Честной журналистика бывает... но не у нас

Выпуск N 93 от 11 июня 2003

26.02.2003

С Отаром Кушанашвили вышло забавно: он собирался на журфак неделю назад, но не приехал. О сегодняшнем его визите знали только абитуриенты с подготовительного отделения, у которых лекция там, где 201. Там, где до сих пор удавка с лампы висит. Абитуриенты на встречу "со звездой" и пришли. Достойная аудитория. Есть кого удивлять.

Я пришла ненароком, как на Жириновского пришла. Потом вспомнила, что у меня к нему действительно несколько вопросов рабочих и осталась.

В жизни он приятнее и милей: жирным доходным блеском солярия, тонкой струйкой парфюмов, цукатными кусочками латинских фамилий, любовью к "Огоньку" и Никонову. Но я под пыткой испанским сапожком не назову его журналистом. Нет.

Ладно, я: через линзы пяти диоптрий на него смотрела. На каждое его слово смотрела. На все это неистовое фиглярство. (Перед кем?). Но эти дети? Этими чистыми глазенками, эти абитуриенточки, работающие в районных газетках "Наши ребята" и "Долгий путь Нахабино"... (недалеко я ушла, не спорю) смотрят, верят, запоминают.

Но: они ведь поверят! Они же поверят, что "честной журналистика бывает... но не у нас", что "наглость, хамство, лесть... как по-другому?"

Я не буду скалиться. Нет. Я не моська. Я буду аплодировать ему. По одной простой причине: он добился того, к чему стремился. Пусть ТАК. По-любому. Он сделал это. Он хотел быть знаменитым и богатым? Он стал знаменитым и богатым. У него индивидуальный контракт с двумя или тремя телеканалами, его знают в лицо, у него квартира, особняки и несколько дач, малазийский загар и прекрасный крупной вязью свитер. "Кушанашвили... Фи..." - то, что вы так говорите, то, что вы знаете этого человека настолько, чтобы составить о нем свое мнение, говорит лишь о том, что он добился того, чего хотел.

Я не имею право его осуждать. Нет. Вот когда я со своей принципиальностью, правдолюбием и верой в то, что смогу что-то изменить, куплю квартиру, машину, два особняка, приобрету оливковый марокканский загар, славу и уважение коллег, я смогу сказать, что на эту вершину ведет несколько дорожек. А голодным оскалом малоизвестной социальной журналисточки из "МК" с зарплатой в 300 долларов кричать "Я - журналистка, а ты - клоун" как-то... Несерьезно что ли.

А под вечер, когда вспоминали про него, говорили:

- я не понимаю, почему он, неглупый, признаться, человек использует лишь какие-то поверхностные слои своего потенциала. Почему он никуда не движется?

- ты понимаешь, он - желаемый социальный продукт для масс. Он не глуп. Да. Но он то, чего хотят массы. Это тебе интересно, чтобы он развивался в творческом плане. А Васе из Новокуркино достаточно знакомую рожу по муз ТВ видеть.

- подожди, он же сам сказал, что было бы достаточно, если бы его любили 3 женщины. Главное, чтобы достойные люди любили.

- если бы его 3 женщины любили, он бы 200 долларов зарабатывал.

(да, хорошая фраза)

02.03.2003

Мне иногда кажется, что я, действительно, сама себе оркестр. Вот еду в метро и смешу саму себя всякими прибаутками. А в четверг после тренировки ехала и понимала, что, вообще-то, если по правде, то я ведь одна. Везде хожу одна, чего-то делаю все время одна, нахожу что-то одна и теряю все в одиночестве. А вспомнила я об этом только в трамвае. А вспомнила о том, что одна, только в трамвае. До этого я была одна и не вспоминала. А тут - вспомнила. Удивительно. Это говорит лишь о том, что одной мне хорошо. И удобно. И вероятно.

03.03.2003
Читаем в столбик (лучшему другу посвящается)

Я не знаю, что такое любовь. Все мои привязанности полюсуют

04.03.2003
Бедность не порок

Состоянье безденежья хуже безрыбья. На безрыбье хоть раки.

Отсутствие состояния таково: стипендию не дают, декабрьскую статью посчитали не моей, и вообще "у нас редактор уволился, ничего не знаем". В другой редакции перенесли мои январские гонорары почему-то на март (почему не на май?), сумма долгов превысила 220 рублей, а просвета не видно.

Живу на 10р в сутки. На электричку билетов не покупаю, в журфакеровскую столовую стараюсь вообще не заходить. Стала похожа на Арбатского трубадура.

В голове сегодня все время крутилась песня Майка Науменко про бедность:

"Я работаю по 24 часа,
Мои дети голодны, а жена боса
Где же камень, на который нашла моя коса?
...
и далее: ... Ведь деньги есть у других!"

Понимаю такое: когда денег нет, новой одежды нет, на румяна нет, на лак для ногтей\парикмахеров\тональный крем нет, перестаешь себя чувствовать девушкой. Плюешь на ботиночную грязь и с вызовом закидываешься: "главное, чтоб человек был хороший". И Начинаешь себя чувствовать человеком, которому до его внешности нет никакого дела. Проще говоря, мужчиной.

Тьфу. Появляется в походке что-то грубое, а в пренебрежении к тщетному опять же, неженское.

Мне кажется, так мужчины появились на свет: сначала все были прекрасными богатыми женщинами, а потом те, кто обеднели и опустились, стали обрастать вторичными половыми признаками и прочими непотребствами.

Пойду хоть ботинки помою. А то и вправду, смутирую.

***

Шла через огурцовский майдан, в консультацию решила не ехать: спать очень хотелось. Увидела лицо знакомое. Обернулась. Точно. Это он! И ... ой, как же его... Леша! Точно: Леша! Думала, узнает. Вдвоем ведь. Не узнали, я обернулась, думала: обернуться. Не обернулись. "изменилась я так что ли?"

Леша - мой первый молодой человек. Это надо ценить. Первый Молодой Человек. Настоящий. Первый человек, который предложил мне встречаться. Первый мужчина, которому я понравилась. Мы "гуляли". Он тогда был так прекрасен, так красив, так ... такой теплый и... хорошо влюбляться в 10 классе!

В 10 классе мы все читали журнал Yes. Для нас это было какое-то просветленное откровение: журнал вырывали из рук, читали на уроке литературы, обсуждали, можно ли делать аборт... А Леша - Леша был мальчиком Yes. Очень, надо сказать, котировался: рифленый такой, как вафля, спортивный, милый и улыбался сахарно-пудренно. Еще и старше был на год. Товарки завидовали.

Я уже прошла площадь, залезла на мост, спустилась с моста. Все силилась вспомнить Лешину фамилию. Фамилия у него была очень смешная, какая-то на "Х". Я его называла "ханорик". Какая же у него была фамилия?.. Не помню. "это же гусар, это же не суслик... должна быть у него фамилия?.. не помню".

Стала вспоминать наши встречи. Помню где гуляли, с кем гуляли, помню, как целовались под березами с белым вином на губах - это помни. А о чем разговаривали - не помню. О чем можно было с ним разговаривать? Загадка какая-то.

На полу целовались, в прихожей. Просто: падали и целовались. Я так себе любовь и представляла. А когда ему такая любовь надоела, я долго плакала. Стихи писала. 15 стихов за ночь. Его друзья все надо мной плакали, тоже стихи мне писали, жалели. (мы тогда все стихи писали и Гребенщикова слушали). Ничего, надо сказать, не понимали, но радовались.

Какая же у него была фамилия... Не помню.

Хотела окликнуть, потом думала - ужас. И о чем я с ним буду разговаривать?

05.03.2003
За всех городских сумасшедших

Что же такое творится, умолительно прошу объяснить. Я не понимаю, что происходит. Мне даже чуточку страшно становится. Какие люди появляются вокруг. Какие люди. Казалось, что я придуриваюсь. А теперь, мне подыгрывать начали. Сойду с ума.

Сижу я, видно, на лекции по русской литературе, про Лермонтова. Прохорова читает. Про особый тип лермонтовской рефлексии, про разработку любовной темы, эпические элементы в поэме и т.д. Передо мной сидит... ээ... бычок этакий. Накаченный, затылком убьет. Кажется, только вчера, по обмену из СИЗО перевели. На журфаке выглядит настораживающе: у нас так даже охранники не выглядят. А молодые люди: все "алкоголики и наркоманы ранние", какие уж тут бицепсы. Сидит, внимательно слушает. И вдруг - о, остановись, мгновенье! - начинает медленно стягивать свитер. Стягивает. Я открываю рот и понимаю, что жизнь прожита зря: его руки (моих ног толщиной), рифленые по последнему слову журнала "Красота и Сила" увязаны кельтской татуировкой, дракончиками с желтыми язычками и скрещенными лилиями. Полностью. А...

Далее, он, этими руками, с дракончиками, берет вот эту самую, понимаете ли, ручку, тетрадку, и ... о, - нет, не вынесу!- продолжает записывать лекцию о лермонтовской рефлексии, в которой и мне уже становится ничего не понятно. Внимательно, ровненько так все записывает: "три типа действующих лиц... динамика развития сюжета... барочная имитация "жизнь-карнавал"... (через плечо читаю) критика Эхенбауэра..." И дракончики так, подпрыгивают, как про Эхенбауэра пишет... Не понимаю я чего-то.

А потом другой, сумасшедший с Кузнецкого моста. Я иду, а он такой, покачивающийся, как горилла, с большими наушниками, шеей мотает. Перед ним холеная барыня деликатная, в юбке а-ля Рината Литвинова, попка осой, пальчики на излете. И вдруг он ее ... как... схватит за попу! Женщину эту! Она поворачивается растерянно, а он - так, дальше идет, не было ничего. Вот, думаю, наконец! Наконец, городской сумасшедший настоящий появился. А то все, вроде меня, придуриваются только. Иду за ним. Он другую барыню за попу хватает. И опять также . Как будто не он. Мне уже весело. Забыла про все свои дела, иду за ним дальше: он рожи прохожим корчит. Думаю, наверное, иностранец. Обогнула его, зашла за ним в какой-то магазин и... нет. Не сумасшедший. Обманул. Самый обыкновенный. Тоже придуривается.

***

А на тренировку ехала, вспоминала про "недоумение". Недоумение - мое самое любимое ощущение. Недоумение - это когда происходит кто-то или что-то, что ты не можешь объять головой. Что не для головы, одним словом. И это не тогда, когда мозгов не хватает. Это другое. Вот, например, воздушный шарик. Разве можно воздушный шар осмыслить головой? Он же туда не влезет! Значит, нельзя. Даже не так просто. Какое-то явление, которое ломает все, что головой придумано. Ну, принципы-стереотипы-концепции, - вот из этого. Это все печенюшки. Недоумение- это когда ломаются печенюшки-стереотипы. Когда ты получаешь импульс не из круга привычного. Когда голова бисквитными крошками забивается и сразу вкусно становится. Вот как. Я в последнее время нахожусь в постоянном состоянии битых бисквитов. Это хорошо.

Вот, например, мой любимый герой - Пироженкое из Крэка. То есть, из Шрэка. Это то Пироженкое, который за правду пострадал, с откусанной ногой. Которого пытали, что ли. Вот он - мой герой. Добрый, правдивый, на заварном креме.

***

Я вот в кармане ношу сухариковые крошки, потому что жду лошадей. Голубей, одним словом. Вдруг я встречу голубя - а накормить его будет нечем. Что тогда? Тогда все обидятся. А в кармане рюкзака у меня ореховые черепки. Или как они называются? Скорлупки, да? Да. Это я не знаю для чего ношу. Была такая сказка про принцессу-золушку, называлась "Три орешка". Так там, если разбить три орешка и загадать желание, все исполнится. Что я загадала - не помню. Но, чтобы уж точно не делось - ношу с собой.

Я пришла домой, а моя Мумми-Мама (такая мама, которая всегда-всем-все разрешает) купила Наташке мышу-альбиноса. Теперь у меня дома белая кошка Нафаня (Нимфа, на самом деле) и белая мыша Пенелопа. Прошли слухи, что это - хомячок.

***

Ночью ехала. В метро. Около 12 часов. Кольцо. Поезд останавливается, говорит, что дальше не едет и просит освободить вагоны. Что занимательно, после того, как все вышли, в каждом вагоне остается по два-три пьяных в пластилин восьмимарточных мужчины. Дежурная по станции ходит по вагонам и делает так: подходит, громко-громко кричит, а потом бьет красным пластиковым указателем-кружком по шейным позвонкам. Я думаю, это больно.

Многие этого под алкоголем не чувствуют. Тогда приходит помогатель и делает следующее: если бомж, тогда берет какое-нибудь его имущество и ставит на платформу. Бомжи к потере собственности очень чувствительны, поэтому сразу за своими пакетами-бутылками на платформу выползают.

Других же алкоголиков просто брал за руки и на платформе складывал. Алкоголики, как переваренные пельмени, которых вытаскивают из кипятка вилкой: фаршем из курток выпадали, как из разваренного теста.

***

Бежали мы в этот раз 6 километров. Миша опять называл меня валькирией, поэтому первые километра два мы спорили, являются ли валькирии ведьмами или нет. Я ему говорю: "ты зачем меня ведьмой называешь?", а он: "они не ведьмы. Они были женщины летучие и рыцарям помогали". Бежали по смотровой площадке, в темноте и в холоде. А на мне - тоненькая футболочка в полоску и голые локти.

Мы с Галей совсем отстали, бежим тихо-тихо, про МГУ рассказываем. Она - с биофака. Жаловалась, что ботаники все повернутые, и все сплошь толкиенисты. Интересно, думаю, а зачем толкиенистам биофак заканчивать? - Ну как, они же дети цветов... А, точно. Дюймовочки и дюймальчики. И как студенты: нравятся тебе? - "Да ну их, фей хреновых"

Единственное, что не нравится: когда долго бегу, голова плохо соображает. Слова забываются. Километре на четвертом с тренером разговаривали о возрождении пионерской организации. Я уверяла его, что это "элементарная имитация социальной иерархии в детском сознании, что детям совсем не нужно". Первое слово вспоминала с трудом. Бежим, уже закругляясь, поднимаемся, подбегаем к зданию какому-то. Думаю: вот, уже первый гум. Отлично. Подбегаем ближе, смотрю: мозаика какая-то цветная на входе, Ленин цвета оранжевой слюды. Думаю: "здорово это они ГУМ к праздникам разукрасили, наверное юристы с историками- искуствоведами постарались" А потом мне сказали, что это был Дом Пионеров, а не ГУМ. Расстроилась.

Ваша А.И.Шевелева