Напрашивается банальность – Артемий Троицкий в свои 65 выглядит настоящей рок-звездой. Но это чистая правда. Высокий, поджарый, с выразительным лицом, правильной бородкой и шевелюрой, подернутой сединой. Только гитару в руки и на сцену. Которую, кстати, он тоже потоптал. Больше и чаще, конечно, как ведущий рок-перфомансов, сейшенов, фестивалей или своей независимой музыкальной премии «Степной волк», но и гитаркой баловался, пробыв с год штатным гитаристом «Звуков Му» в начале 80-х. Вживался, стало быть, как настоящий журналист в образ простого рок-трудяги, встав за станок. Оттого и тексты его всегда уникальны, глубоки и невероятно изящны.
Его главным рок-инструментом всегда оставалось перо. Теперь, конечно, компьютерная клавиатура, но это лишь средство, не меняющее сути. Наверное, что-то пророческое было в том, что при рождении по отцовской фамилии он был сперва Майдаником. Как назовешь корабль, так он и поплывет.
Этот врожденный, видимо, «майданный» дух свободы взорвал затхлую советскую журналистику, когда такого не могло произойти по определению, и в советском молодежном журнале «Ровесник» в далекие 70-е г.г. прошлого века вдруг открылась удивительная замочная скважина, в которую страждущие комсомольцы и прочая советская молодежь, запертая за Железным занавесом, краешком глаза вдруг увидели таинственных рок-идолов Запада, практически запрещенных тогда: статьи, заметки и даже цветные размытые фотографии, скопированные из западной прессы и подпись под статьями «А.Троицкий». «Пятерка темно-лиловых» - про Deep Purple в 1975. Взрыв мозга! Не послушать, так хоть почитать! Как же это было круто!
Троицкий стал практически первым медийным проводником в мир музыки, которой жаждали миллионы, но доступ к которой в те годы был беспощадно ограничен идеологией и цензурой. Вполне закономерными позже стали замечательные, хотя и эпизодические моменты сотрудничества журналиста со «Звуковой Дорожкой», которая, появившись в «МК» в 1975 году, быстро стала культовой институцией на медийно-музыкальном поле.
В этой борьбе с цензурой и прошла вся яркая творческая жизнь журналиста, подвижника, пропагандиста рока и свободы. Рушились империи, сменялись режимы и системы, даже свобода ненадолго оказалась лучше несвободы, а гражданин рок-критик по прежнему на посту. И пишет, и пропагандирует, издает книги, способствует занимательным рок-движухам, выступает с лекциями, говорит на радио. Пишет и говорит, кстати, много чего. За что постоянно, еще начиная с советских времен, то и дело угождает в разнообразные списки – черные, запрещенные, нежелательные, подозрительные, нелояльные и т.д. Первый тотальный «запрет на Троицкого» в прессе случился в 1983 г. и продлился два года. Дальше со счета все уже сбились. Но это ему не мешает, а только добавляет куража.
Тексты Артема Троицкого и для меня, начинавшего в 80-е годы журналиста, были образчиком и примером владения не только пером и словом, но, главное, смыслом. Знакомы мы давно, а интервью журналиста журналисту, на мой взгляд, странноватое упражнение. Другое дело - приятельская болтовня и непринужденный разговор. В который я с большим удовольствием и погрузился, благо есть такой замечательный юбилейный повод – моему визави стукнуло 65.
"Я не называю это эмиграцией"
- Для рок-критика 65 - цифра, если и праздничная, то, наверное, диковатая? Хотя, все сливки мировой, да и нашей рок-музыки тоже давно вошли в возраст некоторого диссонанса с представлениями о «молодежной музыке»…
- Вот именно. Поэтому я пребываю еще в возрасте сравнительно нежном, если посмотреть на Боба Дилана, Мика Джаггера или Нила Янга. Эти ребята лет на десять меня старше и при этом зажигают не по-детски. Точнее – именно по-детски, с настоящим молодым задором.
- Суть жанра, видимо, обрекает на это вечное детство, играющее в одном месте?
- У меня оно играло всегда. Я не помню периодов в своей жизни, когда мне было скучно, не весело и не авантюрно. Хотя, разумеется, семейные обстоятельства накладывают определенные обязанности. Тем не менее, я и семью в своей жизни стараюсь позиционировать таким образом, чтобы она не препятствовала, а, скорее, способствовала моим дальнейшим авантюрам.
- И эти авантюры привели к тому, что сейчас ты живешь в эмиграции?
- Я не называю это эмиграцией. Дело в том, что традиционное, да и мое представление об эмиграции, это когда люди уезжают с концами и начинают новую жизнь. У меня, надо сказать, не то и не другое условие не соблюдается. Я это называю – живу и работаю в Европе.
Моя семья и я по большей части проживаем в городе Таллине, столице Эстонии. При этом я совершенно не исключаю того, что в один прекрасный день вернусь в Россию. В отличие от разных моих приятелей, которые по многим причинам возвращаться в Россию не хотят – ни навсегда, ни даже с коротким визитом, я и в Москву, и в Питер, и в родной Ярославль, и в другие точки РФ выезжаю регулярно и готов участвовать в событиях. Я не продал ни квартиру, ни дачу и продолжаю заниматься примерно теми же делами, какими я занимался, находясь в Москве и Подмосковье. Не как это было у Дэвида Боуи: A New Career in a New Town - «Новая карьера в новом городке» – это не про меня.
У меня продолжается старая карьера, просто, находясь в Таллине, мне ее осуществлять удобнее. Кроме того, мне спокойнее за свою семью. У меня и раньше-то не было особых сомнений в правильности выбора, а уехал я в 2014 году, а теперь, со всеми этими эпидемическо-карантинными делами, я думаю, не один миллион бывших россиян вздохнули с облегчением в эти месяцы и подумали: «Слава Богу, мы сделали правильный выбор».
- То есть переезд в Таллин не связан с резкой политической публицистикой, которой ты разбавляешь в последние годы свое «рок-критиканство»?
- Нет. Если бы не семья, то я бы не уехал. Тебе ли не знать, что я парень – тертый, большую часть своей жизни прожил в стране под названием СССР при так называемом тоталитарном строе и, в общем-то, мне пугаться нечего. Я просто подумал, что было бы лучше, если бы моя жена и дети жили в чуточку более комфортном, безопасном и предсказуемом мире. Это – основная причина того, что мы уехали.
При этом я бы не сказал, что политическая публицистика – моя профессия. Я не получаю за это вообще никаких денег. Это – мое хобби. Мои доходы происходят из иных источников: музыкальная передача на радио, активная академическая деятельность, я весело разъезжаю по университетам по всему миру, читаю лекции на тему русской и советской рок- и поп-музыка, а теперь в большей степени это касается темы моей последней книги - субкультуры, которая уже более серьезная, академическая. Эта книга вышла, кстати, и в России в прошлом году.
Лекции теперь в большей степени касаются молодежных субкультур, движений в России, причем в историческом аспекте, начиная от декабристов и денди и кончая нынешними всякими хулиганами, вроде Pussy Riot. И надо сказать, что это тема не перестает меня радовать. А о политике я пишу с точки зрения простого человека или, скорее, простого здравого смысла, не вникая в политологические или какие-то кремленологические дебри.
- И это выдает в тебе классический бунтарский дух истинного рокера, который, к сожалению, утеряли многие рок-музыканты, оставшиеся жить в России. «Попсовиков» даже не беру в расчет. Все растворилось в какой-то повальной сервильности…
- Не во всем я с тобой согласен. Я как раз считаю, что, если не все, то большинство наших рокеров, причем даже не среднего поколения из 90-х годов, а рокеров семидесятников-восьмидесятников, в прекрасной форме, и я вполне могу провести аналогию с тем же Бобом Диланом, Нилом Янгом или Миком Джаггером. Это касается и Макаревича, и Шевчука, и Гребенщикова, и Васи Шумова из «Центра», и Миши Борзыкина из «Телевизора» и т.д. Они все в полном порядочке, я поддерживаю с ними отношения. Из золотого классического поколения русского рока единственный, кто как бы явно выпал из обоймы, это Слава Бутусов. Он как-то очень вял. Все остальные, по-моему, в хорошем тонусе и я просто горжусь этими ребятами.
- Тонус музыкальный или гражданский имеешь в виду?
- Я имею в виду то, что они не растеряли и не пропили, как в известной пословице, свой талант, и это – главное. Что касается их гражданской позиции, то да, наши позиции совпадают практически на сто процентов. Я могу сказать, что из своих музыкальных приятелей за последние годы, когда действительно подчас приходилось выбирать, у какого берега плаваешь, я потерял буквально одного-двух человек, и это, я считаю, минимальная потеря.
Популисты, паразиты, протестанты
- Ты сказал как-то, что у «экстремальных рэперов» нет шансов попасть на хлебные корпоративы. Однако, с тех времен в рэпе накатила волна мутного припопсованного хип-хопа, сросшегося с мейнстримом, этакая когорта молчалиных «приятных во всех отношениях». У них с корпоративами все в порядке…
- Я думаю, это абсолютно естественное и закономерное явление. Все зависит от амбиций и мотиваций артистов. Те, у кого на первом месте деньги и успех, естественно прекрасно понимают, что наибольшее количество бабла они срубят на корпоративах крупных госкомпаний, на днях города, на госсубсидиях и так далее. Поэтому некоторые как бы радикальные артисты, вроде Тимати или Басты, процветают именно на этом. С другой стороны, они, как мне кажется, в явном меньшинстве.
- По заполненности ими эфиров так не скажешь…
- Это не правильный критерий, который ни о чем, кроме того, что просто оценена их лояльность, не говорит. Если взглянуть с высоты таллинских колоколен на нашу музыкальную жизнь, то я бы сказал, что с точки зрения того, о чем говоришь ты, - гражданского позиционирования – самая мелкая часть, как ни странно, это – лоялисты, артисты, которые подстилаются под власть в расчете, что власть вернет им верноподданичество звонкой монетой. Это – большинство попсовых артистов.
Попробовав проанализировать ситуацию, я пришел к выводу о том, что в принципе все наши артисты – и музыкальные, и киношные, и театральные – делятся на две категории: на артистов-популистов и артистов-паразитов. Артисты-популисты, такие как Стас Михайлов или Григорий Лепс, еще ряд имен - реально популярные артисты, пусть даже и среди достаточно невзыскательной публики, но все-таки популярные. И они не хотят ассоциироваться со всеми нынешними российскими государственными прелестями, чтобы не потерять значительную часть своей аудитории, которую власть крайне раздражает. Они, как я обратил внимание, больше помалкивают или даже позволяют себе всякие рискованные высказывания, вроде тех, что недавно продемонстрировал Максим Галкин.
- То есть это не «артисты-паразиты»?
- Артист-паразит - это тоже популярный артист, скажем, Безруков, Миронов, Башмет и т.д. От артистов-популистов они отличаются тем, что народ, в общем-то, денежных сборов им не устраивает. И их состояние зависит исключительно от государственных субсидий, от торжественных мероприятий, телевизионных эфиров и т.д. Им не к чему гнаться за массовой популярностью.
Поэтому они артисты-паразиты – в том смысле, что паразитируют на государстве. И именно эти артисты являются сейчас самыми яркими лоялистами. А те, кому важно залы собирать, блюдут свою популистскую репутацию, уже не хотят ассоциироваться с этой властью в качестве первых учеников. И еще одно меньшинство, но, кстати, как мне кажется, более многочисленное, чем лоялисты, это – протестанты. Примерно так я вижу картину нашей культурной полянки с точки зрения гражданских позиций и с высоты птичьего полета таллинских колоколен.
- Протестанты – все те же Макаревич, Гребенщиков из старой гвардии и отдельные прогрессивные музыканты новых поколений. Когда, на твой взгляд, было легче или опаснее протестовать - во времена СССР, когда просто не было свободы, или сейчас, когда дилемма «свобода или несвобода» обострилась до критического градуса?
- Тогдашнюю ситуацию с теперешней сравнивать очень тяжело и непродуктивно, поскольку имеется масса различий. Одно различие заключается в том, что в то время, если ты отрастил длинные волосы, надел американские джинсы и взял в руки электрогитару, ты уже одним фактом этого – антисоветчик. Сейчас, разумеется, ничего подобного нет.
Точно так же раньше цензура была официально узаконенной и соответственно сплошной – не мелкое сито, а просто стена. Сейчас цензура свирепствует только в отдельных избранных участках. На телевидении, в не цифровых и официальных цифровых СМИ цензура практически сравнялась с советской. Но имеется Интернет, всевозможные соцсети, где цензура почти отсутствует. Плюс т.н. usual suspects – «обычные подозреваемые» – парочка-троечка газет и радиостанций в роли образцово-показательных свободолюбивых масс-медиа. В общем, ситуация не такая кромешная, как была в СССР. Это все как бы свидетельствует в пользу сегодняшнего дня. Но кое-что есть и в пользу 80-х годов – например, настроение тогда у народа, конечно, было значительно лучше.
- Ты имеешь в виду иррациональное стадное счастье запертых за Железным занавесом крепостных?
- Даже в самые мрачные годы начала 80-х, агонии коммунистического режима, мора Генеральных секретарей, черных списков, «борьбы за дисциплину» и прочая, прочая, когда я тоже был под полным запретом на протяжении лет двух-двух с половиной, настроение, тем не менее, у нас было гораздо лучше. Я бы сказал, что степень удрученности и безнадежности в сегодняшней России значительно превосходит то, что было даже в самые мрачные советские периоды. О сталинщине, разумеется, я не говорю, а говорю об известных мне застойных временах.
- Ты цитировал как-то Некрасовскую поэму «Современник»: «Бывали хуже времена, но не было подлей»…
- Ну да…
Борисовна – женщина со вкусом
- Твой юбилей совпадает с несколькими «сопутствующими», в том числе с 45-летием «Звуковой Дорожки», впервые вышедшей в «МК» 25 октября 1975 года.
- Я нас поздравляю.
- На рубеже 70-80-х ты был одним из постоянных авторов «Звуковой Дорожки», а я, будучи тогда школьником, с упоением читал твои статьи. Чем запомнились те годы?
- «Звуковую Дорожку» изобрел парень по имени Юра Филинов, потом он ушел в другую газету и бразды правления перехватил Гена Головко. Для меня это был определенный период безвременья, когда я сотрудничал со «Звуковой Дорожкой», еще задолго до начала твоей эры.
С Геной, на мой взгляд, мы работали весело и плодотворно. Тогда вся прогрессивная советская журналистика шла в режиме игры в кошки мышки. Был мощный здоровенный кот по имени Советская Цензура и были мы – отважные мышата, которые стремились, каким-то образом пролезая в какие-то дыры, эту цензуру обойти и написать что-то содержательное. Я могу точно сказать, что первая публикация в советской прессе о группе «Машина Времени» прошла именно в «Звуковой Дорожке», и это была моя статеечка году в 1978-м…
- Видишь, как время лечит! Изучая тему, я выяснил, что кот советской цензуры ту статеечку как-раз нещадно схрумкал и был это 1976 год. Но первая статья о «Машине» действительно вышла в «МК» - только значительно позже, в 1980 г., когда случилась кратковременная олимпийская «оттепель», называлась статья «Поворот» и редактировал ее Гена Головко…
- Кстати, может быть. Но то, что я написал для них статью, – точно. И все это время мне казалось, что она прошла. Но, как говорится, я хотя бы старался.
- Главное, что руки не опускались. В начале 80-х в «ЗД» запретили читательские хит-парады, поскольку они были «не профессиональны» и в них возвеличивалась «Машина Времени». А такой «глас народа» категорически противоречил генеральной линии партии, и вы с Головко в феврале 1984 г. вместо запрещенного читательского хит-парада выпустили «Итоги года 83» по опросу «уважаемых экспертов», удовлетворяя таким образом партийный запрос на «профессиональное мнение».
Но у экспертов почему-то «Машина Времени» тоже оказалась на первом месте, цензура в гневе все вычеркнула, и «список девяти» автоматически возглавила группа, занявшая второе место, – «Аквариум». Разразился еще более громкий скандал, «ЗД» надолго закрыли, а ты оказался этаким Троянским конем в истории «МК»…
- Да, точно, это было очень смешно. Я вспомнил! «Машина Времени» этим цензорам намозолила глаза, а что такое «Аквариум» они не знали. Название вроде нейтральное - «Аквариум». Может быть они даже спутали «Аквариум» с ВИА «Акварели», был такой вокально-инструментальный ансамбль.
Если говорить о цензуре, то надо сказать, что ее природа была не совсем такой, как ее представляет себе массовое сознание. Я бы даже сказал, что такая одиозная организация как КГБ к цензуре имела не большое отношение, они работали в иных направлениях. А цензура – это были в основном деятели официозной культуры во главе с отделом культуры ЦК КПСС, во-вторых – комсомольские карьеристы, которые проявляли всяческую бдительность. Хотя в комсомоле не было единства: с одной стороны, были молодые держиморды, а с другой – всякие ребята, тоже облеченные некоторыми должностями уровня секретарей райкомов, обкомов и т.д., которые просто по-человечески очень любили рок-музыку и старались как-то поспособствовать ее распространению.
А третий, самый неприятный и, я бы сказал, вонючий сегмент цензуры – Союз композиторов СССР. И в данном случае их атаки на того же Макаревича и рок вообще имели очень лицемерный характер, поскольку был сугубо шкурный интерес. Облекалось все, конечно, в идеологические лозунги, но на самом деле они ненавидели молодых ребят-рокеров, потому что они у них денюжку отбивали.
Песни того же Макаревича, или Сарычева из «Альфы», или Юры Чернавского, или Леши Романова и Кости Никольского из «Воскресения», а позже шлягеры диско-ансамбля «Альянс» и т.д. имели самое широкое хождение в дискотеках и у ресторанных ансамблей. А это как-раз были самые денюжки. Песни же т.н. «советских композиторов» были почти никому не нужны. И это просто подрывало не только авторитет этих членов Союза композиторов, но и их материальное благополучие. Потому они и превратились в самых шумных гонителей рок-музыки в СССР.
- Помимо журналистики ты еще занимался и организаторской рок-деятельностью, что по нынешним временам можно было бы назвать рок-продюсерством. В «послужном списке» - и первый в СССР рок-фестиваль «Тбилиси-80», что вывело тогда рок-музыку уже в поле фактически признанного жанра. Сейчас на такой деятельности можно было бы заработать несметные деньжищи…
- Все, конечно, произошло не случайно. Это было мое любимое занятие. Если в памяти потомков я и останусь, то именно благодаря тому, что я в свое время обнаружил, влюбился и всячески распространял злостное влияние этих людей, начиная от Макаревича и Гребенщикова до Майка Науменко, Виктора Цоя, Александра Башлачева, Петра Мамонова, Жанны Агузаровой и прочая-прочая…
Но я, скорее, посмеиваюсь, когда меня называют рок-продюсером, потому что основная мотивация продюсеров – это заработок. У меня такой мотивации не было вообще. К тому же заработать хоть сколько-нибудь денег на подпольных артистах было категорически невозможно, можно было заработать только синяки и шишки. А деньги, если я и вкладывал, то тоже небольшие, и 90 процентов из них уходило на покупку бухла или билетов на поезда. Так что продюсером я был весьма своеобразным, но мне это доставляло невероятное удовольствие.
Сам я как человек в артистическом и музыкальном отношении абсолютно бездарный купался в музыкальных творческих талантах, и для меня это было высшим кайфом. И поскольку я был первым рок-журналистом в СССР и все знали, что есть такой А.Троицкий, журналы «Ровесник», «Музыкальная жизнь», есть «Звуковая Дорожка» в «МК», куда я писал, то я оказался в уникальном положении: мне стали писать и присылать записи отовсюду - из Прибалтики, из Сибири, из Свердловска. Неожиданным образом и помимо своей воли я оказался в центре очень мощного информационного поля.
Подпольная советская рок-сцена тогда была абсолютно атомизирована, поскольку рока не было ни на радио, ни на телевидении, ни в прессе почти. В Москве люди немножко знали про Питер, а в Питере – о Москве. Больше никто ничего не знал. А я оказался обладателем уникальной информации о жизни в провинции и таким образом начал устраивать всякие рок-гастроли, рок-фестивали. Самым известным из них был, естественно, фестиваль в Тбилиси, который продолжался целых две недели, там выступило порядка 40 групп отовсюду: от Эстонии и Латвии, до Туркмении.
- Помню: «Гюнеш» из Туркмении, и это была настоящая экзотика, поскольку, скажем, блюз-рок Гуннара Грапса и его Magnetic Band из Эстонии, та же «Машина Времени» с «Автографом» из Москвы или «Аквариум» из Питера воспринимались все-таки уже само собой разумеющейся органикой, а тут такая диковинка …
- Практически выставка рок-н-ролльного хозяйства случилась. Вышел даже двойной виниловый альбом на фирме «Мелодия». Правда, вся эта вольница длилась не очень долго, до конца 80-го – начала 81 года, а потом пришло время черных списков и завинчивания гаек.
- Вечная история: период относительной свободы на Руси всегда заканчивается завинчиванием гаек. Этакий эффект зебры. Сейчас как раз мы опять вляпались в ее черную полосу…
- Да, но я бы сказал, что на моей памяти таких долгих заморозков еще не бывало.
- Еще один юбилей, который совпадает с твоим и так же имеет некоторую «зону пересечения» - победа в июне 1975 г. Аллы Пугачевой на фестивале «Золотой Орфей», суперхит «Арлекино», начало ее Великой Эпохи, частью которой стал весьма издевательский панк-кавер на песню «Королева» в 1987 г. в твоем исполнении. Алла потом и меня спрашивала: не хочу ли я спеть чего-нибудь, а я отвечал: «У вас Троицкий для этого есть»…
- Это была довольно занятная история. Инициатором этого фестиваля кавер-версий («Сюприз для Аллы», - прим. редакции) был Филипп Киркоров, а с Филиппом, надо сказать, у нас всегда были хорошие отношения. У нас почему-то считается, что Киркоров – это какая-то позорная попсовая марионетка, но ты, думаю, даже не хуже, а лучше меня знаешь, что это не так.
- Он – не марионетка, он сам – Карабас…
- Я всегда уважал Киркорова за то, что это был самостоятельный парень со своими амбициями, себе на уме, сам себе продюсер и так далее. Это не вариант Димы Билана или Николая Баскова, которые целиком зависят от каких-то добрых дядей и тетей.
С Филиппом мы общались, он предложил мне что-то записать. «Королева» - одна из моих любимых песен из репертуара Пугачевой, и для того, чтобы ее записать, я позвонил своему юному другу по имени Роман Белавкин. Тогда у него был псевдоним Solar X – это был главный московский подпольный электронщик. У него выходили собственные пластинки, был даже свой лейбл Art-Tek. Я очень ценил его талант.
Сейчас он живет в Англии, стал известным ученым, занимается искусственным интеллектом в каком-то из лондонских университетов, а тогда я ему говорю: «Давай-ка, Роман, мы с тобой это дело запишем». И мы буквально без всяких дублей, минут за десять записали эту самую «Королеву». Показали Филиппу, он естественно крякнул, поскольку много чего ожидал, но не такой штуки…
- Жутковатый утробный рык в совершенно непочтительном хулиганском музыкальном оформлении, как помнится…
- Но, как ни странно, она многим понравилась, в частности Кристине Орбакайте, которая мне позвонила и сказала, что это - cool, так клево, что это лучшая песня из всех на этом юбилейном сборничке (акция была приурочена к 50-летию Примадонны, - прим. редакции). Более того, с подачи Романа Белавкина, как я понимаю, этот трек стал культовым, на него сделано несколько ремиксов в Англии, Германии и так далее. Но там никто не знает, что пою я. Считается, то это поет какой-то шаман.
- Филипп крякнул, Кристина кайфанула… А Алла как оценила стремный выкрутас?
- Ну, Борисовна – женщина умная и со вкусом, так что она это оценила.
Алчный Пригожин и лукавый Шнур
- В последний раз мы встречались с тобой на Tallinn Music Week – фестивале, уже имеющим репутацию и известность на европейской музыкальной сцене. А как из Таллина выглядит российская музыкальная поляна? В чем сходства и отличия?
- Если говорить о той музыке, которая меня интересует – рок, всевозможная альтернатива, экспериментальщина и т.д., - то я бы сказал, что не вижу большой разницы между тем, что происходит в российском подполье и в европейском подполье.
- Надо пояснить для напуганных словом «подполье» читателей, что ты говоришь не о вооруженных партизанах, а о музыкальных течениях, существующих просто вне мейнстрима…
- Хорошо, поясни... Так вот, многие наши группы, те же мои любимые Shortparis или Ic3peak, постоянно гастролируют - по крайней мере, гастролировали до карантина - и в Европе, и в Америке. Есть у нас еще некоторое количество симпатичных проектов, те же Tesla Boy, Kate NV, которые чувствуют себя на Западе, как дома, и имеют там немаленькое число поклонников. В стилистическом отношении все новейшие тренды и поветрия улавливаются, и тут существует некий общий гомогенный музыкально-молодежный процесс.
Что касается нашей поп-сцены, тут, конечно, разница очень большая и во многом эта разница обусловлена тем, то в России и во всем остальном мире популярные артисты зарабатывают совершенно разными способами. Для российской попсы основной источник доходов, как мы все прекрасно знаем, это корпоративы, а также, условно их назовем, госзаказы - все эти дни города, ярмарки выходного дня и прочие «шашлычки», как было прошлым летом.
- Да уж, фестиваль «Шашлык Live» вошел в историю именем нарицательным…
- А на Западе подобной «индустрии» вообще не существует. Да, всякие популярные ребята типа Элтона Джона, Стинга и т.д. иногда выступают на частных мероприятиях за какие-то дичайшие деньги и держат это в секрете, потому что в принципе это считается как бы не очень почетной практикой.
В любом случае, для западной артистической элиты выступление на частных мероприятиях – одна сотая часть их концертной деятельности и микроскопическая часть их доходов. У нас напротив – это 90 процентов тех денежных поступлений, которые осчастливили бы всякую Валерию и всю эту компашку. Поэтому и совершенно разные творческие мотивации: на Западе артисты стремятся все-таки к тому, чтобы завоевать публику, выдать что-то новенькое, очень тщательно работают над качеством музыки, записи, своих шоу.
Даже артисты второй-третьей лиги, какая-нибудь певица по кличке Sia, выдают такие концертные шоу, которые нашим артистам даже и не снились. Почему не снились? Потому что для них важнее корпоративы. А какое может быть шоу на корпоративах, где половина народа сидит к тебе спиной и жрет шампанское с устрицами? В итоге качество западной попсы несравненно выше, чем попсы российской.
- Но тот же Киркоров ввел у нас в оборот слоган «шоу мирового уровня», который тут же собезьянничали многие его коллеги…
- Филипп во многих отношениях – белая ворона, потому что он действительно искренне и абсолютно одержим этой гламурной сценической помпезной частью поп-музыки, он глубоко подсажен на эстетику «Евровидения», о чем ты, наверное, знаешь лучше меня, а эта эстетика как-раз подразумевает максимально насыщенное шоу. Но это его собственный выбор и выбор для российских реалий не особо рациональный.
- А что – рациональный?
- Вообще не вкладывать в это деньги, а вкладывать только в съемку видеоклипов и во взятки, чтобы потом все это окупалось на корпоративах. Это – проклятие нашей популярной музыки.
- Громкие жалобы артистов на «тяжелую жизнь» в карантине потому, видимо, и вызвали вместо сопереживания столь негативный общественный резонанс: муж Королёвой Тарзан завидовал пенсионерам, которым «хотя бы пенсию платят», а высмеивание Шнуром стенаний Пригожина вообще вылилось во вселенский скандал…
- Ситуация совершенно очевидная, хотя, насколько мне известно, уже проходят сейчас какие-то онлайн-корпоративы…
- Валера Сюткин рассказывал об этом в «ЗД». Но их не очень много пока…
- Ну, Сюткин тут главный специалист, он профессор корпоративов. К сожалению, даже вирусу не удалось затоптать эту корпоративную гадость, хотя, конечно, количество этих мероприятий катастрофически уменьшилось, доходы нашей попсовой элиты упали. Я считаю, что никакой поддержки от государства они естественно не заслуживают.
На фоне, когда миллионы людей действительно лишились последнего, работы, вообще всего и находятся на грани нищеты, у всех этих иосифовпригожиных, конечно, подкожного жирка имеется, думаю, многие тонны. И своим гримерам-визажистам они могут легко платить и не сильно от этого обеднеют. Так что в споре Шнура с Пригожиным я, естественно, на стороне Шнура.
Другое дело, что Шнур тоже – тот еще профессор алчности и лукавости. Он спорит с Пригожиным, постоянно напирая на то, что главный источник дохода наших артистов – это всякие пресловутые госзаказы, дни города, о чем мы уже говорили. Но дело в том, что «Ленинград» на дни города или другие, проплаченные бюджетными деньгами массовые увеселительные мероприятия с присутствием большого количества детей, и так не приглашают в силу матерного репертуара.
А если говорить о корпоративах, то тут группировка «Ленинград» - абсолютно чемпионская. И о корпоративах-то как-раз Шнуров скромно умалчивает. Более того, я тут недавно прочел, что бизнес-омбудсмен Борис Титов, в партию которого вступил Сергей Шнуров, написал в правительство письмо с просьбой поддержать именно «корпоративное движение».
- Наверное, как по Гоголю в «Ревизоре», у тебя случилась немая сцена?
- Скорее - гомерический хохот. Совершенно очевидно, по чьей просьбе это было сделано – аккурат нашего дорогого Сергея Владимировича Шнурова, у которого тоже, значит, какую-то корочку хлеба отняли.
Веселее, но не лучше
- Шоу-бизнес пострадал во всем мире, но от западных звезд не видно и не слышно слезливых слюнопусканий. Наоборот, засучив рукава, они бросились во всевозможные благотворительные акции, концерты солидарности, аукционы и сборы помощи – малоимущим, врачам, пострадавшим…
- Западные люди вообще ведут себя совсем не так, как россияне, во многих ситуациях. Тут надо иметь в виду одно фундаментальное отличие: в свободном мире поп-музыка и вообще массовая коммерческая культура целиком и полностью отделена от государства. Это чисто коммерческая история: что поп-звезды, что Голливуд, что Бродвейские мюзиклы.
Есть маленькая часть культуры, вроде симфонических оркестров или художественных музеев, которые зависят в какой-то степени от государственных дотаций, от каких-то фондов, но все остальное абсолютно свободно и независимо. Государство, с одной стороны, никак не вмешивается в эти поп-процессы, категорически. Соответственно не идет никакой речи о цензуре. А с другой стороны, никак финансово и не поддерживает. А у нас наоборот – поп-культура в огромной степени зависит от государства, будь то государственное телевидение или радио, государственные корпоративы, пресловутые дни города и прочие госзаказы.
- Мотив - держать всех «под колпаком у Мюллера», чтобы были зависимы и не вякали?
- Думаю, что все это совпало с «обострением идеологической борьбы» в Российской Федерации. Не только в 90-е годы, но еще и в нулевые государство особо не совалось ни в постель граждан с нынешними гомофобными законами, например, ни в досуг граждан – я имею в виду ту же поп-музыку и прочие культурные прелести. Но по мере того, как «классовая борьба» на данном этапе стала обостряться, а скорее, они сами ее и обостряют, естественно обратили внимание и на то, что артисты поют какие-то «неправильные» песни, а тех артистов, которые поют «правильные» песни, нужно всячески поощрять материально и наполнять ими все имеющиеся в распоряжении государства медийные пространства. Так оно, собственно, и произошло.
- Подводя итог нулевым годам с их остатками вольницы, ты, тем не менее, назвал их с музыкальной точки зрения «реально бездарным десятилетием». Что скажешь о минувшим десятилетии десятых годов? Тренд «бездарности» продолжается?
- Я думаю, что этот процесс можно разделить на две части: чисто художественную, музыкальную и гражданскую, социальную, политическую. Если говорить о сугубо музыкальной стороне, то десятые годы ничегошеньки нового абсолютно не принесли, если не считать нескольких интересных групп, которые появились за последние годы.
Я уже упоминал питерских Shortparis, московских Ic3peak. Могу назвать Дельфина, я его огромный поклонник. Считаю, что он записывал очень интересные альбомы в этом десятилетии. Мне нравится Вася Обломов, нравятся некоторые работы наших ветеранов – скажем, последний альбом ДДТ «Галя ходи». Есть какие-то интересные вещи, однако я бы не сказал, что были прорывные эпизоды в музыкальном творчестве. Но сама ситуация в этом музыкальном мирке очень и очень оживилась. И тут, как говорится, «спасибо Путину за это».
- За госкорпоративы и «шашлычные» фестивали?
- Это тоже своего рода оживление конечно, хотя и в стиле сериала «Ходячие мертвецы». Но я имею в виду протестное оживление, все эти акции начала десятилетия, а после 14 года поперло все со страшной силой. И тут как-раз мы возвращаемся к тому, с чего начинали: и очень правильное праведное движение рокеров-ветеранов, и всякой новой молодежи, в основном панковой и постпанковой. Хотел бы тут вспомнить группу «Порнофильмы», которая мне очень нравится. Оживились и хип-хоперы – и те, кто постарше, вроде Noize MC, и совсем молодые ребята, как Face, Oxxxymiron и т.д. В общем, жить стало веселее, конечно. Хотя и не скажу, что лучше.
- И той сакральности, которую рок-музыка имела в 70-80-е годы, и была своего рода мировоззренческим императивом для поколения, уже нет, увы…
- Это не российская особенность. Во всем мире музыка утратила те практически религиозные позиции, которые она занимала в 60-70-е годы, а в России еще и в 80-е вдобавок. Это уже не супермагнит, вокруг которого все вращалось в конце ХХ века, от этого никуда не денешься, и я боюсь, что те золотые времена уже никогда не вернутся.
Артур Гаспарян
