Казалось бы, что особенного в том, что над российской землёй разносится распевное «Во поле берёза стояла...» или задорное «Эх, полна, полна моя коробочка...»? Ничего особенного – если бы вокруг не высились Альпы, а песни не исполнялись бы на немецком.
«Мы можем для вас спеть Russian песню о коробейниках but in German», – мешая русские и английские слова, за несколько минут до этого обратился ко мне коренастый седобородый человек в тёмных очках и неожиданной для его возраста куртке цвета электрик.
Русскую песню? Да ещё в таком месте? – с удовольствием послушаем.
Выстроив полукругом своих 12-летних подшефных, новый знакомый взмахнул невидимой дирижёрской палочкой, и хор звонко запел. В чистейшем альпийском воздухе знакомые мелодии звучали особенно трогательно. Главное, что всё это действо происходили не только в экзотическом, но просто-таки уникальном месте: и хор, и его слушатели, находились на единственном в своём роде клочке российской земли в швейцарских Альпах.
А привёз нас сюда из соседнего городка Андерматта барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн, с которым мы встретились в крошечном отеле почти игрушечного горного городка.
Барон Фальц-Фейн у памятника суворовским солдатам
«Добро пожаловать на российскую землю! Чувствуйте себя как дома», – Барон сделал рукой широкий жест, как бы предлагая располагаться поудобнее.
Мы, российские журналисты, несмотря на тёплые красно-жёлтые куртки, выданные нашими хозяевами из Швейцарской туристической корпорации на время знакомства с Сен-Готардским перевалом, мёрзли под порывами ледяного ветра, буйствующего в ущелье; воздух был напитан влагой, а температура едва перевалила за ноль.
Эдуарду Александровичу приходилось напрягать голос, пересиливая вой ветра. Казалось, он не ощущал непогоды, стоя в своём светлом плаще под порывами ветра, немилосердно трепавшего его пышные русые волосы.
«Представляете, – взволнованно говорил он, – существует документ, подтверждающий, что в 1893 году местная коммуна Урзерн передала эту территорию России для сооружения памятника павшим солдатам Суворова. Вот этот участок около скалы, где мы сейчас стоим, принадлежит России. Здесь даже швейцарская полиция не имеет права никого арестовать», – с улыбкой заключил барон своё приветствие.
Знаменитый памятник на пяди русской земли
Мы стоим на небольшой площадке прямо напротив Чёртова моста, среди горных круч – место, заставляющее вспомнить полотно Сурикова «Переход Суворова через Альпы».
В. Суриков. «Переход Суворова через Альпы»
Правда, сам Чёртов мост, порушенный ещё в те стародавние времена, заменён на более фундаментальный.
Так сегодня выглядит Чёртов мост
Глубоко внизу, словно пытаясь раздвинуть сжимающие его скалы, злобно ревёт стремительный Ройс. Ледяной поток рассыпается веером брызг, натыкаясь на мощные валуны... Главное отличие сегодняшнего пейзажа от полотна Сурикова – огромный крест, плашмя врезавшийся в крутой бок тёмно-серой скалы. И о нём будет речь ниже.
Лёгкий в движениях, стройный, с прекрасной реакцией, молодой человек восьмидесяти четырёх лет, позже, когда мы начнём согреваться за длинным столом в близлежащем ресторане «Суворов», на замечательном, чуть устаревшим русском языке прочтёт нам краткую лекцию о том месте, где мы сейчас находимся.
Но до этого, перед тем, как покинуть «русскую пядь земли» (а точнее – 495 квадратных метров), журналистам будет предложено освоить многометровый инструмент – альпийский рог, припасённый устроителями встречи.
Журналисты пытаются освоить альпийский рог
Рассказ Фальц-Фейна сводился к следующему.
В 1898 году усилиями князя Голицына – и на его средства – у Чёртова моста, где в 1799 году совершила свой поразительный переход армия Суворова, был сооружён вот этот памятник, возле которого мы только что были: высеченный в скале и обрамленный аркой 12-метровый крест, надпись полуметровыми позолоченными буквами: «Доблестным сподвижникам генералиссимуса фельдмаршала графа Суворова-Рымникского, князя Италийского, погибшим при переходе через Альпы в 1799 году» и бронзовый меч с кленовым венком.
Шесть лет потребовалось русскому князю для осуществления задуманного. Это при том, что все расходы он изначально брал на себя, о чём и извещал министра российского правительства. Заручиться поддержкой отечественных властей оказалось куда проще, чем протолкнуть идею проекта сквозь швейцарскую бюрократию.
Поначалу здешние власти обеспокоились: а какова будет реакция французского правительства на установку такого монумента? Ведь памятников французским военачальникам и солдатам нет, да и вряд ли возможно их появление – наполеоновское войско, вторгнувшись в пределы Швейцарии, вело себя по-завоевательски, облагая народ тяжкими податями и не останавливаясь перед всевозможными притеснениями. Российская армия в этом свете воспринималась как армия освободителей, тем более что и солдаты вели себя достаточно пристойно.
Говорят, что во время длительных переговоров сыграл роль аргумент, что под Севастополем имеется захоронение погибших во время Крымской кампании французских солдат, где французской стороной установлен памятник, против чего Россия не высказывала возражений.
Спустя многие месяцы после начала переговоров Берн дал согласие на возведение монумента.
О том, что в памяти швейцарцев Суворов и его «чудо-богатыри» ассоциировались с добрыми делами, говорит принятое местной коммуной Урзерн уникальное решение, о котором говорил барон, – передать в собственность России участок местности, где будет возводиться мемориал. Тем самым была подтверждена несостоятельность ещё одного аргумента, использовавшегося властями Швейцарии – о том, что местным жителям, исповедующим католицизм, будет неприятно и даже оскорбительно видеть монументальный православный крест.
«Память о Суворове мы стараемся сохранить в Швейцарии и по сей день», – заключил свой рассказ Фальц-Фейн.
Краткая лекция Фальц-Фейна в ресторане «Суворов»
Действительно, именно он стал современным протагонистом увековечивания суворовского подвига. Это со всей очевидностью проявилось и в отношении памятника, возраст которого в момент нашей встречи вплотную приблизился к вековому. Естественно, он не мог пройти мимо солидной исторической даты, тем более что и сам монумент нуждался в ремонте: вода и камень точит, а климат на Сен-Готарде столь суров, что местами снег не тает и в июле.
Возглавив мощную общественную кампанию и заручившись союзниками в лице директора музея Сен-Готарда Карло Петерпостена и мэра Андерматта Фердинанда Мухайма, барон обратился в официальные швейцарские и российские инстанции с просьбой о содействии в финансировании ремонтных работ. И возникла зеркальная ситуация относительно той, с чем некогда столкнулся Голицын: поддержка и понимание швейцарцев, хотя уж кто-кто, а они-то деньгам счет ох как знают, и знакомые нам сетование российской стороны на «отсутствие средств»...
Всякий раз, как слышишь подобное, возникает вопрос:
Что, вообще нет средств?
Или нет средств именно на это?
Усилия Фальц-Фейна в Швейцарии возымели успех: в разных государственных статьях, в том числе и в бюджете кантона Ури, были найдены 100 тысяч швейцарских франков. Однако на ирригационные и восстановительные работы требовалось ещё 150 тысяч.
Барон продолжал стучаться во всевозможные российские двери.
Первая удача: чек на 75 тысяч франков выписал российский предприниматель А. Ахметов. Но остающийся дефицит в аналогичную сумму всё же заставил приостановить начавшиеся было реставрационные работы.
Вести дискуссии барону приходилось в самых разных аудиториях
Пользуясь своими добрыми отношениями с нашим послом, барон подключил российское диппредставительство в Берне. Там был составлен примечательный документ, экземпляр которого был вручён послом и мне. Это было официальное обращение посольства, адресованное «Всем заинтересованным лицам».
«С тем, чтобы собрать недостающие средства за короткий промежуток времени, посольство обращается к СМИ, к российским коммерческим структурам, общественным, культурным и религиозным объединениям, а также к частным лицам за оказанием экстренной финансовой помощи, – говорилось в нём. – Фактически на карту поставлены честь и достоинство россиян, героические предки которых покоятся в швейцарской земле».
Параллельно барон неустанно теребил представителей самых разных российских ведомств, ища путь туда, где может быть принято решение. К его авторитетному голосу в Москве прислушивались.
И общими усилиями дело было сдвинуто с мёртвой точки: бумага легла на стол президента Бориса Ельцина, где и была поставлена соответствующая виза. Назвав реставрацию памятника «государственно важной и общественно значимой задачей», он дал поручение министрам иностранных дел и обороны принять участие в этой акции, обратил внимание на необходимость привлечь к сбору средств общественные организации и деловые круги России.
И вот тут средства нашлись – щедрость проявило руководство компании «Мерката трейдинг энд инджениринг», которая перевела даже вдвое больше недостающей суммы: 150 тысяч франков. Теперь хватало и на организацию юбилейных торжеств.
Замечу, что требовавшиеся тогда средства – по последующим меркам весьма скромны. Но следует помнить, что происходило всё это в 90-е, задолго до нефтедолларового дождя 2000-х.
Читать Часть 2
Владимир Житомирский
