В канун Дня учителя, 28 сентября, страна отмечает
Сообразно нынешней обстановке, например, хочется процитировать это: «Учителя надо всячески избавлять и оберегать от всевозможной писанины и „мероприятий“. Они опустошают его жизнь, и он уже ничего не может дать детям. Нельзя допустить, чтобы к
Учитель — это Человек…
«Я глубоко убежден в том…» — его постоянный рефрен бросается в глаза любому читателю. Сильная фраза. Не «уверен», не «я считаю», а «убежден»: у меня есть выработанная система доводов и моральных представлений. Есть вера. И — да! — я намерен повлиять на вас. Повести или указать путь.
Без такой внутренней определенности и основательности нет учителя. И это не то же самое, что нынешнее «я знаю», «я умею», «я владею». По мнению Сухомлинского, первое, на что надо обращать внимание при приеме педагога в школу, — «имеет ли он право работать с детьми». Речь тут не о дипломе, разумеется, а о том, как человек думает, что думает. А вдруг не думает, только повторяет? Вот что опасно. Он говорил, что приемы, методы, даже знания можно набрать по дороге, это всего лишь багаж, который, в отсутствие желания педагога быть с детьми, испытывать удовольствие от общения с ними, ничего не значит.
Рассказывают, в его школе работали прекрасные учителя. Сухомлинского спрашивали: «Где вы их берете?», а он отвечал, что учителя у него самые обычные, просто давно работают в его школе. Директор сам растил учителей и вот с какой точки начинал: «Каждому нужна моральная поддержка, а особенно тем, кто в силу разнообразных обстоятельств чувствует себя посредственностью». Он мог изо дня в день часами разговаривать с учителем, готовить и давать специально для него уроки, а потом снова разговаривать. Тепло, участие вселяли надежду, и человек обязательно «шел в рост». Вот важное место в записях: «Сколько же есть учителей застывших, остановившихся на одном уровне только потому, что они потеряли веру в свои силы».
Тут весь узел педагогики Сухомлинского: без уважения человека к себе немыслима человеческая культура, ничего немыслимо, никакая педагогика. Самый большой порок — «думать о человеке хуже, чем он есть, уязвлять его самолюбие». Заметьте, даже не говорить, а думать! Для педагогического употребления именно так: вид не сделаешь, маску не наденешь. А если
Не парадокс ли: скрывать намерения нехорошо, нарочитость — того хуже, как же нам тогда учить, воспитывать детей? Ответ, по Сухомлинскому, самый что ни на есть максималистский: учат, воспитывают — собой. Если ты педагог, будь добр, содержи в порядке свои мысли, высоко строй свои чувства!
…и Мастер
«Педагогический эффект, — пишет Сухомлинский, — тем выше, чем менее ребенок чувствует замысел педагога. Тут средоточие педагогического мастерства». Пятьдесят лет назад сказано: «Поднимите руку, кто согласен». Почти никто. Для нас эффект (результат) — это материализованные достижения, а не то, что происходит с ребенком, что он чувствует или не чувствует. Не то, о чем говорит Сухомлинский.
«Настоящий мастер педагогического дела и понукает, и заставляет, и принуждает, но все это делает так, что в детском сердце никогда не угасает драгоценный огонек: собственное желание быть хорошим»; «Оценка знаний должна основываться на желании ученика стать лучше — на доверии к нам, педагогам». И еще, еще — про эмоциональную, эстетическую основу учения. «Подлинный педагог — человек широкого эмоционального диапазона, он глубоко переживает радость и возмущение. Если дети чувствуют в этих человеческих страстях правдивость — это и есть настоящая доброта».
Почему так важна доброта? Потому что задача педагога (одна на века) — вырабатывать у ребенка желание учиться. Сухомлинский определяет его как «стойкое эмоциональное состояние, даже страсть». Доброта, справедливость, доверие не дают ей угаснуть. Поэтому главное определение педагогического слова — честное, правдивое. «Какая в нашей профессии самая сокровенная тайна? Уметь правильно выразить ученику свое неодобрение или осуждение. Найти мудрое сочетание доброты и строгости… Мастерство волевого влияния воспитателя — чтобы подросток сам с радостью отдавал себе приказы».
Нам всем очень хотелось бы этого. Тонкости отношений с ребенком. Но когда у нас всего три тона — разрешение, порицание и запрет, — наше воспитание «неумелое, порождающее много бед». Беду несут любые действия педагога, притупляющие совесть ребенка. Крик, например. Или равнодушие. Манипуляции. Этого слова Сухомлинский не употреблял, но явление ему было хорошо знакомо: «Признак дремучего невежества — напоминать ребенку, что, мол, я знаю, за тобой числится много грешков, но я к тебе хорошо отношусь, будь и ты со мной хорошим». И еще он говорил: «Трафарет, шаблон, стрижка всех под одну гребенку — худшее проявление несправедливости». Неожиданно?
У нас ведь в голове давно все наоборот. Поймем ли: «Ухищрения методик направлены на то, чтобы сделать материал абсолютно понятным, а это освобождает учеников от необходимости мыслить»? Позволим ли себе согласиться: «Знания — не путевка в вуз, а богатство, необходимое человеку как человеку»?..
Кожурина Людмила
