Читать Часть 1: Здесь черпали вдохновения писатели и композиторы
Читать Часть 2: На стыке двух цивилизаций
Читать Часть 3: Лаврентий всегда вызывал настороженность
Оторвавшись от партии в шахматы, он подошел к нам.
Крупный, уже не очень молодой мужчина, с проницательным взглядом темных глаз и остатками когда-то черных волос. Домашнего вида серо-голубая шерстяная безрукавка не слишком соответствовала торжественности ситуации: Драго Микец представлял в Дубровнике экспозицию собственных картин, причем в весьма примечательном месте – старинное здание явно прежде использовалось в богослужебных целях.
Отчего-то мы двое в этот момент оказались единственными посетителями выставки, подолгу задерживались у развешенных работ, чем и привлекли внимание художника. Разговорились. Выяснилось, что вообще-то он Драгутин, а сокращенное Драго – нечто вроде художественного псевдонима.
Драгутин Микец на своём балконе
Не исключено, что создатели американского киносериала о боксёре Рокки со Сталлоне в главной роли в поисках характерной русской фамилии для советского спортсмена, ему противостоящего, где-то наткнулись на имя весьма известного художника-хорвата.
Он ведь славянин? Значит, всё равно, что русский. Так, похоже, рассуждали авторы кино-боксерской эпопеи, награждая россиянина хорватским именем.
Версия небезосновательная, поскольку только персональные выставки Микеца были в Милане, Палермо, Зальцбурге, Линце, других городах, и ещё он принимал участие более чем в 50 коллективных экспозициях.
Выставка работ Микеца в Дубровнике
Родился он в 1945 году, в семье простых хорватских крестьян, детские годы провел в селе Меджимурье. И потом, окончив народную художественную школу и педагогический факультет и всерьёз занявшись изобразительным искусством, станет воскрешать детские воспоминания.
Маслом будет писать не только на холсте, но и на стекле, полюбит акварель и пастель.
А стилем, как и многие его коллеги в Хорватии, Боснии, Македонии, Сербии, Словении, Черногории, изберёт утрированно упрощенную манеру письма – примитивизм, наивную живопись.
Вот большая семья сидит за круглым пустым столом, после тяжёлого дня ожидая ужин. Вот пастораль, увиденная сквозь окно дома, с букетом на подоконнике: хлебное поле, просеки, купы деревьев, церковь с колокольней.
Каждый лепесток в цветах, каждый колосок, как и персонажи первой картины, выписаны, словно неумелой, но старательной рукой.
Дом окнами в поле
Этим нарочитым «старанием» отмечены и другие работы – заснеженная деревня, поле, на которое уселась стая ворон, чета селян, бредущих по деревенской дороге с ребёнком на руках и котомкой за спиной, сборщики винограда.
Всё это с помощью Микеца мы видим детскими глазами, будто только познающими мир.
Однако, когда в нашем разговоре я употребил термины «примитивизм», «наив», упомянув Руссо и Пиросмани, живописец мягко заметил: «Я бы предпочел, чтобы меня называли этническим художником. У меня всё же образование есть, да и сам давно, не один десяток лет, рисование в школе преподаю. Я просто очень люблю природу, нашу реку Драву, дубравы, небо над ними, люблю людей, работающих на полях. В основном я рассказываю о своём селе Меджимурье. И стиль свой я предпочитаю именовать “этно”».
Если часть работ, пусть даже художник и классифицирует их как «этнические», написаны в стиле традиционного балканского примитивизма, то некоторые заставляют вспомнить о мастере «сюра» – великом Дали.
Например, эта. На заснеженном поле, усеянном оранжевыми тыквами и уставленном оранжевыми же снопами, у костра греют руки четыре одетые в крестьянские юбки и телогрейки… тыквы. А у горизонта, над далёкой деревней поднимается красное облако, и над ним, словно над заревом, греют руки некие синие существа с коровьими рогами и волчьими мордами…
Не такой уж это «наив»…
Пожалуй, тут даже не о Дали, а о Босхе впору вспомнить.
В любом случае, жизнь у хорватских крестьян явно не была безоблачной – это художник знает не понаслышке, и знанием своим доступным ему методом делится с нами.
Явление примитивизма в живописи получило в здешних краях развитие где-то в 30-х годах прошлого века. В первую очередь в Хорватии, но также в Сербии, Воеводине, Словении, появились последователи этого направления в Македонии, Боснии и Герцеговине, Косово.
В Хорватии оно связано с названием деревни Хлебине. Благодаря здешнему художнику-энтузиасту Крсто Хегедушичу, который стал обучать азам художнического мастерства местных умельцев, даже появился термин «Хлебинская школа». Речь идет не обо одном уже поколении художников-примитивистов, здесь родившихся либо примкнувших к сформировавшемуся тут стилю наивного отображения окружающей действительности.
Конечно, возникло такое явление не на пустом месте. С давних времен обитатели этих мест стремились украшать своё жилище всеми доступными способами.
Сохранились старые крестьянские дома с расписанными стенами и дверями, украшенные рисунками и резьбой прялки, предметы утвари, домашняя мебель, повозки, даже ульи. Люди хотели сделать мир вокруг себя светлее, праздничнее. Оттого многие сюжеты носили сказочный или шутливый характер.
Традиции волшебным образом не исчезли, вновь проросли в первой трети прошлого века. Тому способствовала тяжкая жизнь крестьян – люди искали некоего облегчения и находили его в изображении чего-то доброго, незамутненного, ассоциируемого с детским восприятием.
Как это происходило на практике? Естественным путем.
Некоторые примитивисты – резчики по дереву утверждают, что увлечение их началось, когда, присев на холм, они приглядывали за стадом овец и машинально начинали строгать ножом пастуший посох.
Многие художники говорят, что стали рисовать просто потому, что увидели рисунки других – таких же простых крестьян, как и они сами, обычно не имеющих диплома о художественном, да и каком-либо ином, образовании.
Пожалуй, наиболее обстоятельно на этот счет высказывался признанный мэтр жанра – Иван Генералич. Он автор знаменитого, устрашающего вида «Косоглазого красного быка», выполненного на стекле.
Иван Генералич. «Косоглазый бык»
Его кисти принадлежит и прославленная на весь мир яростная белая курица на высоких ногах, парадоксально известная как «Мона Лиза из Хлебине», родной деревни художника.
Сотни других его работ украшают ведущие музеи разных стран.
Генералич подле своей знаменитой курицы
По его словам, ещё подростком он частенько получал трёпку от соседей, потому как любил рисовать на их заборах обломком кирпича.
Но и по сей день я не знаю, почему рисую, – размышляет он. – Спросить меня об этом всё равно, что спросить, почему я живу. Думаю, что если у человека где-то внутри есть талант, его следует выявить, человеку нужно понять себя, своё назначение, тогда он обретет счастье… Конечно, я вижу природу иначе, чем другие люди. Я люблю её показывать на моих картинах, она предстает именно как мой мир. Хотя в действительности она выглядит по-иному, но такой она видится мне...
Стиль Ивана Генералича, ставшего неформальным лидером Хлебинской школы, получил международное признание в 1953 году – во время его персональной выставки в Париже. Затем последовал успех в бразильском Сан-Паулу, потом во время Всемирной выставки в Брюсселе в 1958 году.
На Всемирном триеннале наивного искусства в 1969 году он был официально провозглашён главным живым классиком мирового наива.
Он ушёл из жизни в 92-м, но, к счастью, сумел передать свою увлечённость этим видом живописи сыну – Йосипу.
Сын и отец Генераличи: ученик и учитель
Родившийся в Хлебине Генералич-младший, пройдя «начальную школу» рисунка у отца, уехал учиться живописи в столицу республики – Загреб. Там и остался работать, став признанным мастером.
Не изменяя, а, скорее, развивая традиции хлебинского наива, он черпал темы в своих воспоминаниях, изображая повседневный быть селян, природу родных мест.
Йосип Генералич. «Рыбачки»
Однако этим не ограничивался – у него рождается большая серия портретов мировых знаменитостей, тоже выполненных в русле канонов уже всемирно-признанной хлебинской школы наивной живописи.
Генералич-младший. Портрет Софи Лорен
И если Йосип стал реальным учеником Генералича-старшего, то другой хорватский примитивист, Антун Бахунек, стал его заочным учеником: ему на глаза когда-то попались работы Ивана Генералича.
Он также стал рисовать родные ему места, хотя избрал специфический прием – купы его деревьев состояли из одноцветных крошечных шариков.
«Мы живем в мире, состоящем из атомов», – так он объясняет смысл своего приёма.
Антун Бахунек. «Пейзаж»
А на картинах Ивана Рабузина деревья и другие предметы не отбрасывают тени. Оказывается, неспроста: «Мне хочется вселять своими картинами радость в людей».
Какие тут могут быть тени?
Иван Рабузин. «Мир вокруг меня»
Его всегда очень огорчало, что на выставках современных художников зритель видит очень много того, чего более всего боится, – каких-то монстров, больных и искалеченных людей, человеческие останки и трупы животных, по которым ползают крысы, мрачные сцены насилия и хаоса.
В противоположность этому на моих выставках, так же, как и большинства других примитивистов, зритель, я уверен, получает заряд бодрости, встречается с чем-то светлым,
– говорил Рабузин.
Простой «работяга», как и Бахунек, он также родился и сделал первые рисунки в деревне под городом Вараждин.
Туда явно стоило бы съездить – и не только героям оперетты Кальмана. О чём, если помните, мы говорили ранее в этих заметках о славной Далмации.
Владимир Житомирский
