Нужны ли книги тем, кто полсуток отдает работе на фрезерном станке, руководит бригадой токарей, автоматизирует процессы производства меди, проводит химические изыскания и исследует тяжелое машиностроение? Что и как читают современные рабочие? Дмитрий Безуглов целый месяц расспрашивал сотрудников крупных производств Уральского региона — «Уралхиммашзавода», «Уралмашзавода» и «Уралгидромеди» — и записал их монологи о книгах и чтении.
«УРАЛГИДРОМЕДЬ»
Валерий Шидиков
Валерий Шидиков, бригадир: Я вообще работал тут геофизиком восемь лет; если освободится место вдруг — вернусь на него. Но пока занят на положении бригадира. Геофизиком перестал быть по сугубо меркантильным причинам; работы больше не нашлось, так что я некоторое время пробыл за пределами завода да вернулся сюда.
Работа интересная, прекрасная. Нормальная. Работа как работа. Плюс — на свежем воздухе. В цех зайдешь, подышишь — и все станет ясно. А здесь, на полигоне, где мы говорим, хотя бы продувает ветер. Хотя стоит чуть отойти (там странно устроена роза ветров), и как напахнет — ну полный элискупер. Мужики в обморок падают. Такая беда.
Последние прочитанные книги — ну, у меня понятно. Техническая литература, все по профессии. Энциклопедии, познавательные книги. Художественную литературу не читаю вовсе, кроме стихов. Стихи — да. Больше всего мне нравится Маяковский, но только до 1916 года. Почему? Надо прочитать, чтобы почувствовать. До этого времени он же писал свои стихи, а потом начал писать те стихи, которые нужно большевикам было. И все. Я не говорю ничего дурного, они были хороши — и «Паспорт», и «Облако», вот оно все было хорошее. Но стихи тринадцатого, четырнадцатого года. Их стоит читать. Так писать — это да. Хотя Лермонтов, например, сильнее пишет, чем Маяковский. Но у Маяковского удивительно слова стоят в строке. Знаете выражение «белая кость»? Такие у него стихотворения.
Не думайте, у меня не только Маяковский. Осталась большая коллекция в Караганде, я там жил и работал. Только стихи у меня были; рядом с ними стояли «Словарь иностранных слов», сборники афоризмов и крылатых выражений.
К поэзии пришел, когда мне было 23-24. Просто попались книжки хорошие, с хорошими стихами. Определить их качество просто: они не запоминаются, они прочитываются вновь и вновь. Я специально не запоминаю, чтобы читать, читать еще раз. Не учу. Выучу — будет неинтересно возвращаться. А плохие легко определить: там слезы и рассказы ни о чем. «Я смотрю на солнце, и мне хреново становится». Такое я не читаю.
Сейчас же — только техническая и познавательная литература. Темы: геология, электроника, электрика, электромеханика. Читаю про это, хотя электронщиком не работаю. Но надо поддерживать уровень, мало ли что.
Художку читал, много ее было, но сейчас не идет. Когда в школе нам на лето задавали список чтения, я заставлял себя читать. Не в футбол играл, а сидел и штудировал. Шолохов мне понравился, «Поднятая целина». Вот это да. Проглотил книгу в момент. Не знаю почему, но прямо пошла. Помню, какой-то умный человек сказал, что литературу художественную надо читать до 26 лет. Почему он так сказал — не знаю, но, на мой взгляд, логично. А стихи можно, это дело совсем другое.
Мне нравились передачи по «Радио России», там перечитывались какие-то рассказы. Прекрасная вещь: и читать не надо, и историю увлекательную слушаешь. Прекрасная. А сейчас уже этой программы нет. Ни «Маяка», ни «Радио России» на приемнике нет. У меня приемник с семью диапазонами, и на каждом из них — ни одной русской передачи. Потому что вещание на КВ, УКВ, средних и длинных волнах закрыли в целях экономии. Хорошо хоть, что библиотеки в тех же целях не закрывают. А то столько бы макулатуры можно было бы собрать! Но ничего. Дойдут и до этого.
Виктор Лопаницын, электромонтер: Последние книги... Ох, и давно же это было. Сейчас все больше в интернете: читаю про новые разработки нашего военно-промышленного комплекса, достижения науки и техники. Весь научно-военный потенциал во времена СССР был впереди планеты всей, а сейчас немного не там. И вот слежу, жду, когда Россия воспрянет духом. А так я поклонник фантастики, приключений. Современный мир уже перешел уровень фантастики, которую я читал в детстве, — она уже вся в быту. Новая фантастика — она, скорее, социального плана. Меньше науки и техники, потому что прогресс и сам отлично справляется. Больше фокуса на социальных отношениях, на том, как все трансформируется. Потому что прогресс и его гаджеты нас разобщили; духовности мало. Люди редко осознают ценность своей жизни и социальных отношений, и текучка у них выходит на первый план. Исправить это берется современная фантастика.
У меня папа был сказочником. Он в свое время придумывал сказки сам; мои братовья и сестры — все на евонных сказках воспитывались. И как-то раз к папе даже приезжал писатель, записывал его сказки на катушечный магнитофон. Не Бажов, не помню уж кто. Но вот такой папа был, и я его фантазерство заполучил. Так что начинал с папиных сказок, а потом пошло — Беляев, Шекли, Айзек Азимов, Стругацкие, Саймак, Урсула ле Гуин... Много кого было. Все не упомню точно, но стоит вам назвать — скажу, что читал. Потому что у меня прямо были сборники американской фантастики. Я все перечитал, что мог достать, всю библиотеку перерыл. Во времена перестройки — нет, даже раньше — получал в книжных подписные издания. Сдавал макулатуру, по талонам получал книги. Нормальную литературу достать было уж очень тяжело. Где-то в те же времена добрался до учения Дона Хуана. Карлос Кастанеда, читали?
Углубляться не буду, это уж совсем отдельная ветвь разговора. Начал познавать себя, проводил аутогенные тренировки, занимался самовнушением. Молебка — пермский треугольник — тогда освещалась в средствах печати, вот интерес и появился. Была еще газета «Голос Вселенной», очень интересная. Уже ближе к девяностым. Так и появился в моей жизни Кастанеда. Это сейчас многое человеку привычно, а тогда ужасы и фантастика были в новинку, потому газетой зачитывались.
Был момент, когда я выписывал 14 или 15 журналов, и я получил третье место среди подписчиков города Полевского. По такому случаю вручили мне собрание Набокова, четыре тома. Почитал, но что-то мне не понравилось. Не знаю, кто-то им восхищается, но я ничьих авторитетов не придерживаюсь. Мне не надо пережевываний нашего быта, повседневности, перекладываний одного в другое. У нас и так жизнь циклична, культура возвращается. Все вращаются вокруг тех же тем: любовь, ненависть, война, счастье. Ни одному автору от них не деться.
Хотя сейчас, возможно, книги и не так нужны. Потому что они в первую очередь содержат информацию, а сейчас мы потребляем ее из других источников. Того же интернета. Может, я и тороплюсь с выводами, но полагаю, что ценность книг устарела. Жизнь убыстрилась: человек проглядывает новости, фильмы, отдыхает, насыщается информацией, и делает это быстро. Возьмем как пример еду: быстрая усваивается моментально, а тяжелая — грибы, мясо — сшибает в сон. Книги — тяжелая еда. Те же классики, Тургенев там, например, требуют погружения. Ты как читатель ничего не знаешь о времени, о котором речь. Надо в мир полностью залезть, представить его, стать соучастником, а это требует и времени, и энергии. Иначе полностью не понять суть вещей, описанных в книге. А энергия современного человека связана с работой, семьей, покупками, стиркой, уборкой. Что требуется от человека — он делает. А книга не требуется. Поэтому, мне кажется, классиков лучше всего подавать через театр. Ты приходишь, а режиссер уже за тебя воссоздал исторический контекст, поработал с автором — вернул евонный слог, евонный сленг — и ты просто сидишь и смотришь. Вот я умом понимал, что классиков не просто так поставили на пьедестал, но легче от этого не было! Специально садился, читал, но понимал, что забираю из книги мало: у меня словарного запаса не хватает, речевые обороты не те. А постановка помогает. Ты смотришь чужими глазами — тебе легче.
Сергей Бекетов, инженер по автоматизированным системам управления производством: Буквально вчера дочитал «Войну миров» Уэллса про нашествие марсиан. Нашел ее, когда открыл список самых мрачных книг XX века, описание сулило «депрессию и грустные мысли». Я решил проверить. Купил — неприятные ощущения, конечно, были. Но депрессии не было. Мне больше понравилась предыдущая прочитанная, «1984» Оруэлла. Антиутопия — отсутствие свободы слова, насилие, вот эти все дела. Невеселая книга, но потрясающая. Вот она могла бы вызвать депрессию. Когда я взялся читать про переделывание истории, про новый язык, стал примерять на нашу действительность. И такая апатия меня охватила, ох. Отложил себе на будущее «О дивный новый мир», буду изучать антипода Оруэлла. Не так давно читал еще «Сто лет одиночества» Маркеса. Интересно, но там так много Аурелиано, что легко запутаться.
Прямо читать-читать я стал с четвертого курса университета. Статью про Билли Миллигана, человека, у которого 24 личности, я просто углядел в социальных сетях и загорелся желанием роман прочитать. Я подозревал вымысел вначале, но потом взялся и был поражен. Книга из трех частей: все начинается с преступления, которое делает одна из его личностей, потом берутся за исследование его личностей, а потом все собирается вместе. Очень интересно. Мне больше всего запомнилась его личность — глухонемой шестилетний мальчик. Имени не помню, правда вот, на него мама постоянно орала, и Билли активировал эту личность и как бы ее не слышал. Ну, и потом взялся читать Киза дальше. «Цветы для Элджернона» я скачивал и читал в электронке: на первых страницах думал, что читаю какую-то чушь. Вообще ничего не понял. Потом втянулся, понял задумку и отметил: чем умней герой, тем длиннее и обстоятельней главы и тем страшней конец книги. Трагически сделана история. Печально, когда он забывает «Потерянный рай». Меня очень забавило, когда он набрал уровень, но остался по духу ребенком и стал задирать профессоров: как вы, говорит, можете себя профессорами называть и не знать таких простых вещей. Вот это тоже было интересно.
Затем читал «Песнь льда и пламени» Джорджа Мартина, но это так, просто развлечься. А остальные книги приходили так: я натыкался на них в социальных сетях. Открывал список интересных книг, отправлялся в книжный и методично шел по изданиям. Так и взялся читать.
Когда читаю — начинаю мыслить. Это сильно заметно, со мной такого раньше не было. В школе совсем не любил читать. Мое мнение такое: нас просто заставляли, но забыли сказать, что это интересно. Да и сложно было. То, что давали читать в старших классах, вообще не для нашего возраста было написано. Я вот перечитал «Детство», «Отрочество» и «Юность» Толстого. Где-то с год назад. И так классно было читать: он так схватывает процесс взросления, выписывает детали быта. А в школе я бы вообще ничего не понял. Ну, в ней я этот цикл и не читал. Более того, в школе у меня была такая способность: я на первом уроке запоминал, что говорит учитель о произведении, а все оставшиеся уроки повторял, что запомнил. Когда я отвечал, никто и не догадывался, что я в руках книжки не держал. С сочинениями было сложней, но я как-то выкрутился.
Вообще в школе я прочитал всего две книжки: «Голова профессора Доуэля» и «Остров сокровищ». Почему-то приглянулись. Последняя-то точно подходила для среднего школьного. Беляев у нас был как раз в школьной программе. А из списка чтения меня ничего не привлекало, названия не звучали интересно.
Обсуждаю книги с друзьями очень редко. Они интересуются другим. Покемонов ловят, сумасшедшие люди. В нашем городе и вовсе мало интересуются книгами. Одни говорят: «зачем мне это»? Попадаются собеседники редко. Разговаривал недавно с кем-то о Брэдбери, и собеседник мне доказывал, что его сложно читать. Не знаю. Скачал «451˚ по Фаренгейту», думал на ночь почитать, в итоге до самого утра просидел. На одном дыхании. Кто говорит, что Брэдбери сложный, наверное, врут. Потом взялся за «Вино из одуванчиков», мне говорили: «Да ну, нет же смысла в книге! Нет кульминации, нет концовки». Я им и говорил: «Ну и зачем это? Это ведь просто история одного лета — вот так жили люди. Это же интересно». Ну и в конце, когда Дуглас ловит маньяка, чем не кульминация? Накал страстей такой.
Затем читал «Песнь льда и пламени» Джорджа Мартина, но это так, просто развлечься. А остальные книги приходили так: я натыкался на них в социальных сетях. Открывал список интересных книг, отправлялся в книжный и методично шел по изданиям. Так и взялся читать.
Когда читаю — начинаю мыслить. Это сильно заметно, со мной такого раньше не было. В школе совсем не любил читать. Мое мнение такое: нас просто заставляли, но забыли сказать, что это интересно. Да и сложно было. То, что давали читать в старших классах, вообще не для нашего возраста было написано. Я вот перечитал «Детство», «Отрочество» и «Юность» Толстого. Где-то с год назад. И так классно было читать: он так схватывает процесс взросления, выписывает детали быта. А в школе я бы вообще ничего не понял. Ну, в ней я этот цикл и не читал. Более того, в школе у меня была такая способность: я на первом уроке запоминал, что говорит учитель о произведении, а все оставшиеся уроки повторял, что запомнил. Когда я отвечал, никто и не догадывался, что я в руках книжки не держал. С сочинениями было сложней, но я как-то выкрутился.
Вообще в школе я прочитал всего две книжки: «Голова профессора Доуэля» и «Остров сокровищ». Почему-то приглянулись. Последняя-то точно подходила для среднего школьного. Беляев у нас был как раз в школьной программе. А из списка чтения меня ничего не привлекало, названия не звучали интересно.
Обсуждаю книги с друзьями очень редко. Они интересуются другим. Покемонов ловят, сумасшедшие люди. В нашем городе и вовсе мало интересуются книгами. Одни говорят: «зачем мне это»? Попадаются собеседники редко. Разговаривал недавно с кем-то о Брэдбери, и собеседник мне доказывал, что его сложно читать. Не знаю. Скачал «451˚ по Фаренгейту», думал на ночь почитать, в итоге до самого утра просидел. На одном дыхании. Кто говорит, что Брэдбери сложный, наверное, врут. Потом взялся за «Вино из одуванчиков», мне говорили: «Да ну, нет же смысла в книге! Нет кульминации, нет концовки». Я им и говорил: «Ну и зачем это? Это ведь просто история одного лета — вот так жили люди. Это же интересно». Ну и в конце, когда Дуглас ловит маньяка, чем не кульминация? Накал страстей такой.
Жена моего друга — вот с ней мы меняемся книгами и обсуждаем прочитанное. Разговаривали про «Убить пересмешника», мы оба ее за неделю где-то прочитали. Обменивались впечатлениями — книга такая добрая. Если бы не она, вообще бы не поверил, что в наше время можно бумажными книгами меняться. Удивительно, да.
Еще недавно прочел «Повелителя мух». Любопытно. Поразило меня, что, когда взрослые приехали, дети разревелись, тут же перестали изображать самостоятельных и побежали обниматься. Слов у меня просто не было, когда прочел. Я такого не ожидал. Я полагал, что они перебьют друг друга. Но опять-таки, когда события на острове стали происходить, я и не предполагал, что дети дойдут до смертоубийства. И сложно было... как сказать... снова допустить, что они могут забыть про это и стать снова детьми.
«Над пропастью во ржи» Сэлинджера я и вовсе за пару дней смел. Я вспомнил себя в возрасте Колфилда: как хотелось все послать, напиться. И запомнилось мне, конечно, что Колфилд хотел спасать детей, не видящих пропасть перед собой.
Отбираю книги по спискам, но порой могу и просто дернуть что-то неожиданное. Так вышло с «Копями царя Соломона». Я думал, о, историческая литература, а там охотники на слонов! С ожиданием не совпало, но я почему-то сильней обрадовался. Но вот современного приключенческого не читал. Слышал что-то про «Элизим», ее хочу найти. Но в основном двигаюсь по классике.
Делать нечего — захожу в книжный, смотрю на названия и аннотации. Иногда ориентируюсь на списки книг «ВКонтакте», я там особенно ни с кем не общаюсь, только читаю иногда. Могу месяцами не заходить. Но тут как-то решил себя перебороть, зашел в группу по психологии, а там была задачка — опишите скрытый смысл изображенной картинки. И вот меня дернуло: сел, расписал свою позицию, сослался на пример из Оруэлла. Комментарий 45 лайков собрал. Очень удивило: я ведь просто рассказал, что думаю. Но вот люди оценили.
Светлана Суслова, инженер-лаборант, и Ольга Пономарева, лаборант-химик
Ольга: Сейчас со временем туговато, художественную не удается так часто читать. Последней прочла «После трех уже поздно», книгу по педагогике от Мацуро Ибуко, основателя Sony. У меня внук, ему два годика — хочу разобраться, как у него все устроено. А в прошлом году прочитала «Подросток» Достоевского и прошлась по романам сестер Бронте. Читала чисто для души, для воспитания чувств. Мне очень близок «Грозовой перевал». Хотя мне сложно уже разделить, что писала Шарлотта, что Эмилия, что третья сестра... Агнесса, по-моему.
Светлана: Да, мы их так много прочли, что все уже смешалось.
Ольга: Зарубежная классика мне вообще с детства больше нравится. В последние годы открыла для себя русскую. Например, Достоевского. В школьные годы я прикасалась лишь к «Преступлению и наказанию», мне понравилось.
Светлана: Мне кажется, он смакует такие подробности душевной жизни, что читать его тяжело.
Ольга: А вот и нет! В «Подростке» не было совершенно жестоких сцен. Там лишь метания подростка, который вступает во взрослую жизнь, живописание его проблем. Зла в ней немножко, но это присуще не только Достоевскому.
Светлана: Мне кажется, писатели, долго копающиеся в человеческой природе, порой становятся слишком циничными. И оттого с ними сложно. Когда писатель отстраняется от предмета, пишет издалека, — совсем такое не идет. Когда пишет о прожитом, приглашая прожить, — вот это здорово.
Ольга: Мы, кстати, обсуждали Достоевского как-то на обеде. И сослуживицы пеняли ему, де, много крови, жестокости. И в пику этому я и решила прочитать «Подростка». Книг у нас много дома, у меня взгляд на нее упал, и я решила — прочитаю. Так ли у него обстоят дела? Не так.
Мы собирали библиотеку с советских времен, и как-то только ее не собирали, было просто что-то с чем-то. Сдавали макулатуру, участвовали в лотереях книжных магазинов — у нас была знакомый продавец, она звала нас на лотереи. Дедушка у меня был инвалидом войны, и у него в лотереях был приоритет, и благодаря ему шансы получить книгу росли.
Светлана: Были еще общества книголюбов на предприятиях, и в общества отгружали определенное количество книг, которые раздавали участникам. В основном туда вступали, конечно, не для дискуссий, а чтобы книги собрать. На предприятии особо не подискутируешь...
Ольга: ... И так еще получали книги: приносишь старую литературу на определенную сумму и взамен получаешь дефицитную книгу. С подачи продавца мы стали хитрить. Мы приносили свои книги, она заносила их в журнал, получали дефицитную... и тут же выкупали свои обратно. Так мы купили Гюго...
Светлана: ...Дюма. Так у нас появился «Каменный пояс».
Ольга: А еще, давно-давно, когда я была в несерьезном возрасте, существовала библиотека «Огонек». И у нас от нее был Голсуорси, например. Как прошла перестройка, мы сразу взялись покупать книги и радоваться: «О, столько всего можем купить! » А потом замедлились, потому что цены стали расти, и в какой-то момент книга стала дорогим удовольствием. У меня есть план покупок, но они не сиюминутные. Да и в Полевском стало сложней с книгами. В южной части был большой книжный, его давно-давно закрыли. Остался до такой степени маленький, что почти весь забит игрушками, а те полочки, что остались, наполовину закрыты учебниками.
Светлана: Я вот зашла — из интересного только томик Окуджавы в хорошем переплете. Все меньше ассортимент книг, выбрать нечего. В основном беллетристика, учебные книги, издания по психологии.
Ольга: Да, если и покупать, то только в «Дом Книги» на Антона Валека приезжать, только в Екатеринбурге. Можно сказать, что в Полевском книг нет.
Светлана: Я вот читаю электронные книги и часто переключаюсь на аудиокниги. Потому что времени недостаточно, и вот приспособилась: что-то делаешь на кухне, вяжешь — включаешь, и никаких беспокойств. С удовольствием слушаю Акунина: и повести про Фандорина, и его исторические работы. Под всеми псевдонимами Акунин мне знаком. Люблю приключенческие романы очень. Например, «Этногенез», возвращаюсь к нему, я как-то подсела. Знаете, бесконечная серия, разные авторы, истории про фигурки, которые придают сверхчеловеческую силу. Начала с «Маруси»; двоюродный брат подкинул в распечатке, которая по рукам гуляла. Он сказал: «Книжка детская, но может увлечь». И увлекло. Там так все перекликается: и современная история, и прошлый, и позапрошлый век. Это легкое чтение. Хотя не всегда: есть сюжет про блокаду Ленинграда, и там аккуратно очень показано время, дан дух эпохи. Передана атмосфера паранойи, все эти убийства в рассказе про Ивана Грозного. Авторы не с потолка берут сюжеты — показывают через призму истории.
Ольга: Позвольте два слова в защиту Достоевского! Ты вот сейчас говоришь про «Этногенез», и эти сюжеты — вот что есть жестокость. А Достоевский работает с человеческой психологией.
Светлана: Ну, о классике. Я вот перечитала Тургенева, «Дворянское гнездо». Совсем по-другому смотрю с высоты возраста, а вот «Рудина» и «Асю» оставила, как читала в подростковые годы, там и оставила. К классике вернулась по желанию: устала от «Этногенеза», захотелось других эпох, другого языка. Так и пришла к Тургеневу.
Ольга: Это как с едой. Вот ты ешь, ешь, ешь картошку и видеть ее уже не можешь. Хочется другого. Точно так же и с литературой.
«УРАЛМАШ»
Яков Кошеленко
Яков Кошеленко, расточник: Сейчас удается читать редко. Но в детстве... Читал с пяти лет и читал взахлеб. Сидя на коленках, глотал одну книгу за другой. И днем, и ночью, под одеялом, с фонариком. За ночь мог 500–600 страниц вобрать. За день мог в библиотеку три раза сходить, меня потом перестали пускать — сказали: «Не будем давать тебе книги, ты же их так быстро возвращаешь! Не умеешь же читать». Пришлось доказывать, что умею. Садился напротив библиотекарши, читал вслух. Ее не убеждало: думала, я бездумно читаю. Пришлось пересказывать. Первой книгой был «Михал Потапыч», кажется, Тургенева. Но я выбрал ее потому, что в ней было много иллюстраций. Потом переключился на сказки; но это был первый-второй класс. Классе в четвертом взялся за довольно-таки серьезные книги. Шолохова начинал читать, рассказы. Потом — Льва Николаевича Толстого, его детские рассказы. Маресьева, конечно, читал. Но начинал с коротеньких. Очень потом полюбил фантастику: Жюль Верн, Беляев... Всех перечитал. А так был всеяден, потому что жил в деревне, хороших книг не было в достатке.
Первой большой книгой была «Джейн Эйр». Напомню, выбор был не очень большой! Был 67-ой вроде год, мне лет 10–12. Чужая книжка была. Помню, сразу за обложкой шел чистый такой лист, а потом шло содержание. И я, как дочитал книгу, на этом листе карандашом нарисовал портрет Джейн Эйр, какой она мне виделась. Не помню уж владельца и что было дальше... У нас был круговорот книг в деревне. Очереди как таковой не было, все просто менялись. Литературная ценность книги определялась по степени изношенности. Чем изношенней — тем лучше. Можно было даже не обсуждать: видишь, что изнохратена, — берешь сразу. «Джейн Эйр» вот была среднезатасканной. Времена другие были: над книгами не тряслись, интерьеры из них не собирали. Книги были потребностью души.
Сейчас книги беру где попало: на развалах, на блошиных рынках, в магазинах периодически. Вот у букинистов взял книгу про микробиологию: про изобретение микроскопов, исследование микроорганизмов. Попалась бы мне в детстве, глядишь, стал бы химиком или биологом. Настолько увлекательная книга! Но попалась она мне, когда я уже на станок перешел. Тут уже ничего не поделаешь.
Я был самым младшим в семье, и потому, как задали в школе «Войну и мир», она была у нас на полках. Но я не дорос до нее, конечно, не мог воспринять. И вернуться к ней не довелось. Может, когда работать совсем не буду, возьмусь. Крест на этой затее не ставлю.
Сейчас жизнь такая, сложная. И я, чтобы как-то ее разбавить, читаю, ну, беллетристику, в основном русскую: Устинова, Донцова, вот такое. Легкое-легкое. А так больше всего люблю реалистическую прозу, психологический реализм. Мопассан мне нравился, Стендаля читал и перечитывал много раз. И еще бы, наверно, хотел перечесть. Потом... Фейхцвангер, Леон который: его книга «Гойя» сподвигла меня начать рисовать. Я смотрел на офорты, и во мне проснулся интерес: купил краски, кусок ватмана, но тогда у меня ничего не вышло. Хотя сложно судить, эту работу никто, кроме жены, не видел. Лет восемь только спустя вернулся к рисунку. А пример «Гойи» хорошо иллюстрирует мысль о действенности литературы. Она на меня, например, вот так повлияла!
Ну и вообще вот, так как я жил в деревне, весь мой кругозор проявился из книг. Как я ревел, когда меня из дома не отпускали вечером за книжкой. Говорят: «Ты что, там собаки, темно», а я реву в голос. Книгу надо.
В конце семидесятых, конечно, получали книги по талонам за макулатуру — бывали интересные. Вот макулатурной была серия «Железные короли». «Макулатурная» звучит пренебрежительно, но пренебрежения никакого, конечно, нет. Бунина я так получал, Набокова, тома три-четыре. И проза, и стихи. В моей библиотеке вообще где-то шестьсот книг. Я все внучек подвожу и говорю: смотрите, вот кладезь мудрости, надо черпать отсюда. А у них другие интересы, все шпилят в своих телефонах, день и ночь. Пытаюсь, пытаюсь, но им неинтересно. Иногда удается со старшей внучкой, она как-то поактивней. Я вот ей собрание сочинений Гайдара подкинул, хотя она как-то не берет. Но я помню, как мы им зачитывались в детстве. Понимаю, что ей может быть тяжело, но под моим чутким руководством бы со всем разобрались. Я бы ей объяснил понятия, которых сейчас нет, но которые были важны в наше время. Без Гайдара сложно; вот на днях пересматривал «Чук и Гек» — добрый, бесконечно добрый фильм. Нужно больше такого. Раньше книги учили добру, а сейчас... Это мое мнение. Хотя, быть может, я отстал, совсем ведь не знаю, что современные писатели пишут. Если б время было, я бы поизучал, но я пока не в том состоянии, чтобы так отдаваться чтению.
Любил познавательную литературу: собирал детские энциклопедии, несколько томов БСЭ. Сыновьям, когда они появились, передавал — не было же других способов узнавать, как что в мире устроено.
Мне важен стиль. Неважно, как ведется повествование, от первого лица, третьего, — главное, как строятся фразы. Вот к Бунину я бы за этим вернулся. Еще бы хотел Шукшина перечесть. Думал, что у него только рассказы, а тут пришел в гости, присел у книжного шкафа, а там собрание его сочинений. И оказывается, что у него так много таких цельных произведений. Я бегло успел с полкниги пробежать — ох, очень нравится мне его стиль. Неожиданно вот перечитал Паустовского. Мы его только в детстве изучали, про природу читали. А тут приехал к внучке, а у нее в школьной программе он стоит. Я сел, вчитался, интересно было. По-другому так все видится теперь, столько лет прошло. Но сам стиль изложения... Очень, очень приятно читать.
Из последних покупок — взял тут три томика стихов Багрицкого. Полистал и решил, что должны быть в моей библиотеке. В книжных я нерегулярно появляюсь. Последний раз целенаправленно собирал серию Бушкова, его романы про «Пиранью». Уж больно легко он пишет, но что собирал, что нет, все равно книги разлетелись. Зачитали. В гости придут: «А что интересного есть? » — смотрю, а уж половины книг нет. Но что делать.
Сергей Кандалов, ведущий инженер-технолог, руководитель группы специализированных способов сварки, наплавки и ремонта в службе главного инженера: Кроме работы, учусь еще в аспирантуре УрФУ и в связи с этим читаю много научной литературы. Вот буквально недавно в свежем номере журнала, быть может, знаете — «Сварщик в России» — вышла техническая статья, которую мы вместе с академиком Пановым писали. Интересно бывает почитать журнал «Тяжелое машиностроение»: там ведь не только про машинерию, там и про термическую обработку, и про нововведения... Привязка научная все равно есть.
Лет пять уже как начал и читаю только русскую классику. Прочитал — клянусь! — всего Достоевского. Все, что есть, все прочитал: рассказы, «Записки из Мертвого дома», «Бесы», «Идиот», «Игрок», «Несчастные люди»... Все, до чего добрался. Сам удивлен. Когда был маленьким, прочитал «Преступление и наказание» — сами ведь помните, какой эффект был. В детстве-то. А уж потом прочитал «Игрока», и пошло. Одна за другой, одна за другой. Родители до сих пор удивляются. Достоевский так рассказывает круто о старых временах: как люди жили, как все было устроено. И то, как он описывает героев, это же вообще! Ну, и стиль написания его мне очень понравился; взялся двигаться постепенно-постепенно, так всего и прочел.
Честно пытался читать современную литературу, коллеги подкидывали беллетристику, легкую фантастику — что-то вроде Бессона про лепреконов — но мне зашло не очень. Пробовал «Остров Крым» Аксенова, но тоже не задалось. Драйзера читал, «Американскую трагедию». И потом в результате сравнения вышел на гончаровского «Обломова», потом на Тургенева, «Отцов и детей» и «Дворянское гнездо». Забавно очень смотреть на героев: на девушек, которые от поцелуев уклоняются, краснеют, — сравнишь с нашими временами, и забавно. Школьная программа, да, но по-другому идет. Затем начался период Толстого — «Воскресение» и далее. У меня от прочитанного уже некоторый сумбур в голове, не все могу вспомнить, что читал. Последнее, что читаю, — «Обрыв» Гончарова. Правда, когда только взялся, терзался сомнениями: 400 страниц, браться не браться? Пока терзался, до трехсотой добрался.
Мне кажется, что Гончаров и Достоевский — вот есть у них схожесть в стиле, они так психологические портреты героев рисуют. Или у Толстого. Не помню, в каком из рассказов, но он описывает прокурора, который массово судит людей, и отмечает, что цвет лица у него «землистый и тифозный». И сразу же про человека все понятно! А вот брался за «Что делать? », прочел и постановил: что делать? Что-что, Чернышевского не читать. Скучно очень и морализаторски. До сих пор не могу понять, как Достоевскому удавалось писать. Проскакиваешь 200–250 страниц, и непонятно, как он так легко и свободно писал, темп не падает.
Когда читаю классику, в голове не укладывается одно: все эти графы постоянно наносят друг другу визиты, собираются в гости, пишут записки. Эти обеды, ужины, вечера. Или посмотришь «Братьев Карамазовых»: ходят, спорят, баламутят, а что делают — непонятно. Неужели никто не работает? Озадачивает, конечно.
Покончу с «Обрывом» — переброшусь на Толстого. Вернусь к «Войне и миру», а то в школе дальше сотни страниц не продвинулся. Можно как раз у родителей будет взять: у них книг много, собрания такие здоровые. Как раз на макулатуру меняли. Или в электронке возьму. Посмотрю, как пойдет.
«УРАЛХИММАШЗАВОД»
Марат Сайтжухин
Марат Сайтхужин, токарь-карусельщик: В основном-то перечитываю. Раз у меня внуки в школу пошли — в третьем классе учатся — купил сборник «Элементарная математика». Попались книжки на глаза в киоске, сто рублей не жалко — я и взял весь комплект. Корни квадратные, число пи, загадки Пифагора... Там книжек пятнадцать в серии, я всю и купил, ну чтобы с внуками хоть на одном языке разговаривать. Хочется объяснять им эти вещи, но берусь за это редко. Жду, когда сами спросят. А они обычно: «Отвали! » — и снова в компьютер. Так что, выходит, для себя читаю.
Вот, ну еще стихотворения какие-нибудь перечитываю. Пушкин, Тютчев попадутся в компьютере. Последний раз прочитал... как же называется...? «Воззвание к Европе» или как-то так. Забыл точное название. В тыщавосьмсоткаком-то году был съезд народов Европы, Тютчев к нему и написал обращение. Суть там такая: как бы вы ни дергались, что б ни делали, один фиг — к России придете за помощью. Случайно вышло. Попалось на глаза, я и взялся. Потом биографию его так, на интерес, пролистал: что в Германии жил, дважды на немках был женат. Фет мне как-то попадался, что-то там про природу. Но без энтузиазма.
Иногда татарские стихи читаю, Габдуллу Тукая того же, но только на русском. «Даже куры в той деревне по-соловьиному поют», ха-ха. Это «Курлай». Знакомо? Мы просто с женой татарский канал смотрим, там часто спектакли. «Женщина 43 года», «Рана», оттуда стихи и запоминаю. Жена у меня понимает, мне порой переводит. У меня с десяток слов наберется — когда по-житейски говорят, понимаю. Прочитать со словарем могу, но оно же зачем? Стихи — дело другое, словарь не поможет.
Смотрю на книги с высоты возраста, им это не идет. Читаешь их и понимаешь — время переменилось, стало не то. Что писалось в романах — уже не настоящее. «Мастера и Маргариту» вот два раза читал, но «Белую гвардию», которая в том же томе, совсем не могу перечитывать. К Булгакову возвращаюсь, но только чтоб журналистов проверить. Сказали по ТВ что-нибудь про Воланда, я — в книгу, смотреть что да как.
Кого читал в молодости, там и оставлю. Как-то брался за Симонова; не упомню стихотворение, но вот прочел и думаю: как же так, как в такой бред можно было верить? Он про войну, конечно, писал больше, но отголоски у его стихов уже не те. Не то что война непонятна. Войну мы сейчас понимаем, но идеи, с которыми на нее шли, — не те, что выписаны. Маленько по-другому все было. Конечно, встречались те, кто шел под «За Родину! За Сталина! » И они, может быть, в это даже верили. Но сейчас понимаешь: многие люди совсем по-другому шли. Как у Стаса Михайлова, знаете? «Вот выстрел, пулю не вернуть», вроде такие слова, «и смотрят его глаза в синие небеса».
Зарубежных авторов не люблю. Все эти футы, дюймы, ярды не укладываются в голове. А когда расстояний не понимаешь, картинки нет в голове, — смысл теряется. Вот «Таинственный остров» Жюля Верна помните? Его читать с глобусом хорошо. Покрутил, на 37 параллель вышел и гуляешь по ней. И перебираешь острова, ищешь соответствия.
В современных авторах не разбираюсь, да и не хотел. Нет цели такой. Это же как работает? По новостям слышишь что-то или просто вспоминаешь что-то из прочитанного, ну и возвращаешься к книге. Нового не ищу.
Читаю с компьютера. Покупать книги дорого: одних учебников внукам купить — за книгу 500–700 рублей. А уж про обычные говорить — вообще ужас. Захожу в книжный, если внуки за сочинения усаживаются или письменные по истории. Беру книжку по Великой Отечественной, какую подешевле, прочитываю. Потом к внуку — и давай объяснять, как все устроено было. Приятно. И себе, и ребенку объяснять.
Дома поэтому бумажных книг мало. Одни словари: толковый русского, синонимов, антонимов — чтобы не промахиваться, «не» с приставками нормально писать, переносы делать. Все другие, что дома были, давно на дачу увез: фантастику, Дашкову, учебники по шахматам. Где-то штук пятьдесят, чтобы там развлекали. Туда же и брошюры по пчеловодству отправил. Когда только садом начинал заниматься, очень хотел пчел разводить. Так и не взялся, времени много надо.
Эрнст Барабошкин, начальник планово-распределительного бюро: Лет до 15–16 я прочитал 90% всех книг, которые вообще прочел за всю жизнь. Одновременно мог читать до десяти книг: одну с утра, другую в обед. И ничего, как-то укладывалось в уме. Библиотека дома большая была. Дед был металлург, отец — вначале военным, а потом стал искусствоведом. Оттого тематика была самая разнообразная: от приключений — была такая в советское время серия «Путешествия, приключения, фантастика» — до классики. Причем, иностранной. Русскую не сильно читал, не мог ее переварить. Ну там, Диккенс, Стендаль, Гофман. И так получилось, что читал в основном гуманитарные книги, а в итоге получил техническое образование. Сейчас мне интересно читать книги про сварку. Я по образованию сварщик, и мне жутко интересно. Но не всегда есть время, но очень тянет.
История искусств привлекает — от и до. Вот я только вышел из отпуска, буквально первая неделя. Были в Питере, с удовольствием ходили по галереям. В Эрмитаж, конечно, смотреть все. От первобытно-общинного строя, антики и египетских артефактов — к Возрождению. А через дорогу в Главном Штабе была выставка импрессионистов. Кстати, у нас в Екатеринбурге приличное собрание импрессионистов; так получилось, что их не очень жаловали, и по провинциям, видимо, рассылали в запасники. И вот в Главном Штабе я увидел Кандинского. И был поражен. Первый раз было со мной такое. Я заканчивал школу искусств, и для меня изобразительное искусство всегда было близко с технологической точки зрения. Понимаете, когда сам знаешь, как сделана работа, по-другому воспринимаешь. Восприятие образов — это сложная тема; для меня как зрителя важно впечатление, рождаемое картиной. Хотите точности — идите и фотографируйте. Или 3D-модель сделайте. Показательный, на мой вкус, пример — «Герника». Черт-те что вроде, но впечатление ужасающее. Трагедия.
И вот, увидел я «Композицию №7» Кандинского, и все — аж мурашки по коже пошли. Смотрел на эти линии, цветовые пятна, разбросанные по большому полотну. Стоял и обалдевал: передо мной картина ни о чем и в то же время обо всем. Просто космос какой-то. Стоял как пришибленный. Давно со мной такого не случалось. Смотрел там же «Черный квадрат»; свое художественное значение он, конечно, исчерпал. Осталось историческое, фиксация манифеста. Потому что, как мы знаем, развитие изображения шло поэтапно. Идеализированная действительность — Античность и Возрождение, реализм — отображение действительности, импрессионизм — преломление реальности, ощущение, данное через форму и приемы. А «Квадрат» стал манифестом другого подхода. Он показал искания Малевича. Люди по-разному его воспринимают, кто-то ищет смысл, но никакого смысла, кроме манифестации, нет. Прикладное появляется, если мы говорим об иллюстрации. Это совсем другая тема. А «Черный квадрат» — финальная точка, после которой не о чем говорить. В астрономии есть понятие «сингулярность», когда Вселенная сжимается в одну точку. Малевич создает свою и обращается к тем, кто способен понять. В этом ценность, которую можно осмыслить.
Чтобы понять произведение искусства и почувствовать, нужно выбрать время и внимательно смотреть. Я вот многое для себя переоценил. Например, Тициана. Раньше мне не доводилось видеть его в оригинале. Если смотреть его соратников по Возрождению — да Винчи, Вероккьо и прочих Тинторетто — их техника письма мне всегда была ближе, а теперь больше притягивают его работы. Или вот в Русском музее рассмотрел подробней портреты Левицкого. Здорово переоценивать вещи. Живешь себе, на все смотришь, думаешь, что во всем разобрался. А потом в один миг вся картина перестраивается. И для производства полезно.
С книгами по-другому. К большим романам не возвращаюсь — времени не хватает. Бывает, выхватываю отдельными главами. Ну то есть, когда знаешь о чем, читаешь и перечитываешь эпизоды, обнаруживаешь какие-то нюансы. Но опять же — русской классики небольшой поклонник. Есть, конечно, удивительные для меня авторы — Чехов, Гиляровский. Малая форма, даже с такой скорее репортажной подачей. А больше почему-то все-таки тянет к иностранной классике. Вот недавно перечитывал «Микеланджело» Ромена Роллана: его жизнь, борьба с собой — и историческое, и художественное, и человеческое. Все сплетено. Лондона иногда читаю; у него, конечно, такой романтизм с героизмом, но хороший вариант, чтобы переключиться. Иногда просто интересно сюжетно.
Честно говоря, могу просто взять энциклопедию и усесться читать. Перед сном вот толковый словарь как-то читал, удовольствие приносит. Интересно, откуда происходят слова, как они появились, как связаны меж собой.
А вот с поэзией... Еще в школе было сложно заучивать стихотворения, вообще не давалось. Но со школьных времен уж много лет прошло, и чисто случайно взял «Ромео и Джульетту» Шекспира и обалдел. Конечно, во многом сила переводных стихов зависит от автора перевода. Скажем, Маршак очень нравится, Пастернак — не очень. В общем, я залпом прочел «Ромео и Джульетту», а потом практически сразу перечитал. Просто здорово. И слог, и рифма, и сами перипетии сюжетные. По-другому уже воспринимаю, не привязываюсь к одной лишь фабуле. И недавно, кстати, перечитывал «Тараса Бульбу» — это суперкнига, конечно. Да и вообще Гоголь — это хорошо. Люблю сатиру и юмор, возможно, оттого что сам такой достаточно, гм, жизнерадостный. И «Тарас Бульба» зашел на ура. Бывает, что и «Мертвые души»: главу прочитал, на полку поставил, потом вернулся к другой главе. «Души» дают эмоциональный заряд: радует слог... и многое другое.
В последнее время читаю книги, имеющие прикладное значение для работы. Про взаимодействие с людьми, психологические — скажем, Литвак. По общению, по выходу из кризисных ситуаций. У каждого на производстве есть свои цели, и желательно любым некриминальным путем их добиваться. И надо так, чтобы не обидеть никого, не причинить ущерба. Чтобы в следующий раз человек шел на контакт, а то и вовсе опережал. Был на тренингах психологических, личностного роста. Шли они долго, некоторые до полугода. И, естественно, там литературу рекомендовали, в первую очередь «Алхимика» Коэльо. И Мураками… Считаю, что это имеет для меня прикладное значение. Спокойно работать, ровно дышать и двигаться без напрягов, себя контролировать и располагать к себе людей. Потому что было у меня такое несколько лет назад: на завод приезжаешь в семь, а просыпаешься в четыре, и в голове все крутится уже, с работы приезжаешь за полночь. Ни к чему хорошему это не приводило, провоцировало конфликты. Потом, когда анализировал себя, понял: можно было двигаться по-другому, чтобы домой не приходить как выжатый лимон, не болтаться после обеда по заводу как ушатанный. Чтобы было моральное удовлетворение и физического износа не было.
Дмитрий Безуглов
