Меня всегда занимала мысль о животной природе человека. Насколько я — животное и какое именно? В детстве я ощущала себя шкодливой обезьянкой, которой прощаются все ее шалости, ибо она ребенок. В отрочестве, исследуя миры Киплинга, Даррелла, Сетона-Томпсона, я сопоставляла себя с дельфинами, тиграми и мустангами. Мне нравились их физические качества, особенности характера. В юности я стала склоняться к животным мягким и пушистым, адаптированным под домашние условия.
Любопытно, как произошло мое первое знакомство с котом. Мне был три года, когда мы переехали на новую квартиру. Сперва на новое место жительства приехали бабушка и дедушка, а потом мы с мамой вернулись из санатория. Когда распахнулась дверь, первое что я увидела на пороге – странного большого зверя мышиного цвета с белой полоской на носу. Взглянув на меня в пятнистой меховой шубке, похожую на маленького леопарда, он выгнул спину и дико зашипел. Я закричала. Он тут же перешел на вой сирены. Издаваемый им звук, добил меня окончательно. Я вырвала руку в варежке из маминой ладони, да так сильно, что резинка, на которую она была пришита, оторвалась, и с плачем побежала вниз, на улицу.
Конечно потом с котом Кузей, так звали этого отважного кото-корсара, любимца бабушки и дедушки, мы подружились. Он прожил удивительно долгую и счастливую жизнь. Когда Кузя умер, мы семь лет не брали животных. А потом взяли сразу троих. И с той поры в моем доме всегда были и есть животные. Я изучала их, они изучали меня. Я наблюдала за их нервной системой, повадками, привычками, открывала особенности вида и нюансы каждой кото-особи в отдельности. Видела их в неволе, на даче, в клетке и на операционном столе. В радости и одиночестве, испуганными и расслабленно-счастливыми, играющими и болящими. Знаю, как защищается загнанный в угол кот, как они хитрят, чтобы получить лакомство или добиться ласки от хозяина. И каждый раз я ловлю себя на мысли, что мы во многом похожи. Очень во многом.
Человек, как животное, это не только примитивные инстинкты, но и логика, мышление, догадливость, смекалка. Иногда мне думается, что если бы мы позволяли себе чаще следовать животным проявлениям в хорошем смысле этого понятия, то меньше бы ошибались.
Энг Ли
– Господин Ли, «Жизнь Пи» - о чем в первую очередь этот фильм?
– Если позволите, я зайду издалека. Я прочитал роман Янна Мартела сразу, как только он вышел. И у меня возникла идея, что столь многоплановое произведение просто необходимо перенести на экран. Я перечитал роман снова и понял, что это практически невозможно, точнее, очень сложно. Там так много разных пластов, идей, столкновений, неоднозначных ситуаций, что для кино это слишком. Прошло время, и на меня вышла Элизабет Габлер, президент компании «Fox 2000 Pictures», которая сказала, что давно хотела поработать со мной. И тогда я ей рассказал про роман Мартела, но выразил сомнение, сможем ли мы экранизировать столь сложный материал. И она ответила «Нет ничего невозможного». Эту мысль мы решили сделать девизом нашего фильма.
– Ваш герой, он борется с водной стихией или с самим собой?
– И то, и другое. Если мы отвлечемся от мысли, что перед нами фильм, и задумаемся о жизни каждого из нас, то поймем, что все мы боремся за выживание, попадаем в крушения и аварии, ищем себе пропитание, пытаемся избежать людей с хищными намерениями. Но самый главный соперник – это мы сами, с нашими страхами, сомнениями, иллюзиями.
– В Америке, когда у человека проблемы, принято ходить к психоаналитику, лежать на кушетке, рассказывать свою жизнь и все это за немалые деньги.
– Честно говоря, я не очень в это верю. Когда ты лежишь на кушетке и рассказываешь свою жизнь, тебе не хватает чувства погружения в болезненную ситуацию. Ты почти не ощущаешь ее на себе, ведь она прошла, ты ее уже пережил, и психоаналитику приходится погружать пациента в состояние гипноза только ради того, чтобы в нем возникло чувство переживания и проживания. Одно дело, когда ты мыслями где-то там, и совсем другое, когда твоя кожа покрывается пупырышками от страха, или ты видишь цвет занавесок, которые тогда висели в гостиной, слышишь смех родителей и лай собаки. Также и в нашем фильме все путешествие героя – своеобразный сеанс гипноза, за время которого герой исцеляется от собственных сомнений, мужает и понимает, на что он способен.
– Мне запала в голову фраза, когда Пи говорит про тигра, что «он ушел в джунгли и даже не обернулся, после того, что мы с ним пережили…».
– Ну, это ведь не детская сказка про Маугли, где человек дружит с дикими зверями. Мы снимали фильм с более глобальными идеями. Хищник всегда останется хищником, на то он и представитель дикой природы. Он не может делить с человеком одно пространство. Тем более, зверь голодный.
– А разве сам человек не зверь?
– Безусловно, у него есть повадки и инстинкты, свойственные зверям, это если говорить о биологической основе. Если же мыслить на уровне идей, да, в каждом из нас дремлет зверь – необузданный, порывистый, временами жестокий. Но даже зверь способен на милосердие. Это важно. Мы знаем тому множество примеров.
– Пи проводит в океане 227 дней, что само по себе феноменально. Он многому учится, от многого избавляется, обретает силу духа и мужество. Кому-то может показаться, что он находит Бога. А вы как думаете?
– На этот вопрос ответов столько, сколько людей живет на Земле. Сегодня очень модно разделять Бога и религию. Я думаю, в этом есть своя логика. Ведь религию можно рассматривать очень по-разному: пантеон богов разнообразен так же, как разнообразны страны, цивилизации, существовавшие до нас, национальности. Мы все разные, и религия в первую очередь отражает наши культурные особенности, опыт предков, ментальность, суеверия. В то же время идея Бога и отношений с Ним порождают различные формы верований, не имеющих отношения к религиям, гностицизм. Люди за опорой идут не в Церковь, а обращаются к Космосу, как источнику жизни на земле. Пи скорее из этой касты людей. Он находит утешение и поддержку в знаках, которые подает ему Господь и в том факте, что он сумел сделать невозможное – выжить в открытом океане.
– Это правда, что первоначально на роль Пи предполагался Тобби Магуайер?
– Да, мы даже отсняли с ним несколько эпизодов, но потом я понял, что уже сыгранные им образы заслоняют нашу историю, и мы решили начать с «чистого листа».
– Которым и стал индийский актер Сурадж Шарма?
– Да, мы его отобрали из более чем трех тысяч претендентов. Но когда я его увидел, то понял, что в нем есть все, что мне нужно. Наш герой должен был меняться от эпизода к эпизоду, вырастать на глазах, подобные трансформации всегда очень сложно показать актерски, но она была необходима, это основа фильма. Самому Сураджу тоже пришлось измениться, до съемок он не видел моря, не умел плавать, не имел опыта общения с диким животным на достаточно близком расстоянии.
– Но ведь актер и бенгальский тигр никогда не были в одной лодке? Это иллюзия специально для зрителя?
– Мы не имели права подвергать опасности жизнь актера. Конечно, все планы, где тигр замысливался на довольно близком расстоянии от героя, мы снимали с помощью компьютерной графики.
– Вопрос, который меня мучает: а был ли тигр?
– Вы имеете в виду живой? Конечно, и даже не один, четверо, нам нужны были разные звери с разной психофизикой, мы срисовывали с них пластику, мимику, движения, выражение глаз. К тому же у нас была совершенно фантастическая 3D-технология, которая позволила создать правдивое ощущение океана, его глубины, великолепного визуального спектра. Голубой кит полностью порождение 3D, но как смотрится. Все эти удивительные краски на поверхности воды, миражи, рыбы, как стрелы, мечущиеся на глубине, остров сурикатов, мы приложили графику во многих эпизодах. И это того стоило.
– То есть, на 60% фильм иллюзия?
– Как и наша жизнь. Как и наши представления о ней, о Боге, и самих себе. В каждом из нас живут тигры, львы, гиены, а кому-то хочется, чтобы это были безобидные дельфины или пугливые косули. Но действительность сурова, и мы должны уметь принимать ее такой, какая она есть. Кинематограф развивается, движется вперед, как наука, медицина, искусство. Технология 3D, которую мы использовали, была детально разработана Джеймсом Камероном на съемках «Аватара», теперь она помогла нам.
– Когда я спрашивала про тигра, я имела в виду идею, которая вдруг раскрывается перед зрителями, как раковина, под финал фильма, когда страховщики заставляют Пи озвучить другую историю, более правдоподобную, без тигров и сурикатов. В вашей жизни бывало такое, что вы верили в выдумку и сомневались в правде?
– В моей нет, но такое случалось в жизни моих знакомых и друзей... Наша история тем и хороша, что она существует на уровне идеи. Не надо все воспринимать буквально, точно так же, как и Бог – не бородатый дядя в белоснежном хитоне. Заметьте, правда редко приносит нам удовлетворение, идеи – вот, что дает нам возможность держаться на плаву. Наш мир основан на множестве идей, некоторые из них мы хорошо знаем, например, религия, или вера в то, что красота спасет мир, вера в духовную основу человека, в его доброту и милосердие. Мы рисуем картины, сочиняем музыку, снимаем фильмы, потому что без этого мы все давно бы сошли с ума, разочаровались. Бенгальский тигр – доминанта фильма, он может существовать и как тигр, и как животное воплощение самого героя. Мы все получаем то, во что верим. Важно то, что Пи преодолел суровое испытание, выпавшее на его долю. Из ловушки, уготованной ему судьбой, он вышел победителем. И это не иллюзия.
Кристина Французова-Януш
