Наверное, нам стоило бы переименовать этот день: из Дня защиты детей в День защиты детства.
Дело в том, что каких-то отдельно взятых, по некоему признаку выделенных детей защищают постоянно. Это даже становится удобной темой для самопрезентации. Случились беспорядки на Манежной — президент велел отслеживать экстремистов в подростковой среде. Случились интернет-скандалы по поводу педофилов — вот президентское предложение: химическая кастрация. Дети как бы в безопасности.
Однако если посмотреть, что делается для детей в совокупности, делается для того, чтобы детство каждого ребенка было минимально нетравматичным, чтобы в детском саду его встретила доброжелательная воспитательница, чтобы даже в самом дальнем селе заболевшего дошкольника мог осмотреть врач-педиатр, чтобы работала для него детская библиотека, — трижды «увы».
Дело ведь не в том, чтобы выдать родителям материнский капитал и считать это инвестицией в будущее; дети живут здесь и сейчас, они уже родились, уже идет счет их жизни, и им безо всяких отсрочек необходимы помощь, забота, участие.
А получается так, что некая, условно говоря, «территория детства» постепенно утрачивает свои границы, свою выделенность и особость. Ведь что такое, по сути, все увеличивающееся число тестов, экзаменов, через которые должен пройти школьник? Это формализация, окостенение школьных отношений, перевод их в формат проверки на соответствие внешним требованиям.
Школа становится местом, где юные чиновнички заполняют бумажки; в ней реализуется худший тип взрослых отношений, и получается «бюрократия для самых маленьких».
* * *
«Детская тема» одна из самых популярных в СМИ; образы счастливого современного детства наполняют рекламу: вот радостное семейство собирается обедать и готово нахваливать бульонные кубики, от которых обед-де становится по-настоящему семейным; вот мальчик бежит в дедушкин сад пить свежий сок, а рекламный дедушка с усами гоголевского пасечника умильно смотрит ему вслед.
А под этим блескучим лаком, за миром, где самая большая проблема — какую зубную пасту предпочесть, настоящая трагедия современной семьи.
Родители с детьми — самые несвободные люди нынешней России. Родив сына или дочь, люди попадают почти что в крепостную зависимость от государства.
Выбить ребенку место в детском саду; устроить в школу рядом с домом; найти ему секцию или кружок; найти хороших учителей, таких, чтобы сыну или дочери было с ними спокойно; и везде всего не хватает, все, что по закону положено, в дефиците; школу, куда устроили ребенка, могут закрыть, альтернатива — несколько лет жизни, потраченных на судебные и внесудебные разбирательства; программу обучения — переменят, введут новые требования; деньги на ремонт, на подарки — все теневыми способами.
И это не та крепостная зависимость, когда государство обязывает ребенка быть пионером и комсомольцем, указывает родителям, как его воспитывать, каким ему быть; нет, теперь другое: хаотическое существование, где ведущее значение приобретают не общие, единые для всех правила игры, а местный чиновник со своими интересами. И если родителям будет что-то от него нужно, он станет ссылаться на недостаток полномочий; а если ему приглянется здание школы под швейный цех, то за ним вмиг вырастет вся вертикаль власти, работающая на «своего».
* * *
Какой-то злой рок висит над образованием, над системой защиты детства. Это пространство чрезвычайно бедно идеями; а когда нет идей, на первый план выдвигаются функционеры.
Помните, что случилось с системой патронатного воспитания? Объективных объяснений, почему был фактически закрыт проект, позволяющий справиться с социальным сиротством, не существует. Было ли предложено что-то лучше, эффективнее? Нет. Было ли решено, что детские дома справляются с задачей воспитания и социализации на должном уровне и не нужно вводить новации? Нет.
А закон, упразднивший патронат, приняли — нашлись несколько людей, которым, похоже, нужно было просто имитировать деятельность. А встроенных защит от функционера наша сфера не имеет. И любая инициатива, какой бы бредовой она ни была, как бы ни критиковали ее эксперты-практики, может пройти.
Вот пример из последнего времени.
В программу «Президентские спортивные игры», участвовать в которых должны все школы России, наряду с баскетболом, легкой атлетикой и плаванием включена... пулевая стрельба.
Согласно положению в президентских играх обязана участвовать каждая школа. Откуда возьмутся деньги на тиры и пистолеты? Где взять тренеров? Кто, наконец, подумал, насколько такая затея безопасна, ведь, как говорят специалисты в этом виде спорта, в секции пулевой стрельбы должен вестись жесточайший психологический отбор?
Ответов нет. В пресс-службах никто не может пояснить, кто вписал пулевую стрельбу в регламент президентских игр. Концов не найти.
А между тем это и есть реальный механизм принятия решений — кто-то где-то подумал, что так надо. А на уровне школы чей-то безответственный пассаж превращается в якобы продуманное требование сверху, которое необходимо выполнять.
Вот так и будет учиться школьник — в одной руке ручка, в другой пистолет.
* * *
Впрочем, кивать только на государство тоже не стоит.
Помните, как несколько месяцев назад глава Росрыболовства обмолвился, что частная рыбалка в некоторых местах станет платной? Тут и президент подключился, и премьер-министр — а не нарушаются ли права рыбаков на садок с ершами? «Защитить право граждан России на свободное и бесплатное рыболовство», — потребовали первые лица страны. Генпрокуратуре тут же поручили провести масштабную проверку на этот счет. А недавно лично генеральный прокурор Чайка докладывал президенту, как обстоят дела с рыбалкой.
Если смотреть на масштаб акций протеста и реакцию власти, то право забросить удочку в близлежащий водоем котируется много выше, чем право ребенка ходить в доступный детский садик не на другом конце города.
Можно, конечно, пошутить, что рыбак рыбака видит издалека и поэтому им проще объединиться, но картина-то на самом деле чрезвычайно нерадостная.
Реакция общества напоминает реакцию крестьянина XIX века при чьих-то посягательствах на общинный пруд — «мое, не замай»; а вот в вопросах образования, защиты детства почти все сразу превращаются в прилежных учеников: записывают под диктовку.
Василий Краюхин
