Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

«Черновиков у нас осталось альбомов на пять, а то и десять»

Торстен Квешнинг о группе Tangerine Dream

Торстен Квешнинг, вошедший в состав группы, существующей с 1967 года, в 2005-м, рассказал Максу Хагену о новой эре Tangerine Dream.

— После того как в 2015 году умер бессменный лидер и идеолог Tangerine Dream Эдгар Фрезе, вам пришлось взять на себя ответственность за группу.

— И задача эта была не из легких. За плечами 51 год существования группы и 160 или 170 альбомов, если мы будем учитывать саундтреки и компиляции. На самом деле я не могу подсчитать, сколько всего было выпущено. Но помогает то, что у Tangerine Dream всегда, во всех альбомах, была четкая концепция — даже несмотря на постоянные перемены в составе группы. Эти перемены, кстати, происходили вполне органично, благодаря им развивалась музыка — с помощью Клауса Шульца, Питера Бауманна или Михаэля Хенига. Теперь настала моя очередь.

— Как вы стали частью Tangerine Dream?

— Эдгар искал клавишника для работы в студии. Это, если я правильно помню, была запись альбомов по мотивам Данте (Трилогия «Inferno», «Purgatorio» и «Paradiso», выпускавшаяся с 2002 по 2006 год— “Ъ”). Сложная работа, с оркестром. У меня было классическое образование, но я играл прогрессив- и готик-рок. Меня посоветовал общий знакомый, который, как ни странно, был вокалистом в металлической группе. Мы пришли в берлинский офис Эдгара. Мне тогда было немного неловко — как такое может сработать. Позже Эдгар звонил мне несколько раз, мы с ним обсуждали музыку — по-моему, он хотел понять, насколько хорошо я разбираюсь в прогрессив- и электронных стилях и совпадают ли наши взгляды. Пришлось, конечно, доказывать чего стоишь. Когда мы начали записываться, мне пришлось чуть ли не переселиться в дом к Эдгару, где у него была студия,— работа была настолько интенсивной, что несколько месяцев день за днем мы были только в ней. Но как видите, мы хорошо сработались.

— Сейчас вы стали лидером Tangerine Dream?

— Наверное, это громко сказано. Музыка Tangerine Dream — все-таки сумма усилий всех трех нынешних участников. Мне разве что довелось дольше других работать с Эдгаром, и я немного лучше понимаю, что он сам мог бы сыграть или что ему бы понравилось. Но лидером группы я себя не считаю, меня просто привыкли видеть на сцене с Tangerine Dream c начала 2000-х. Это не значит, что Ульрих Шнаусс или Хошико Ямане меньше делают для группы.

— Как развивались музыкальные идеи Tangerine Dream за то время, что вы в группе?

— Они постоянно менялись. Это видно по тем же переменам в составе. До моего прихода в Tangerine Dream было три человека, но уже в следующие годы появились перкуссионист, флейтистка — мы стали большой группой, с которой Эдгару было удобно работать и в студии, и на концертах. Но в какой-то момент он решил вернуться к более активному использованию секвенсоров — одной из важнейших характеристик Tangerine Dream — и состав снова стал сокращаться. Зато появилась Хошико с электроскрипкой. Это оказался интересный инструмент, гибкий в использовании и очень полезный для создания «атмосферных» партий. В 2014-м был приглашен и Ульрих — звук снова изменился.

— Последний альбом Tangerine Dream «Quantum Gate» оказался одним из лучших лет за 20, но вам пришлось заканчивать его уже без Эдгара Фрезе.

— Главное, что отличало Эдгара,— огромная работоспособность, ни дня без записи. Помню, однажды на Рождество получаю от него сообщение по электронной почте. Думаю, наверное, в гости зовет — а там очередной трек: «Послушай!». Все празднуют, а он сидит в студии и опять что-то сочиняет. По-моему, первые наброски для «Quantum Gate» появились еще в 2014-м, где-то посреди записи альбома «Mala Kunia», и что-то еще оставалось от работы над саундтреками. На тот момент это даже нельзя было назвать музыкой. Где-то могла быть черновая мелодическая идея, где-то просто интересный звук или партия секвенсоров, это могла быть и просто партия в MIDI — набор нот в компьютере. Не столько даже наброски, сколько отдельные моменты действия в развитии. Сам альбом развивался «горизонтально»: я мог набросать вступление, Эдгар продолжал композицию, и так далее. Когда он нас оставил, материал уже был практически готов. Но нас не оставляло странное ощущение, будто Эдгар не ушел, а сидит в соседней комнате и вот-вот вернется, чтобы что-нибудь дописать.

— Тем не менее в этот раз звук оказался ближе к вашему проекту с Ульрихом Шнауссом Quaeschning & Schnauss и его собственным вещам.

— Наверное, так получилось из-за того, что каждый участник Tangerine Dream вносил свой вклад в запись. Это не могло не отразиться. Есть мои «фирменные» ходы — я, например, люблю немного мрачную музыку, есть свой почерк у Ульриха, и все складывалось с идеями Эдгара. Так ведь случалось и раньше. Если послушать старые альбомы, в них будут слышны и Йоханнес Шмеллинг, и Пауль Хаслингер — кто бы ни играл в группе, он оставлял свой след. Tangerine Dream тем и интересны, что это не один звук раз и навсегда, а целое сочетание.

— Что думал Эдгар Фрезе о дальнейшем развитии музыки Tangerine Dream?

— Абсолютно точно, он хотел вернуться к использованию секвенсоров и композициям, строящимся вокруг их партий, как в 70-х. Это не было бы воссозданием прошлого, Эдгар не собирался переигрывать все на старый лад. Наоборот, речь шла больше о концепции, которая перенеслась бы в наши дни и впитала в себя дух времени. Секвенсоры работают как раньше — но с современным электронным звуком.

— Легко ли сейчас работать таким легендарным группам, как Tangerine Dream? Современная электронная музыка развивается очень быстро.

— Честно говоря, я не очень задумывался о среде, в которой существуют Tangerine Dream. Но, по-моему, музыка движется по кругу. Возьмем, например, возвращение моды на 80-е — мы услышим все те же старые синтезаторы Oberheim или Roland Jupiter-8. И даже если ты прикупишь к этому новые компьютерные программы, можно ли сказать, что получится нечто новое? Нет, может кто-то и придумает новый стиль, но звук-то останется старым, это не такой уж большой шаг вперед. Впрочем, если использовать одну и ту же печатную машинка, книги все равно не будут одинаковыми.

У Tangerine Dream есть свои собственные специфические черты. Например, фиксированные гаммы и интервалы, примерно как в классической музыке. Эдгар проработал собственную систему гамм и их использование, скажем, в басовых партиях. Это не столько повторение себя, сколько основа и корни Tangerine Dream. Мы, конечно, слушаем разную музыку и обращаем внимание на то, что творится в эмбиенте или эмбиент-техно, да и в электронике в целом. Но у наc есть аутентичный стиль, которого мы стараемся придерживаться, как бы не менялась окружающая среда.

— Как вы думаете, рабочие принципы Эдгара Фрезе не сыграли против Tangerine Dream, особенно в 80-х и 90-х? Тогда выходило несметное количество альбомов — и далеко не каждый из них получался таким гениальным, как «Phaedra» или «Stratosfear».

— Серьезный вопрос. По-моему вы правы. Если записываешь по 60 композиций ежегодно, как это делал Эдгар, не стоит ожидать, что каждая из них окажется шедевром. Я помню, однажды насчитал 35 часов и 5 минут записанной за год музыки. В 80-х, когда возросла потребность в саундтреках Tangerine Dream, Эдгару еще и приходилось справляться с очень жесткими сроками, которые ему ставили киностудии: «Нам нужно 40 минут музыки на следующей неделе». Понятно, что там было не до озарений. Однако даже среди такого конвейера Tangerine Dream умудрялись номинироваться на Grammy.

— Какой альбом Tangerine Dream вы любите больше всего? Выбор, мягко говоря, впечатляющий.

— Я, пожалуй, назову три альбома, так будет немного проще. Любимый — «Zeit» 1972 года. Конечно, «Phaedra» 1974-го. И «Underwater Sunlight» 1986-го. Для Tangerine Dream в то время это был очень новый и свежий звук.

— Музыка Tangerine Dream и Эдгара Фрезе всегда существовала среди множества культурных и технологических влияний. От чего вы отталкивались в «Quantum Gate»?

— В чем-то это была попытка рассмотреть идеи квантовой физики с точки зрения музыки и философии. Кратко объяснить будет довольно тяжело, но, если обобщать — все в мире связано. Слышали, может, еще про теорию струн? Как ни удивительно, можно провести аналогию между ней и музыкой. Музыка, как эффект и результат, возникает благодаря невидимым и неощущаемым нами связям и столкновениям между музыкантами в студии или между музыкантами и публикой на концерте. Как и частицы в физике, мы находимся в непрерывном взаимодействии.

— Планируете ли вы и дальше работать и выступать как Tangerine Dream? «Quantum Gate» записывался с Эдгаром Фрезе, и сейчас выступления под историческим названием выглядят оправданными — вы заканчиваете то, что он не успел. Но что дальше?

— Черновиков у нас осталось альбомов на пять, а то и десять — это в том числе и материал, записанный Эдгаром. Мы продолжим, это точно. Мы уже работаем над новым диском, и, думаю, он появится следующей весной. А если покопаться, Tangerine Dream смогут работать еще лет 15, пусть Эдгар и будет участвовать заочно.

— Немецкая электроника стала одним из самых прогрессивных и влиятельных течений в музыке 70-х и 80-х. Как вы думаете, она сохранила свое влияние?

— Я думаю, что в наше время мы уже не можем говорить о немецкой электронике как таковой, причем уже много лет. Возьмем, например, нас. Скрипачка из Азии, Ульрих предпочитает жить в Лондоне, а я в Берлине. Представляете, сколько всего сразу! Немецкая электроника, как мне кажется, это скорее образец, который стал использоваться повсеместно. Сейчас влияния размываются: от России до Австралии музыканты, возможно, уже не ведая того, используют старые наработки, но при этом возникает нечто новое, нечто мультикультурное. Эта музыка уже не принадлежит отдельной стране.

Источник

254


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95