Первый розыгрыш
ПЕРВЫЙ свой розыгрыш Никита Богословский устроил, еще учась в школе. Зимой по пожарной лестнице он забрался на пятый этаж школы, прижался носом к окну и постучал. Учительница, увидев его физиономию, упала в обморок
За пьесу «Павлик Морозов» — ни х…
У писателя Виталия Губарева была такая манера: позвонит и обрадует — вечером приеду. И бросает трубку — его вовсе не волновало, свободен я вечером или занят. К одному его визиту я подготовился: поехал в Радиокомитет к Юрию Левитану, попросил его наговорить текст. И гостей на вечер назвал побольше. Съехались гости, прибыл и Губарев. Сидим, пьем, я сделал вид, что включаю радио, а на самом деле врубил магнитофон. Узнаваемый голос Левитана вещает: «…В области драматургии присудить: Лавреневу Борису Андреевичу — Сталинскую премию первой степени… Губареву Виталию Георгиевичу за пьесу „Павлик Морозов“ — Сталинскую премию третьей степени…» Шум, гам, поздравления… Счастливый Губарев бежит в магазин за шампанским, фруктами, пир продолжается. Кто-то предложил послушать «Последние известия» целиком. Включаю вторую пленку. Левитан перечисляет фамилии лауреатов и заканчивает выступление словами: «…Губареву Виталию Георгиевичу за пьесу „Павлик Морозов“ — ни х…».
Подлинный Левитан…
ОДНАЖДЫ Богословский попросил знаменитого диктора Левитана нарисовать что-нибудь на листке бумаги. Тот отпирался, говорил, что никогда не умел рисовать, но Никита Владимирович его все-таки уломал. Левитан нарисовал домик с идущим из трубы дымком. Этот детский рисунок Богословский вставил в рамку, повесил у себя дома и с каждым, кто приходил к нему в гости, спорил, что это подлинный Левитан…
А я так ждал!!!
НИКИТА Богословский и Марк Бернес делили на двоих номер в киевской гостинице. Никите Владимировичу срочно потребовалось улететь на несколько дней в Москву, а когда он вернулся, то первым делом позвонил от портье в их шикарный номер и сказал женским голосом: «Ах, дорогой мой! Я уже вернулась, раздевайся, я сейчас к тебе зайду…» Вот тут-то портье и сообщил, что, пока Богословского не было, Бернес из экономии переехал в более скромный номер, а в «люкс» поселили министра внутренних дел Украины Серова.
…Лет через десять Богословский встретил Серова на приеме в американском посольстве и напомнил ему ту давнюю историю. На что министр ответил: «А я так ждал!!!»
Капиталисты-бракоделы
КАК-ТО Богословский привез из-за границы ручку, которая заправлялась специальными чернилами. Брызнешь кому-нибудь на костюм — жуткие чернильные кляксы, человек в шоке, но… проходит несколько минут и кляксы испарялись, не оставляя никаких следов. На приеме в «Метрополе» Никита Владимирович решил испытать чудо-ручку на разных знаменитостях. Реагировали по-разному: Евгений Евтушенко рассмеялся, Сергей Михалков рассердился… А Марк Донской был от ручки в восторге и в конце концов упросил композитора одолжить ему ее напрокат. И вот приходит радостный Донской в ресторан и брызгает на официанта чернилами, предвкушая, как через пару минут они оба весело посмеются. Откуда ему было знать, что коварный Богословский заправил ручку настоящими чернилами? Чтобы успокоить бедного официанта, Донскому пришлось выложить кругленькую сумму. А Никита Владимирович сделал вид, что не менее Донского возмущен «капиталистами-бракоделами».
Бюсгалтеры для нимф
ДОСТАВАЛОСЬ от Богословского не только друзьям, но и предметам неодушевленным: голые алебастровые нимфы в фонтане дома отдыха на следующий день после приезда композитора обзавелись бюстгальтерами с ценниками из соседнего магазина.
Девятая симфония
У меня восемь симфоний, и я боюсь писать девятую, потому что согласно поверью, которое бытует среди композиторов, после написания девятой симфонии композиторы очень быстро умирают.
В советское время мы сочинили своеобразное продолжение к этому поверью: «Архангел, который ведает в небесах вопросами искусства, приходит к Всевышнему и говорит: «Что тут делать? В России полагается умирать после девятой симфонии, а там живет один композитор, который уже двадцать первую написал. Непорядок». Бог спрашивает: «А как его фамилия?» Тот называет фамилию. Бог говорит: «Какие же это симфонии? Это же дрянь. Пусть живет».
Остался за границей
Будучи вице-президентом общества «СССР — Франция», я из-за путаницы с визами задержался в Париже на два дня. Гуляю по бульвару Клиши и вдруг встречаюсь с нашими — Марией Мироновой, Менакером, еще какими-то людьми, среди которых выделяется «руководитель гастролей» — товарищ явно с Лубянки. Зная, что наша делегация улетела, они удивлены. Я говорю: «Товарищи, после долгих размышлений я принял решение не возвращаться на Родину. Не по политическим соображениям. Просто предложили здесь интересную работу, а в Москве у меня плохие отношения с Союзом композиторов… — и сдерживая рыдания: Прощайте, друзья! Вы, конечно, не подадите мне руки на прощание…» Они оцепенели. Я повернул на улицу Фобур-Монмартр, и меня осенило: ведь этот стукач сейчас ринется в посольство докладывать обо мне. Я рванул в посольство, рассказал про шутку советникам. Один референт придумал окончание розыгрыша… Скоро в посольстве появляется этот тип и требует срочного свидания с послом. «Сейчас доложу», — сообщает референт. Через минуту из кабинета с надутым видом выхожу я и спрашиваю: «Вы ко мне?» Можете себе представить, что с ним было…
Ангел Ангелович
В детстве, в Ленинграде, я увидел в телефонном справочнике: «АНГЕЛОВ Ангел Ангелович». Набрал номер и вежливо попросил: «Черта Чертовича можно?» — на тот момент мне это казалось невероятно смешно. Меня обругали, бросили трубку… Прошло лет пятьдесят, и опять я в Питере листаю телефонную книгу, и вдруг — как привет из детства: «АНГЕЛОВ Ангел Ангелович»! Ну я, конечно же, не отказал себе в удовольствии. Набрал номер и вежливо попросил: «Черта Чертовича можно?» И старческий голос в трубке мне ответил: «ТЫ ЕЩЕ ЖИВ, СВОЛОЧЬ?!!»
Встречи с Шостаковичем
Как-то, идя по Невскому проспекту, встречаю Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, который в задумчивости гулял по проспекту, глядя себе под ноги и что-то тихо насвистывая. А это был еще и день рождения Шостаковича, но он не изменял своему правилу ежедневной прогулки по городу. Я уже немного знал Шостаковича по Союзу композиторов. Ну и вот, я вежливо раскланялся с ним, поздравил. Он рассеянно выслушал, явно не узнав меня, но, поблагодарив, продолжил прогулку, опять погрузившись в себя. Я взял извозчика, обогнал композитора и опять пошел ему навстречу. Все повторилось — вежливые раскланивания, поздравления. Он уже слегка удивлен. Затем я повторяю свой маневр в третий раз. Шостакович уже ничего не насвистывает, он растерян и озабочен. Увидев меня, ускоряет шаг и переходит на другую сторону проспекта. Тогда я бегу на почтамт, звоню другу в Москву, и тот посылает на адрес Шостаковича срочную телеграмму: «Находясь в Москве и не имея возможности лично поздравить вас с днем рождения зпт хочу сделать это данной телеграммой…» Далее шла привычная поздравительная часть, и в конце: «До скорой встречи тчк Никита Богословский».
