Иван Охлобыстин считает, что Михаил Ефремов заслужил наказание, но тюрьма может его погубить. Свою же судьбу и окружение актер и писатель называет чудом. И мечтает написать еще 12 томов о том, каким был бы СССР, если бы не развалился. Об этом он рассказал «Известиям» после выхода книги «Дом солнца».
— Когда случилась авария на Садовом кольце, друзья Михаила Ефремова отключили телефоны, отказывались комментировать происшедшее. Молчал и театр. Вам не кажется, что таким образом они просто отреклись от него?
— Нет, точно не отреклись. Они в очень сложной ситуации. Будучи порядочными людьми, друзья не могли его оправдывать, потому что он убил человека. Не могли и осуждать: он их коллега. В нашем театрально-киношном комьюнити все считают, что он должен ответить по закону. Да и сам Миша хочет в тюрьму, у него синдром Раскольникова. Пользы такое наказание не принесет, но наказать надо. Одеть на него браслет на десять лет и контролировать, чтобы из дома в театр и обратно.
Это ужасная трагедия, в которой частично виноваты те, кто его подпаивал. Но тут тоже парадокс. Вспомните, как все хохотали, когда он читал стихи на злобу дня в проекте «Гражданин поэт». Аплодировали, когда появлялся во хмелю. Его любили именно таким. Пьяненький, вольненький, сам себе король. И в итоге это кончилось трагедией.
Михаил Олегович мне родственник, кум, крестный старшей дочери Анфисы. Я знаю его 30 лет, столько же Гарика Сукачева и Диму Харатьяна. Мы лучшие друзья. Но никто из нас никогда с ним не выпивал. Мы еще удивлялись. Все, в принципе, пьющие в той или иной степени, но вместе — не случалось.
— За одним столом сидели и не выпивали?
— Мистика. Но так и было.
— С кем же тогда он пил?
— Там огромная аудитория. Его все любили, все подпаивали. У нас же народ такой — любит своих актеров, и Мишка заслуживал этого. Только благими намерениями выстелена дорога в ад: надо быть очень дисциплинированным, чтобы держать себя в узде.
— Зачем он отказался от признания вины?
— Миша будто загипнотизирован. Он слушает своего адвоката. По-моему, он вообще не понимает всего того, что касается его дела. Миша уверен, что его осудят, с этим согласен и хочет наказания.
— В «Современнике» Михаил Ефремов играл в трех спектаклях. Есть ли ему замена?
— В «Современнике» ребята и девчата очень талантливые, многие могли бы заменить. Галина Борисовна собрала хорошую труппу. Просто Миша старше, опытнее и действительно очень высокого уровня таланта и трудоспособности актер.
Надеюсь, что не пострадает спектакль «Дюма» по моей пьесе, который он поставил. Думаю, что в самом скором времени это будет единственный источник доходов Михаила Олеговича. Вне зависимости от того, как эта трагедия закончится, после суда будут выплаты, а он не такой богатый человек, как об этом заявлял в пьяном виде.
Спектакль «Анархия», который Миша ставил вместе с Гариком Сукачевым, скорее всего, не сохранится. Ефремов еще и играл в нем. Гарик считает, что не имеет смысла вводить в «Анархию» второй состав, потому что здесь, как в рок-группе, дублеры невозможны.
Я как родственник рассуждаю по хозяйственной части: Соне (Софья Кругликова, жена Ефремова. — «Известия») нужно кормить детей, а с «Анархии» и «Дюма» денежки какие-то приходили Мише как постановщику. Я бы на месте «Современника» отринул обиды и помог своему коллеге — оставил бы эти спектакли и приумножил их количество. Кто захочет поддержать Михаила, пойдет на его спектакль. Ему сидеть, а его жене будет помощь. Ей детей воспитывать, учить, лечить — ну чего говорить, обычная ситуация.
— Как вы расцениваете заявление об уходе из «Современника» Сергея Гармаша?
— Не имею права судить, но считаю, что это бесконечно печально. Уход артиста такого уровня обескровливает труппу, ведь она создавалась десятилетиями и плохо, если начинает разваливаться.
— Как в вашей жизни появился театр?
— Как-то я пришел уговаривать Мишу Ефремова, чтобы тот отпустил Сережку Шеховцова, ныне покойного, сниматься у меня в учебной работе. Миша в 1987 году организовал студию «Современник-2» и был там худруком. А спустя несколько лет театр распался и начался другой период жизни и у меня, и у Миши.
— Михаил перешел во МХАТ имени Чехова к отцу. Там поставил два спектакля по вашим пьесам — «Максимилиан Столпник» и «Злодейка, или Крик дельфина». А потом Михаила уволили. За пьянство?
— Нет, за драку. Что-то не поделил с замдиректора. Удивительно, Миша самый добрый человек на свете. Как он умудряется взлезть в драки, для меня загадка. Я 30 лет его знаю, ни разу не видел агрессивным.
Когда все случилось, Миша ушел, сняли и спектакли, я не переживал. У меня есть принцип, что счастлив только благодарный. Я и детей учу, что мгновения, когда ты жив-здоров, у тебя две руки, две ноги, два глаза и два уха, вполне достаточно для счастья. Все остальное уже надуманное, от демонов.
— Вы, человек воцерковленный, поменяли свое отношение к пьянству?
— Бороться надо, но это не лечится. Можно как-то держать в узде свои страсти
— А как же кодирования разные?
— Всеми «чудесами» ты просто откладываешь это все на время. Пьянство необязательно вернется. Большинство людей, которые принимали меры к освобождению, добивались ремиссии, но всегда на границах своего сознания понимали, что счастливы они были «там».
— И?
— И ничего. Если «и» — дальше смерть или грустное прозябание. Поэтому те, кто начинает пить или употреблять наркотики, должны знать, что они выбирают.
— В 2008 году в прокат вышел фильм «Дом Солнца», и спустя 12 лет вы выпускаете книгу. Это продолжение или что-то новое?
— Нет, это повесть, по которой был написан сценарий, а Гарик Сукачев снял фильм. Сейчас редакторы решили выпустить первоисточник. А начал я работу над книгой лет семнадцать назад. Меня попросили написать немного абсурдную, стимпанковую историю о том, что было бы, если бы СССР не развалился, а возглавил весь прогрессивный мир. Я подумал, что она должна быть приключенческой и написана как бы от лица подростка. Написал довольно много. Но в какой-то момент заказчики исчезли, а текст остался. Вот не так давно редакторы говорят: «Жалко, хороший текст, давай напечатаем». Я вижу эту повесть с продолжением. Думаю, из нее можно сделать 12 томов — такую вселенную в одной эстетике.
— Хотите сделать «Дом Солнца» нашим «Гарри Поттером»?
— Это был бы идеальный вариант. Если людям понравится, буду писать дальше. Джоан Роллинг, конечно, гениальна, создала целую мифологему. У моего сына Васи это настольная книга вслед за Библией.
— У группы The Animals есть песня «Дом восходящего солнца». Она для вас что-то значит?
— Для меня это целое откровение. Но однажды по дурости я решил ее перевести. Воспользовался электронным переводчиком и поблагодарил Господа, что он мне не дал талант к освоению английского языка. Там жуткая ерунда в тексте, мелочевка по страстям и событиям. Для русского человека просто тьфу, а не история, ну а музыка хоть плачь. С тех пор я не знакомлюсь с содержанием. Пусть лучше это будут звуки дикой природы.
Как-то работал над романом. Надо было сцену битвы описать, и захотелось мне металла. Пришел на «Горбушку» и говорю: «Ребята, мне нужно самый страх, который у вас есть. Чтобы все содрогалось». Они говорят: «Вот, возьми Dimmu Borgir, Theatres des Vampires». Взял и написал, что нужно. Прошло месяца два, я работал над сценарием. Опять поехал на «Горбушку». «Ребята, то, что вы мне в прошлый раз продали, очень подвижно, по-молодежному. А нет ли пострашнее?» И один из продавцов сердечно мне посоветовал: «Нет, думаю, что круче не надо». В его глазах я увидел подозрение в том, что я действующий каннибал, ведь я взял самые ужасные ужасы, мне понравилось и хочу еще. А все потому, что я им глупость какую-то сказал, пострашнее мне захотелось.
— В фильме Павла Лунгина «Царь» вы играли шута. У героя были подпилены зубы. Ради чего или кого такая жертва?
— У меня были плохие зубы. Повыбивали, пораскололи во время боевых единоборств, которыми я занимался. Так что, когда гримеры предложили подпилить их, чтобы у моего антиюродивого Вассиана были страшные острые клыки, я не возражал. Их еще и зачернили для убедительности. Герой был противным, страшным персонажем. Безумие, вырвавшееся из ада. Тогда были такие люди, накручивающие в том числе и царя. И сейчас есть такие. Просто они не такие живописные. А после съемок полностью починил рот.
— А я подумала, что вы хотели соответствовать Петру Мамонову, у которого проблемы с зубами.
— Петр Николаевич просто не хочет вставлять зубы. Говорит, что деснами орехи колет. И я ему верю. Вы не представляете, какой он крепкий. Он от природы наделен просто богатырской силой, хотя со стороны не скажешь.
— У вас на кухне висит портрет старца Николая Гурьянова. Он, говорят, мог творить чудеса. А вы за собой таких способностей не замечали?
— Нет. Если бы мог, тут же бы об этом доложил вышестоящей организации.
— Какой?
— В патриархию.
— Вы шутите? Надо докладывать о своих способностях?
— Абсолютно серьезно. Так принято. А как иначе? Я бы описал случай проявления способностей и задал вопрос, что мне с этим делать.
— На чудеса нужно благословение?
— Да. Монашеская жизнь — взаимопроникающая: то, что происходит в самом дальнем монастыре России, отзывается в самом скором времени в ближнем. Как правило, в православии все чудесные проявления крайне деликатны.
— А с вами чудеса случались?
— Чудо в том, что меня окружают совершенно волшебные люди. С учетом того, откуда я вышел, это прямо чудо-чудо. Легче огонь из камня добыть. Странно, что без всякого блата я поступил когда-то во ВГИК, что у меня так удачно складывалась карьера, что, несмотря на свой вздорный характер и довольно безумное представление об окружающем, я еще жив, у меня семья, есть работа. Вот это — чудо, да.
— Как-то президент подарил вам золотые часы, тоже своего рода чудо. Вы их не носите?
— Были часы. Я подарил их нашему участковому.
— Как это можно президентский подарок отдать?
— Участковый у нас дядька хороший. Мне не жалко. Да и эту марку я не ношу. Я фанат «Славы», а это был «Полет». А еще они должны были остаться в наградном реестре. В случае чего я всегда смогу их восстановить.
А почему отдал? Как-то в СМИ прошла информация, что меня застрелили у порога собственного особняка. Это было смешно, из-за чего меня стрелять? Я и сейчас голодранец, и тогда им был. Участковый прибегает, большой такой дядька, здоровый, как персонаж из «Угрюм-реки», просит написать объяснительную записку, заверить, что меня не убили. Абсурд. Но, говорит, на него генерал сердится. И ему так понравились эти часы... Ой, говорит, мне бы такие. Я ему и подарил.
— Вы щедрый?
— В общем, да.
— Участковый теперь часто приходит?
— Давно его не видел. У нас мало хулиганов. Как-то поселился рядом табор. Я попросил участкового познакомить меня с цыганским бароном. Так он этого барона в одном нижнем белье привез в полночь. Говорит: вот он! Но после мы с цыганами подружились. Съехали уже, но хорошие были.
— Вы весь расписной. Как церковь относится к татуировкам?
— Да, я весь синий. А церковь никак этому не относится. Есть одно из направлений ортодоксального христианства — копты. Они специально себе выбивают на груди крест. Чтобы, когда их поймают и будут заставлять отказываться от христианства, они не смогли этого сделать.
— Вы не пытались свести татуировки?
— Я только голую женщину на руке сжег. Оксана моя убедила, что мне она ни к чему. Ну я как послушный муж пошел в больницу избавляться. Времена тогда дикие были, особых косметических лазеров не было. Так что мне каким-то лазерным агрегатом прям до костей руку сожгли, сидел по колено в дыму. Теперь знаю, как буду пахнуть, когда меня будут черти жарить на сковороде
Зоя Игумнова
