Жизнь актрисы удалась, потому что во Франции она сумела остаться русской. Снималась в фильмах Роже Вадима, Луиса Бунюэля и Клода Лелуша, а сегодня возвращается на сцену в «Колдунье» с музыкой мужа, Мишеля Леграна, и считает себя счастливее, чем полвека назад. Об этом «Известиям» накануне своего юбилея рассказала Маша Мериль, урожденная Мария-Магдалина Владимировна Гагарина, далеким предком которой был креститель Руси князь Владимир Красное Солнышко.
— 3 сентября вы отмечаете 80 лет. Никогда не скрываете свой возраст?
— Французский — единственный в мире язык, на котором цифра 80 произносится, как четыре раза по 20 — quatre-vingts. Поэтому считаю, что четвертый раз отмечаю свое двадцатилетие. Согласитесь, это очень мило. Следующая моя круглая дата — 90 лет — на французском звучит, как четыре раза по 20 плюс 10: quatre-vingt-dix. Тоже симпатично.
— Вы дочь русских аристократов, которые после революции уехали во Францию. Как вам удалось стать известной актрисой и писательницей?
— Моя жизнь удалась именно потому, что я осталась русской, а не превратилась во француженку. Мы все-таки другие. Вспоминаю своего друга Александра Адлера (известный французский политолог. — «Известия»). Он говорил, что Россию во всем мире олицетворяют именно женщины: Татьяна Ларина, Анна Каренина или Татьяна Самойлова. Мы всегда кружили голову французам. Здесь, конечно, все знают о моем происхождении. В глазах французов наши девушки всегда окутаны тайной.
Разумеется, Франция — моя страна, и я с ней тесно связана. У меня здесь дом в деревне, живу и в замке моего покойного мужа Мишеля Леграна (знаменитый композитор. — «Известия»). Как бы там ни было, я была и остаюсь русской. Такой у меня имидж, и в этом моя сила.
— Что значит для вас быть русской во Франции?
— Это значит, что в глазах французов я недостижимый идеал, о котором они могут только мечтать. Между мной и французами, будь то публика или журналисты, всегда сохраняется определенная дистанция, как с далекой звездой. Тем лучше, тут уж ничего не поделаешь. Я должна быть немного загадочной, кружить голову мужчинам, держать их в повиновении. На французов производим сильное впечатление только мы, а не, скажем, итальянки или американки…
Почему — не знаю, но это так. Скажу больше — я здесь русская в большей степени, чем сами русские в России. Наверное, потому что живу во Франции. Не люблю слово «феминизм», которое подразумевает какую-то борьбу за гендерное равенство. Главное — быть не бойцом, а женщиной.
— Наверное, дочери эмигрантов, пусть даже княжне, трудно было сделать во Франции такую блестящую карьеру?
— Об этом идет речь в моей последней книге «Ваня, Вася и дочь Васи». Когда ты родился в чужой стране, у тебя нет вариантов: чтобы многого добиться, ты должен быть лучше всех. Своим успехом я хотела отблагодарить родителей, им жилось трудно. Вместе с тем, приехав во Францию, они сделали правильный выбор. Наши страны дополняют друг друга.
Правда, русские считают французов большими прагматиками, а в глазах французов русские — мечтатели с необузданным воображением, люди непредсказуемые. Моя мама, княгиня Гагарина, полагала, что русские себя пока не нашли, они всё еще в поиске, в процессе становления.
— Что способствовало вашему становлению?
— Любознательность, стремление узнать что-то новое. В молодые годы я встречалась со многими незаурядными личностями — от Жан-Поля Сартра до Жан-Люка Годара, они повлияли на мое формирование. У Годара я сыграла заглавную роль в «Замужней женщине», одном из лучших фильмов «новой волны».
— Вы встречаете юбилей в прекрасной форме: выступаете в театре, снимаетесь в кино, пишете книги. Почему вы считаете, что спорт человеку не нужен?
— Люди, которые занимаются спортом, как правило, слишком озабочены своим телом и забывают, что оно не более чем сосуд для нашего разума и души. Разумеется, я слежу за собой, за тем, как питаюсь, сплю и т.д. Но мне всегда действуют на нервы те, кто часы посвящают фитнесу. Как будто ничего нет в жизни важнее. Убеждена, что человеку в разумных дозах полезно хорошее вино. Наконец, питание — первейшее из лекарств. Именно поэтому я посвятила кухне несколько книг.
— Я обожаю стареть, — заявили вы несколько лет назад. Это была шутка?
— Совсем нет. Сегодня я счастливее, чем когда мне было 30. Стала лучше, потому что много узнала, многому научилась. Умею выбирать главное. Когда тебе больше нечего терять, ты обретаешь настоящую свободу. Ничего не боишься. Может быть, лучшее в моей жизни началось, когда я в 74 года вышла замуж за Мишеля. Увидела, что для него я по-прежнему красивая и желанная.
Не надо думать о возрасте. В старости есть замечательные стороны. Мы знаем, что конец рано или поздно наступит. Поэтому надо сделать так, чтобы последние годы нашей жизни стали самыми прекрасными. Как прощальный фейерверк, завершающий праздник.
— Самые прекрасные годы в нашей жизни, говорил еще Виктор Гюго, это те, которые нам еще предстоит прожить.
— Он был прав. Я не фаталист, а реалист. Меня интересует только будущее. Мне важно знать, что произойдет завтра. За исключением форс-мажора (эпидемию предвидеть невозможно), всё остальное зависит от меня. Твое прошлое становится фундаментом завтрашнего дня. Я всегда сама выстраивала свою жизнь и одновременно преследовала две цели — творить и радоваться.
— В нашумевшей в свое время «Биографии обыкновенного секса» вы поразительно откровенно, без всяких комплексов, описываете интимные моменты вашей жизни. Для вас никогда не было и по-прежнему нет никаких табу?
— Мне надо было бы постоянно переписывать эту книгу по той причине, что с годами наша сексуальность меняется, зависит от многих факторов, хотя и остается заповедной зоной. Сегодня я могла бы поведать о ней гораздо более интересные вещи. Она для меня и поныне непостижимая загадка. Вначале в сексуальности есть нечто животное, а потом она предстает в ином свете. Ее настоящее понимание приходит со временем. Женщина может быть соблазнительна в любом возрасте. Нужно уметь восхищаться друг другом и избегать рутины.
— Как вы переживаете нынешнюю пандемию?
— Не испытываю ни беспокойства, ни чувства страха. COVID-19 напоминает, что мы потеряли ориентиры. Надеюсь, поймем, что глупо спешили, ставили перед собой недостижимые цели. Давно пора было остановиться. Нельзя возвращаться к прежней жизни. Надо переосмыслить окружающий мир.
— Вас не пугают последствия пандемии для культуры и искусства? К счастью, французские власти щедро выделили на их поддержку миллиард евро.
— Скажу ужасную вещь. Благодаря COVID-19 произойдет естественный отбор. Исчезнут те, кто не способен творить. Нас было слишком много в мире кино и театра. Я, наверное, жестока, но думаю, что после эпидемии многим придется сменить профессию. Вот вам последствия культурного дарвинизма.
— Страшнее первой и второй волн эпидемии, убеждены эксперты, окажется социальный девятый вал — увольнения, безработица, нищета, недовольство, бунты. Вас это не пугает?
— Действительно, социальный кризис обострится. Но Франция — не бедная страна, найдет средства, а Европа выделит кредиты. Беда в том, что человек — это животное, которое остается рабом своих привычек. Поэтому он так болезненно относится к любым переменам. Мы слишком долго придерживались вчерашних ориентиров. Например, только сейчас занялись проблемами экологии , а они существовали на протяжении многих десятилетий.
— Вы снялись примерно в ста фильмах. Ваше главное дело жизни — кино, театр или литература?
— Не люблю ярлыков и считаю себя не актрисой или писательницей, а женщиной, которая играет в кино и театре и пишет книги. Любит, радуется, переживает, плачет и страдает. Я всё делаю с радостью и упорством.
— Что значит сегодня для вас быть аристократом?
— Чувствовать себя человеком свободным и не бояться говорить, что думаешь. Девиз семьи Гагариных — «Быть, а не казаться». Иными словами, служить примером, быть лучше других. А это трудная задача. Пускай это звучит претенциозно, но я нужна людям. Кстати, моя мама не любила, когда ее называли княгиней, не кичилась своим происхождением, не рассчитывала на привилегии.
— Вы человек двух культур — русской и французской?
— Не только. Впитала также культуру итальянскую, американскую. Словом, я человек Вселенной. В этом тоже проявление аристократизма.
— Эпидемия не помешала успеху вашей последней книги?
— Если бы не вирус, роман мог бы стать бестселлером. Так или иначе, он пользуется успехом: продано около 50 тыс. экземпляров, что по нынешним временам очень хорошо. Надеюсь, что книгу экранизируют. Хотела бы предложить через «Известия» взяться за нее моему другу Андрону Кончаловскому. Мне кажется, он смог бы это сделать лучше всех.
— Вы по-прежнему возглавляете русский кинофестиваль в Париже? COVID-19 не нарушит ваших планов на следующий год?
— В марте 2021-го наш фестиваль впервые пройдет вначале в Париже, а затем в Биаррице. Еще в царские времена этот курортный городок на Атлантике пользовался популярностью у нашей знати. И сейчас туда ездит много русских. Предыдущие киносмотры назывались «Когда русские смеются», «Когда русские плачут», «Когда русские любят», «Пламя русской души». Тема следующего — «Когда русские нас поражают». На его афишу поместим Татьяну Самойлову в фильме «Летят журавли», который во Франции до сих пор остается культовым.
— Около двух лет назад вы играли в пьесе Стефана Цвейга «Легенда одной жизни». 15 сентября в парижском Théâtre de Poche. Montparnasse состоится премьера вашего моноспектакля «Колдунья». В нем звучит музыка Мишеля Леграна. Что побудило вас вернуться на сцену?
— Я люблю радости жизни и ненавижу безделье. Сама мысль о пенсии наводит на меня смертную тоску. В пьесу вошли тексты Маргерит Дюрас, посвященные женщинам и их неразгаданным тайнам. Как и многие большие писатели, она была наделена пророческим даром. Дюрас — воительница, шаман, колдунья, одна из тех, кого сжигали на костре
Юрий Коваленко
