Будем пить бром и читать Апокалипсис?
Столетие «Петербурга» А. Белого
Чувствую, как у меня пробуждается
интерес к кругу вашего чтения;
вот засяду, знаете, дома, буду
пить бром и читать Апокалипсис.
А. Белый, «Петербург»
16 июня 2004 г. мы отмечали столетие дня действия главного романа XX века «Улисса» Джойса. В Дублине прошёл юбилейный фестиваль. Ценители литературы, в тот день оказавшиеся в столице Ирландии, могли вместе со своими единомышленниками повторить маршрут персонажей романа, вместе почитать любимого писателя, послушать доклады исследователей-литературоведов. Насколько мне известно, праздновали столетие с момента действия «Улисса» и его русские поклонники в Москве и Санкт-Петербурге. А осенью этого года у нас есть повод провести собственный литературный праздник в Санкт-Петербурге, выразить признательность русскому писателю, посвятившему городу свой шедевр. Воспользуемся ли мы этой возможностью?
Современники называли Андрея Белого «русским Джойсом». Его роман «Петербург» (1913 г.) устойчиво занимает первые места во всевозможных «двадцатках» и «сотнях» лучших русскоязычных романов XX века. «Петербург» роман эпохи высокого модернизма, написанный до «Улисса» и «Поисков утраченного времени». За несколько лет до Джойса, трансформировавшего в «Улиссе» структуру гомеровской «Одиссеи», и Пруста, вдохновлённого на написание своей эпопеи сказками «Тысячи и одной ночи», Белый занимался переработкой российских «мифов» о городе Петра, созданных Пушкиным, Гоголем, Достоевским. Половина всего «Петербурга» описывает события единственных суток двадцати четырёх часов, в течение которых должна взорваться бомба. Растягивание времени, рассматривание событий словно «под микроскопом» и с точки зрения разных персонажей предвосхищают главные особенности стиля «Улисса» и «Поисков »
«Влияние Джойса» сказали бы исследователи про «ритмопрозу» и эксперименты с пунктуацией в «Петербурге», если бы не явный приоритет Белого. Даже Владимир Набоков, всегда отрекавшийся от любых «влияний» на собственный стиль, делал исключение для Белого, называя себя его учеником.
Мы, читатели «Петербурга», найдём в романе красивую, полную точно выверенных психологических деталей историю. Историю, которая превращается в новый миф и населяет улицы знакомого города новыми призраками. Да: в процентном отношении к населению России читателей Белого, наверное, немного, но это и не говорит ничего о ценности любимого нами произведения.
В «Петербурге» описаны одиннадцать дней: по старому стилю с 30 сентября по 10 октября 1905 года. В этом году событиям романа исполняется ровно 100 лет. Однажды, «через десять десятилетий» после пушкинского «Медного всадника», в комнатку к Александру Ивановичу Дудкину, герою «Петербурга», пожаловал сам Медный Гость. А появится ли осенью нынешнего года на питерских улицах образ из «Петербурга» красное, атласное домино?
Мне ничего неизвестно о том, планируется ли кем-либо подобие "Bloomsday" (16 июня, праздника любителей «Улисса») в октябре этого года в Санкт-Петербурге. Я обращаюсь ко всем любителям русской литературы: давайте соберёмся в эти дни и попробуем воссоздать всё то, что вдохновляло Белого и его предшественников. Отыщем дом Аблеуховых, «тепличку» Лихутиных, каморку Дудкина на Васильевском острове. Перечитаем любимые фрагменты. Всё-таки ровно век!
Ещё одно обстоятельство увеличивает уникальность повода: календарь на 1905-й год по Юлианскому стилю совпадает по дням недели с современным календарём 2005-го года. Прожить роман не только в соответствующие числа месяца, но и в совпадающие дни недели такого удовольствия поклонники Джойса в прошлом году были лишены.
Предпринятый мной поиск в Интернете посвящённых «Петербургу» статей привёл лишь к мысли, что содержательных материалов об Андрее Белом в Сети немного. Не найдя ничего подходящего, я решил составить хронологию романа самостоятельно. Возможно, она не очень точна: я бы просто хотел напомнить основную последовательность событий в книге и пожалуй, наметить план октябрьского путешествия в Петербург.
* * *
Для восстановления точного календаря романа у нас есть следующие опорные точки:
- «В это время трамвай ещё не бегал по городу: это был тысяча девятьсот пятый год». (Есть и другие упоминания года действия.)
- События романа начинаются в «последний день сентября».
- Приводится датировка заметок о красном домино в «Дневнике происшествий»: 14 октября.
- Наконец, указано, что время действия романа составляет десять дней: «Здесь вот видел он разночинца тому назад дней уж десять (да, всего десять дней: за десять дней переменилося все )» и в другом месте: «В этой комнате так недавно еще он являлся единственным центром вселенной; но прошло десять дней; и самосознание его позорно увязло в этой сваленной куче предметов». Приняв десятое октября за последний день повествования и «раскрутив» календарь романа назад получаем вполне правдоподобное следствие, что бал у Цукатовых проходил в воскресенье.
Соответственно, хронологию «Петербурга» можно представить так:
30 сентября 1905 года, пятница. Аполлон Аблеухов по дороге в Учреждение глазами встречается с Дудкиным. Разговор Липпанченко и Морковина у входа в кабак, где должна состояться встреча с Дудкиным: Морковин сообщает, что предстоит «концертное трио, где Россия партер». Дудкин встречается в кабаке с Липпанченко, Липпанченко просит Дудкина передать бомбу Николаю Апполоновичу.
Николай Аполлонович получает от костюмера кардонку с красным домино.
Вечером Николай Аполлонович поджидает у подъезда Софью Лихутину, чтобы показаться ей в красном домино и маске.
1 октября 4 октября сообщения о красном домино в «Дневнике происшествий», составленные Нейнтельпфайном «сотрудником» Морковина. Нейнтельпфайн раздул эти сообщения из рассказа Софьи Лихутиной.
Утром одного из дней между 1-м и 8-м октября Дудкин по поручению Липпанченко заносит бомбу Николаю Аполлоновичу.
8 октября, суббота. К Софье Лихутиной приходит Варвара Евграфовна и ведёт её на митинг, заодно передавая письмо от Липпанченко для Николая Аполлоновича. В письме содержится поручение убить отца. Николай Аполлонович на Зимней Канавке, пугая в очередной раз Софью Лихутину своим домино, случайно падает и показывает ей панталонные штрипки.
Раздосадованная Софья Лихутина возвращается домой и рассказывает мужу всё о поведении Николая Аполлоновича. Лихутин запрещает ей следующим вечером идти на бал к Цукатовым.
Софья Лихутина вскрывает письмо от Варвары Евграфовны: в этом письме рукой Липпанченко написано, что Николай Аполлонович должен взорвать собственного отца. Вопреки воле мужа, Софья Лихутина решает идти на бал, чтобы передать письмо Николаю Аполлоновичу.
9 октября, воскресенье. Бал у Цукатовых. Туда является (по политическим делам) Аполлон Аблеухов, а также Софья Лихутина (нарушившая запрет мужа), в маске, и Николай Аполлонович в маске и красном домино. Туда же приходит и Морковин, который сообщает Аполлону Аблеухову, что красное домино из «Дневника происшествий» и Николай Аполлонович одно лицо. Софья Лихутина передаёт Николаю Аполлоновичу письмо и тот, пораженный содержанием письма, сорвав маску, пробегает к выходу из дома мимо ряда танцующих, вызвав скандал и сорвав праздник.
На выходе из дома Цукатовых Морковин, представляясь сотрудником сыска, разговаривает с Аполлоном Аблеуховым и сообщает ему, что «подготовляется террористический акт», жертвой которого должен стать Аполлон Аблеухов.
После этого Морковин поджидает Николая Аполлоновича и ведет его в ресторанчик, где представляется Николаю Аполлоновичу двойным агентом и предупреждает Николая Аполлоновича, что если тот не выполнит поручения, изложенного в письме, то будет арестован.
В это время поручик Лихутин неудачно пытается повеситься. Вернувшаяся домой Софья Лихутина колотит в двери, и Лихутин вынужден её впустить. Софья видит петлю. Супруги мирятся. Софья рассказывает мужу о содержании письма для Николая Аполлоновича.
Вне себя, поздно ночью Николай Аполлонович возвращается домой. Не совсем понимая что делает, он достаёт из ящика стола бомбу и заводит часовой механизм на срабатывание через двадцать четыре часа.
В тот же день, в отсутствие Аполлона Аблеухова и Николая Аполлоновича, в дом заходила возвратившаяся из Испании Анна Петровна.
10 октября, понедельник.
Действие четырех последних глав (по объему более половины романа) разворачивается в этот день (первая из них повествует о разговоре Морковина с Николаем Аполлоновичем, который происходил, очевидно, заполночь).
Рано утром Николай Аполлонович идёт к Дудкину, чтобы отказаться от ужасного поручения. Но Дудкин (у которого с утра началась лихорадка), оказывается, о поручении ничего не знает. Соглашаясь с тем, что отцеубийство поступок неприемлемый даже для целей партии, Дудкин обещает Николаю Аполлоновичу во всём разобраться. Всё это время за Николаем Аполлоновичем следит поручик Лихутин, который решил вмешаться и остановить Николая Аполлоновича в случае, если тот действительно замыслил совершить отцеубийство.
Аполлон Аблеухов заходит в кабинет Николая Аполлоновича, замечает в нём заведённую бомбу и, не догадываясь о назначении найденного предмета, относит машинально к себе в кабинет.
Николай Аполлонович после встречи с Дудкиным спешит домой, чтобы скорее выкинуть заведённую бомбу в Неву, но оказывается пойман Лихутиным и насильно приведён в лихутинскую квартиру. Когда (с трудом и не до конца) Лихутину и Николаю Аполлоновичу удаётся объясниться, Николай Аполлонович возвращается домой но бомбы у себя в кабинете уже не обнаруживает.
Дудкин приходит к Липпанченко и пытается объясниться с ним по поводу недопустимости отцеубийства. Липпанченко в ответ клевещет на Николая Аполлоновича и запугивает самого Дудкина. Дудкин возвращается к себе на квартиру. Его мучают лихорадка и галлюцинации.
В это же время Аполлон Аблеухов привозит Анну Петровну домой из гостиницы. Потрясенный событиями прошлого дня, Аполлон Аблеухов решил оставить государственную службу. С Анной Петровной он мирится, тут же и рад приезду матери Николай Аполлонович. Аблеуховы мирно ужинают и предвкушают возвращение прежних счастливых времён. Относительно бомбы, Николай Аполлонович пытается успокоить себя тем, что её, видно, унёс и выбросил в Неву следивший за ним с утра поручик Лихутин.
Аполлон Аблеухов отвозит Анну Петровну обратно в гостиницу и возвращается домой.
Ночью обезумевший Дудкин прокрадывается через окно к Липпанченко и зарезывает его ножницами.
11 октября, вторник. Рано утром бомба взрывается.
* * *
В пространстве «Петербурга», как всякого крупного романа, действуют не только главные герои, но и множество лиц второго плана, история каждого из которых, однако, могла бы послужить темой отдельной повести. Поручик Лихутин, парадоксально сочетающий твёрдость и нерешительность; Александр Иванович Дудкин колоритный сумасшедший, близкий Кириллову из «Бесов»; Липпанченко террорист, играющий с девочкой в куклы Но это ещё традиционные для литературы, «явные» персонажи, открытые читателю со всех нужных для понимания романа сторон. Помимо них в «Петербурге» действуют и персонажи «неявные», о которых автор знает гораздо больше, чем сообщает в тексте. К примеру, мы никогда не наблюдаем напрямую двойного агента Морковина (он же Воронков, он же «паршивенький господинчик с бородавкой у носа») Морковин всегда появляется словно в тени, заслонённый от нас то своей бородавкой, то носовым платком. Для невнимательного читателя Морковин и играемая им роль могут оказаться даже и вовсе незаметными. Мы сами должны поработать сыщиками, чтоб отыскать в тексте романа морковинские следы и решить для себя: революционер ли Морковин? агент ли охранки?
Но если о Морковине мы ещё можем собрать какие-то косвенные сведения, то совершенно загадочным для нас остаётся некто «печальный и длинный», появившийся на балу у Цукатовых в белом домино (чтобы проводить Софью Лихутину до извозчика) и которого Дудкин «не раз видывал у Невы»:
Александр Иванович вспомнил, как однажды окликнула милого обитателя восемнадцатой линии прохожая старушонка в соломенной шляпе чепцом с лиловыми лентами.
Мишей она его тогда назвала.
Кроме «печальный и длинный» и «Миша» мы не знаем о нём ничего. Что известно «белому домино»? какую роль он играет? это остаётся загадкой. Но сама собой напрашивается ассоциация с загадочным «человеком в коричневом макинтоше», которого Набоков считал представителем автора в мире «Улисса».
О связях «Петербурга» с текстами Гоголя (прежде всего, «Петербургскими повестями»), Пушкина и Достоевского уже сказано много. Две последние темы я раскрою в общих чертах.
Говоря об отсылках к Пушкину, следует, прежде всего заметить, что многие действующие лица «Петербурга» осознанно пытаются отождествить себя с пушкинскими персонажами. Софья Лихутина любит гулять на Зимней Канавке и представлять себя Лизой из «Пиковой дамы». Дудкина в кошмарах преследует Медный Всадник (и в финале Дудкин сам представляет себя Медным Всадником). Наконец, мы часто замечаем, как Аполлон Аблеухов повторяет про себя пушкинские строки (»Была пора: наш праздник молодой », «Чем чаще празднует лицей » и «Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит»), невольно ассоциируя себя с самим Пушкиным жертвой убийства. И тут же мы узнаём, что «Аполлон Аполлонович Аблеухов родился в тысяча восемьсот тридцать седьмом году (в год смерти Пушкина) »
Пора, мой друг, пора!.. Покоя сердце просит.
Бегут за днями дни. И каждый день уносит
Частицу бытия. А мы с тобой вдвоем
Располагаем жить. А там: глядь и умрем
мысленно цитирует Аполлон Аполлонович в конце четвертой главы. То же четверостишие (с другой расстановкой знаков препинания) он повторяет в седьмой главе. Ср. у Пушкина:
Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить
И глядь как раз умрем.
Привычка неточно, «по памяти» повторять стихотворения Пушкина свойственна не только Аполлону Аблеухову, но и самому рассказчику «Петербурга». К каждой главе романа дан эпиграф из Пушкина, эпиграфом к седьмой главе поставлено:
Устал я, друг, устал: покоя сердце просит.
Летят за днями дни
Как легко убедиться, в «Петербурге» почти ни одна цитата из Пушкина (при всей их многочисленности) не является точной. Можно представить себе некий гипотетический труд исследователей, через пару-тройку тысяч лет вынужденных изучать Пушкина по одним только упоминаниям у Андрея Белого!
Наиболее яркими в романе, наверное, являются отсылки к Достоевскому. Безумие, отцеубийство, лужи крови, горячечный бред, пьяные беседы в кабаках у Белого мы встречаем полный набор достоевских мотивов. Мотивы эти, однако, зачастую пародийно трансформированы. Так, Николай Аполлонович, в отличие от Дмитрия Карамазова и Родиона Раскольникова, никогда не сознается в преступлении (хоть откровенный разговор с отцом и мог бы многое изменить). Лишь в конце, когда бомба взорвалась, посреди суматохи Н. А. хочет всё объяснить:
«Это я», попытался он.
(Ср.: Это я
начал было Раскольников.)
но люди вокруг спешат, все заливают пожар, и никто не слушает.
Эпизод, в котором Морковин изводит Аполлона Аполлоновича жутковатыми намёками, напоминает известную сцену из Достоевского:
«Извините, пожалуйста, если это не секрет: в кого ж они теперь метят?»
«Как в кого? В вас, ваше превосходительство, в вас!»
(- Так
кто же
убил?.. спросил он, не выдержав
Как кто убил?.. переговорил [Порфирий Петрович], точно не веря ушам своим, да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с
)
«Старушонка вздор!.. я не человека убил, я принцип убил!» пытается успокоить себя Раскольников. «»Ты меня хотел разорвать; и от этого все погибает». «Не тебя, а »" пытается во сне оправдаться Николай Аполлонович.
В гротесковой форме перемешиваются мотивы из «Идиота» и «Медного всадника» в картине убийства Липпанченко:
Когда утром вошли, то Липпанченки уже не было, а была лужа крови; был труп; и была тут фигурка мужчины с усмехнувшимся белым лицом, вне себя; у нее были усики; они вздернулись кверху; очень странно: мужчина на мертвеца сел верхом; он сжимал в руке ножницы; руку эту простер он
Видимо, он рехнулся.
(Ср.: когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди, то они застали убийцу в полном беспамятстве и горячке).
Где-то (как будто) на окраине повествования находится Анна Петровна, два с половиною года назад сбежавшая с любовником от Аполлона Аполлоновича в Испанию. Само имя героини вызывает ассоциации с другой литературной Анной, бежавшей с любовником в Италию. Развязка истории Анны Аблеуховой прямо противоположна случаю Анны Карениной: жена сенатора, когда отношения с любовником исчерпали себя, возвращается в дом мужа, где встречает прощение и понимание обоюдной ответственности супругов за развал семьи. Казалось бы, на этом и заканчиваются переклички с Львом Толстым. Однако, если присмотреться именно метод Толстого имеет наибольшее значение для Белого при построении сюжетных линий. Каждый поступок персонажей «Петербурга» объясняется не классовыми мотивами соцреалистов и не мистическими «достоевскими» мотивами: он объясняется самыми простыми, бытовыми человеческими чувствами из-за которых, однако, и разворачивается вся фантастическая драма романа.
Николай Аполлонович связался с революционерами вовсе не из-за проснувшегося в нём чувства долга перед делом социалистов: «ужасное обещание» было дано им в минуту отчаяния, в минуту превратностей его отношений с Софьей Лихутиной. На протяжении всего действия романа разъяснить и исправить ситуацию мог бы откровенный разговор Николая Аполлоновича с отцом, но разговор этот не мог состояться из-за атмосферы отчужденности, царившей в семье Аблеуховых. Эту атмосферу усугубило бегство Анны Петровны, но чем было вызвано это бегство? обстоятельствами интимной жизни Аблеуховых:
[в первую брачную ночь] Аполлон Аполлонович Аблеухов, уже статский советник, совершил гнусный, формою оправданный акт: изнасиловал девушку; насильничество продолжалось года; а в одну из ночей зачат был Николай Аполлонович между двух разнообразных улыбок: между улыбками похоти и покорности; удивительно ли, что Николай Аполлонович стал впоследствии сочетанием из отвращения, перепуга и похоти?
Таким образом, причинно-следственные связи приводят нас к тому, что виновником покушения на жизнь сенатора в какой-то степени был сам сенатор: это его «формою оправданный» поступок обернулся через много лет подложенной бомбой замедленного действия.
И хотя сюжет «Петербурга» и разворачивается на фоне революции 1905 года и повествует о революционерах, террористах, заговорщиках, это роман не об общественном, а о личном. Даже стремление Липпанченко покончить с Николаем Аполлоновичем может объясняться не только задачами классовой борьбы, но и ревностью Липпанченко к Софье Лихутиной, влюблённой в молодого Аблеухова.
* * *
Литература началась с мифологии. Стать всенародным мифом это и по сей день лучший удел, на который может рассчитывать литературное произведение. На улицах Дублина, Москвы, Петербурга мы можем увидеть дома, вещи, людей, участвовавших в лучших мифах XX века. Кто видел это, тому можно ли сомневаться в правдивости всего остального? Ведь персонажи «Петербурга» реальны. В первой главе, называя ещё Александра Ивановича Дудкина «незнакомцем с усиками», а Липпанченко и Морковина «тенями», Белый вдыхает в них жизнь:
И да будет наш незнакомец незнакомец реальный! И да будут две тени моего незнакомца реальными тенями!
И обещает нам с вами:
Будут, будут те темные тени следовать по пятам незнакомца, как и сам незнакомец непосредственно следует за сенатором; будет, будет престарелый сенатор гнаться и за тобою, читатель, в своей черной карете: и его отныне ты не забудешь вовек!
Продолжение следует
