — спрашивает. И не потому, что хочет, чтобы я наконец свалил обратно в Москву (я так надеюсь), а потому, что выучила дни недели и теперь будет вычислять, в какой конкретно день я приехал и в какой уеду.

* * *

Ребенок, пока меня нет, делает потрясающие успехи: она научилась читать, писать, считать… Создает настоящие картины с сюжетом. Например, огромный цветок на весь лист, а рядом камень, на котором сидит кошка. Она и мне рисует.

— Папа, что тебе на день рождения нарисовать?

— Ну, нарисуй тигра.

— А я не умею,- говорит.

— Ну так учись, — это я «воспитательствую», я же — папа! Научить мне в голову не приходит. Я, собственно, и сам тигров не умею рисовать.

Алиса с сожалением смотрит на меня, но на следующий день приносит мне рисунок: большой тигр и тигренок под пальмами.

Эх, знать бы, как она на самом деле ко мне относится, что думает в своей головенке! Я уж говорил, что мама — это «наше все». А папа — существо явно полезное (подарки привозит), но непонятное.

— Алиса! Я тебе говорю, сделай то и то! — это я опять типа воспитываю ребеночка, заставляю уборкой заниматься. Дите смотрит на меня с непониманием и заводит старую песню:

— А мама сказала…

Я от этого «мама сказала» просто зверею. Мало ли что мама сказала, я — тут, я — приехал! Всем слушаться меня, исполнять команды без рассуждений… Конечно, я не прав. Стараюсь взять себя в руки. Но проходит несколько минут, и опять слышу:

— А мама сказала…

Тьфу! Алиса, а как же я?

* * *

Нет, все-таки иногда я нужен!

— Нашего ребенка в садике дразнят: мол, папа уехал в Москву и больше не вернется. Ребенок переживает, — это мне жена по телефону рассказывает.

— А дай-ка мне ее к телефону! — мне детские глупости очень не нравятся. — Алиса, тебя в саду дразнят? Говорят, что я не приеду?

— Да… — раздается в трубке грустный голос ребенка.

— Значит, так: если еще раз так скажут, то передай этим… — я сдерживаю себя, — глупым детям, что я приеду и головы им поотрываю. Так и скажи.

— Хорошо, — голос уже совсем другой. Довольный. Папа заступился. И мне приятно от того, что ей приятно.

Она радуется, если я прихожу за ней в сад. Уже с утра сообщает воспитательницам: мол, папа приехал и за ней придет.

* * *

Алисе еще нет и пяти лет, а я к ней отношусь как ко взрослому человеку. Все эти капризы, слезы, глупости — выводят меня из себя.

— Опять ноешь?! Опять капризничаешь? Опять не слушаешься?

Помнится, в прошлом году поехали мы в отпуск. Сидим на летней веранде, обедаем. Ребенок, как и положено маленькому человечку, кочевряжится. Хлеб не хлебный, суп не супный. Это я не буду, это я не хочу. Я и сам такой. Но то — я. Конкурентов не терплю.

— Значит, Алиса, — грозно начинаю  я. — Или ты ешь нормально, или сейчас сядешь рядом со мной.

Это я так напугать хотел. Чтобы баловаться перестала. И что заявил мой ребенок?

— Хорошо, давай сяду с тобой.

Села. И что показательно: съела все быстро и качественно. Без выпендрежа.

* * *

— Ты запугал ребенка, — говорит мне жена. — Она тебя боится.

А чего меня бояться? Я же добрый. Особенно когда сплю. Ребенок у меня умный. Она прекрасно разбирается в тонкостях поведения, а потому есть две модели: Алиса-когда-мамы-нет-дома и Алиса-когда-мама-дома. Первый вариант — практически идеальный. Никаких слез, никаких капризов. Слушается на раз. Хотя бывают и накладки. Характер-то у нее близок к моему. Ей тоже надо, чтобы все было так, как хочет она, и желательно сейчас и сразу.

— Значит, пока ты ноешь, никаких тебе игр не будет! — истерю я, воспитывая маленького ребенка.

— Ну и не надо! Ну и сиди тут один, — бросает мне дите и с воем удаляется в другую комнату.

Я — упертый баран — сижу и жду, когда человек (четырехлетнее дитя!) образумится и вернется. Не возвращается. Она сидит в другой комнате и ждет, когда я к ней приду с извинениями за свои крики.

Сидим по разным комнатам. Ждем, у кого первого терпение кончится. Вдруг слышу, из комнаты доносится звук радио: ребенку стало скучно ждать папу. Она уже забыла, что обиделась на меня: сидит, слушает музыку и подпевает. Потом приходит:

— Будем играть?

— Ты же на меня обиделась? — это я по своей глупости характер проявляю. Нет чтобы заткнуться и поиграть с ребенком, которого скоро опять месяц не увижу.

— Обиделась! — с вызовом говорит. — А чего ты кричишь на меня? — и снова слезы в голосе.

— Ты опять ноешь?!

В ответ — топанье пяточками: ушла в другую комнату. Через пять минут иду с ней мириться. Я же старше и вроде умней.

А недавно она сменила тактику. Сидим. Не разговариваем. Поссорились опять на почве игр и слез. Она долго ходила по комнате и вдруг подходит и спрашивает:

— Ну, ты подумал?

Я опешил от такой наглости.

— О чем?

— Ну, мы будем с тобой играть? — с вызовом спрашивает. И мы стали играть, а что еще прикажете делать?!

* * *

Если бы я не уехал в Москву, чему бы я научил своего ребенка? Наверное, только глупостям. Едем с ней по магазину. Она сидит на корзине, а я ее везу. Подходим к прилавку. Я беру что-то в руки, внимательно изучаю и кидаю обратно — не то.

— Папа, что это?

— А… — отмахиваюсь я, не желая отвечать, что конкретно мне не понравилось. Ребенок понимает это и выносит вердикт:

— Фигня, да?

Этому слову явно я научил.

Зато не я научил ее читать, считать и писать. Не я научил ее рисовать и правильно держать ложку с вилкой…

— Я ТЕБЯ люблю, — говорит мне Алиса перед сном и целует в обе щеки. Спасибо тебе, ребенок, за то, что ты любишь такого странного родителя.

Валентин Звегинец