Лидер группы «Ва-Банкъ» и один из наиболее самобытных русских рокеров Александр Ф. Скляр отмечает 61-летие. Праздник отец русского альтернативного рока, как и полагается, отметит на сцене с концертной программой «Рок на 33 оборота». Александр Ф. Скляр рассказал «Известиям» о борьбе рокеров с наркотическим безумием, советских первопроходцах в западных клубах и сотрудничестве с молодыми российскими исполнителями.
— Никогда не жалели, что оставили дипломатическую службу? Вдруг были бы сейчас министром?
— Стал бы, наверное, или кем-то близким к этому. Потому что дипломатическая работа — это такое довольно понятное движение по ступеням. Но это очень специфический вид деятельности, совершенно неприемлемый для меня. Хлебнув этой работы на начальном этапе, я понял, что не хочу быть канцелярской крысой и становиться частью большой системы госчиновников. Это точно не мое.
— Когда-то вы пели о том, что «на даче нам пива хватит» — но потом вдруг стали едва ли не главным пропагандистом здорового образа жизни в русском роке. Как произошел такой перелом?
— Он особо и не происходил прям резко. Это песня с определенным ироническим подтекстом. «Поедем приятель на дачу». Мы продолжали ее петь долгие годы. У фестиваля «Учитесь плавать» тоже была своя история: мы начинали всё с нуля, как и в группе «Ва-Банкъ». Нам было не на что опереться в смысле ощущений, как надо делать фестиваль, потому что сначала была просто программа на радио «Учитесь плавать». У этой программы была стойкая и растущая аудитория. В какой-то момент, во-первых, нам показалось, что эта аудитория готова нас услышать живьем. А во-вторых, были группы, которые не то чтобы противопоставлены, но тоже могут играть на этом альтернативном поле в жанре альтернативной музыки.
— Для кого создавался этот фестиваль? На какого слушателя он был рассчитан?
— Когда мы начали продвигать эту идею, приехали люди. Важно, какие именно приезжали. Первая самая гастроль по линии «Учитесь плавать» была как раз человека и группы, которая жестко пропагандировала здоровый образ жизни. Я имею в виду Генри Роллинза и его группу Rollins Band. Весь Rollins Band стоял на пути ЗОЖ, потому что они как кони работали на сцене. Что просто исключало любую степень опьянения любыми наркотическими средствами. Но, кроме этого, мне приходило огромное количество писем в программу. Как раз в этих письмах я сумел уловить настроение моей аудитории, которая очень честно делилась своими проблемами, и не только музыкальными.
— О каких проблемах шла речь?
— Проблемами того, что внутри всего движения, внутри очень большой группы поклонников альтернативной музыки довольно сильно были распространены наркотики. Я был одним из первых, кто узнал об этом напрямую, и понял, что мы должны это обозначить в нашем фестивале. Что мы, ребята, против тяжелых наркотиков. Отсюда было наше участие в международном движении Stop Madness — «Остановим безумие». Потому что у них среди западных ребят тоже были эти проблемы. Не только среди музыкантов, но и среди их аудитории. И мы решили, что если присоединимся фестивалем к этому Stop Madness, то это будет хорошее, правильное решение. Поэтому задолго до всех государственных программ мы начали об этом трубить. Трубить, конечно, в рамках нашего фестиваля: «Ребята, у нас только музыка, мы не приемлем никаких видов опьянения, особенно по линии тяжелых наркотиков». И второе, что тоже важно, и мы это почувствовали, — всякие фашистские течения внутри поклонников «Учитесь плавать». Поэтому второе направление было — «Стоп, фашизм!». Был такой символ — человечек, выкидывающий свастику в помойное ведро. У Stop Madness был такой знак, где разломанный шприц. Вот в чем заключался наш ЗОЖ. Как вы понимаете, «поедем с приятелем на дачу и выпьем пивка» — не имело к этому никакого отношения. Эта песня не противоречила, она никоим образом никогда не являлась пропагандой тяжелых наркотиков.
— Идеи актуальны и сейчас. Если бы такой фестиваль сейчас сделали, то он имел бы большой спрос.
— Конечно, актуально, потому что потом в колокола забили огромное количество организаций, потом поддержало государство. А потом все узнали об этой проблеме, с открытием границ, конечно, к нам хлынул огромный поток наркотиков. Потому что это один из самых прибыльных бизнесов в мире.
— Помимо вашего фестиваля, до этого в СССР был организован Международный фестиваль мира, известный также как «Рок против наркотиков». Приезжали к нам западные рокеры. Такая акция культурно-политическая. Наконец-то советский меломан услышал и увидел вживую тех, от кого фанател. Но ведь и вас тоже с такими же целями приглашали на Запад, в Европу.
— Ну да, мы были частью этого крупного европейского интереса к постперестроечной России, мы, собственно, попали в этот контекст. Но не мы одни. В этом направлении были и «Звуки Му», и «АукцЫон», и еще какие-то команды. Просто тогда развалился Советский Союз, и западным ребятам стало интересно, что же там за этим рухнувшим железным занавесом. У всех были свои пути. Например, у нас была пластинка, записанная в Финляндии. Polarvox под этой пластинкой повозил нас какое-то время по западным странам, где мы были вписаны в контекст европейской клубной жизни. Именно рок-н-ролльной жизни. Мы выступали на уровне многих европейских западных команд, которые ездили по разным клубам, городам. У них была очень развита структура. Просто сейчас интерес к России в этом смысле очень упал. Хотя какие-то группы продолжают ездить, но зато к нам хлынули европейские, американские артисты. А тогда этот процесс только начинался, и мы через «Учитесь плавать» привезли много артистов, которые приехали в Россию вообще в первый раз. Я думаю, именно в этом заслуга фестиваля «Учитесь плавать». Но и сами немножко оказались в этой системе, чтобы было очень интересно.
— Вам тогда приходилось давать интервью? И какие вопросы задавали — наверняка, в основном каверзные?
— В основном спрашивали: что происходит? Что происходит у нас в России? Чем мы дышим? Чем живем? Как мы видим культурный процесс? Как он развивается? В основном через призму рок-н-ролла. Интервью было большое количество. Это даже была не столько кампания по нашей раскрутке, сколько им было реально интересно. Мы одни из первых, кто вообще туда приезжал. Поэтому, конечно, это очень их интересовало.
— У вас была установка, что, раздавая интервью, вы должны говорить так, чтобы у европейцев сложилось какое-то позитивное мнение?
— Нет, только установка на здравый смысл. Когда мы ездили, с нами не было никаких сопровождающих. Мы были совершенно сами по себе. То есть мы выезжали как независимое маленькое сообщество людей, музыкантов. Никаких слежек, хвостов из России не было. Может быть, наши интервью заинтересованные лица и читали, но нам об этом неизвестно. Потому что это были небольшие концерты, хотя было несколько крупных выступлений. Например, был огромный концерт, в котором мы приняли участие. Его проводила коммунистическая газета «Юманите».
Хедлайнерами этого действа тогда были Stray Cats, которые сейчас отмечают 40-летие. Как группа они уже давно не существуют, но сейчас вновь объединились ради праздничного тура. Это была очень крупная группа, топовая. На тот момент одна из самых знаменитых групп, игравших рокабилли. Вот мы с ними побывали на одном мероприятии. Естественно, мы были где-то в начале этого концерта, а они были хедлайнерами. Главное действо — полуторачасовой концерт, я его помню до сих пор. Потому что был совершенно потрясающий концерт. Он проходил в одном из парков, было тысяч 200 народа.
— Последние два альбома вышли под маркой «Ва-Банкъ» — но всё же они слушаются как сольные записи Александра Ф. Скляра?
— Да нет, думаю, тут важно, что сообщество музыкантов, которое сейчас со мной, — это те люди, с которыми я работаю довольно много лет. Мы опять существуем как группа, то есть действуем как групповой организм. Поэтому все мои крайние альбомы — и «Оставайтесь моряками», и «Ястреб» — это уже по-настоящему групповое дело. У нас участвует тот состав музыкантов, который можно назвать группой «Ва-Банкъ». Это будет справедливо и абсолютно естественно.
— То есть желания вернуться к временам радикального рока, я имею в виду такие альбомы, как «Осень в зоопарке», «Жизнь на колесах», у вас нет?
— Ну что вы! Конечно, мы сейчас записываем ту музыку, которая нам соответствует. В том числе и по возрастному параметру. Я не собираюсь отказываться от рок-н-ролльной моей истории. И любой, кто послушает альбомы «Оставайтесь моряками», «Ястреб», «Вася-совесть», любой, кто придет на наш групповой «ва-банковский» концерт, услышит эту рок-н-ролльную составляющую. Но она отошла за эти годы от того, что мы называем прямым рок-н-роллом. Мне очень понравился в этом смысле фильм про Кита Ричардса, который сняли не так давно, может, года два-три назад. Он такой взрослый дядя, который отлично говорит: «Понятие рок-н-ролла, всё то, что является роком, мне уже давно неинтересно, мне интересен ролл». И я почувствовал родство наших душ, потому что мне тоже интересен ролл, а не рок. Рок — это We Will Rock You. Вот эта вся история мне неинтересна. Она не моя. Она давно стала не моей. Но сейчас уже точно не моя. Поэтому это рок-н-ролл, но с акцентом на ролл. Но что такое ролл — это уже каждый артист понимает сам. Для меня это максимальное разнообразие внутри рок-н-ролла. Это максимальное нюансирование песен: это и лирические песни, и вдруг резкая подача. Это разные грани, но основанные на рок-н-ролле.
— К слову о We Will Rock You. Вы смотрели оскароносную «Богемскую рапсодию»? Какие впечатления?
— Вот совсем не зашел у меня этот фильм, просто совсем. Потому что, по-моему, это совершенно искаженная история, совершенно непопадающие персонажи. Главный персонаж — это не Фредди Меркьюри. И это очень ангажированная премия, и очень ангажированный подход, и акцент на эту группу. В данном случае это срубание бабла на громком имени. Фредди уже не может ничего возразить, а вот как остальные участники относятся к этому фильму, не знаю. Но для меня как для человека, который очень любил Queen в какой-то их период, вся эта игра на фальшивом воспроизведении реально крутых ребят — это всё то, что можно назвать фальшью большого бизнеса вокруг большого явления под названием «мировой рок».
— Песня «Эльдорадо» сделала вас звездой эстрады в привычном смысле слова. Почему вы не стали развивать успех в этом направлении?
— Нет, конечно, нет. Я, как и Головин, автор песни «Эльдорадо», был искренне удивлен неожиданному успеху. Мы ничего не прикладывали к этому специально. Просто, я думаю, эта песня была максимально сильной и мощной, а мы ее не испортили. Исполнили в той интонации, какой я ее помню в исполнении Головина. Мы минимально в нее вмешивались, и сработала сама гениальная песня. Про свои так говорить неудобно, а про чужую можно сказать. Я считаю, что это одна из лучших песен на русском языке второй половины XX века.
— 20 лет назад вы записали довольно неожиданный, практически танцевальный альбом с Виктором Пелевиным — не пора ли попробовать снова сделать что-то столь же экспериментальное?
— Это был случайный эксперимент, который оказался удачным. Мы не записывали альбом с Пелевиным, он к записи альбома не имел ни малейшего отношения и участвовал на равных в самом проекте, который мы придумали. Придумали внутри «Ва-Банка», предложили ему, потому что нам всем очень нравился роман «Чапаев и пустота». Суть этого проекта была в том, что Виктор пишет рассказ с нуля, не используя уже какой-то имеющийся. А мы под этот рассказ делаем саундтрек. И мы публикуем всё в одном флаконе. То есть буклет этого альбома — это рассказ, а наш альбом — звучание, каким мы его себе представляем. И он оказался очень интересным проектом.
Такие вещи невозможно специально воспроизвести снова. Можно, конечно, придумать, найти снова актуального писателя, но для нас это будет дважды зайти в одну воду. Пускай другие придумывают. Во-вторых, для нас не будет этой новизны, это было творчески интересно. Мы не знали, о чем рассказ, до тех пор пока он мне не передал напечатанные листы с рассказом. Поэтому это был эксперимент и для него, и мы не знали, как нам удастся его сделать. На мой взгляд, это один из самых интересных альбомов группы «Ва-Банкъ». Кстати, 20 лет альбому «Нижняя тундра». У меня есть кое-какие задумки на эту тему. Я бы не хотел пропустить эту дату.
— Вы когда-нибудь общались после записи альбома?
— С тех пор никогда не виделись и даже не говорили по телефону. Не знаю, ни чем он занимается, ни чем он дышит. Совсем ничего не знаю, кроме его новых романов. Он тщательно всех избегает, но мне тогда было очень интересно с ним пообщаться, мне очень нравился «Чапаев и пустота». Несколько наших встреч сохранились в памяти.
— Сегодня молодежь интересуется прежде всего хип-хопом — вы уже записывались с Бастой и Скриптонитом. Нет планов сделать совместный проект с кем-то из самых актуальных молодых звезд русского рэпа?
— Нет, я записывался на песню Басты, а с теми, кто там еще участвовал, даже не пересекался. С Бастой один раз пересекся, когда мы видео писали, а с другими ребятами не виделся. Все писались по отдельности. В конечном итоге да, получилось.
Если у кого-то будет желание со мной посотрудничать, я открыт абсолютно. Я думаю, что это должно произойти само. Забрало поднято. Но сам я инициировать не буду. Мне есть что делать внутри «Ва-Банка», внутри своего творчества, поэтому придумывать такую историю я не буду. Но я очень благодарен Басте за то, что он обратился ко мне. Во-первых, это очень удачная песня, реально удачная. Во-вторых, мне было интересно в этом поучаствовать. В этом же и заключается наша жизнь артистическая, чтобы идти навстречу чему-то интересному, но специально создавать. Я много чего наделал и много чего хочу сам сделать. Но не сам не двигаюсь в этом направлении.
— А с Децлом вы не встречались?
— Нет, никогда. Мне искренне жаль этого достаточно молодого человека, потому что всё то, что я прочитал после его смерти, свидетельствует о том, что он был очень хорошим, порядочным. Но я не знаю его песен, они не входили в круг моих интересов. Глядя на его фотографию, я увидел неглупое лицо, очень глубокий и грустный взгляд. Я думаю, что ему было что поведать миру, у него была непростая жизненная ситуация. Но он ее с достоинством и честью проходил. Это то, что я думаю, не зная его лично. Мне по-человечески его жалко. Рано. Знаете, нужно, чтобы артист довыговорился. Мне кажется, что Кирилл не успел. Поэтому мне так жалко. Он шел своим путем. Потому что он выбирал путь такой искренний, честный. Он делился в песнях тем, о чем он думал, и не занимался пиаром на голом месте. Сам этот подход мне очень импонирует. А у меня просто ощущение, что он недоговорил.
— С одной стороны, вы суровый рокер, «учитель плавать»; с другой — интерпретатор традиции русской авторской песни. Какая ипостась вам ближе?
— Я уже вам сказал, ролл, конечно, ролл. Период такого жесткого хардкорового «Ва-Банка», конечно, давно позади. Он связан и с определенными течениями музыки, которые были вокруг, связан с программой «Учитесь плавать», со всеми альтернативными ребятами, которые приезжали. С моей аудиторией, с аудиторией «Учитесь плавать». Но вечно так продолжаться не могло. И классический пример того, что это не может продолжаться вечно даже на протяжении творческой жизни одного человека, мы видим у Генри Роллинза. У первого, кто приехал.
Я недавно делал с ним интервью, пару лет назад. Он давно уже не существует в музыке, нет его группы. Он выходит и рассказывает перед аудиторией. Тоже артист, только не поющий. Но когда я с ним беседовал, я не мог не вспомнить его приезды. Он не один раз был и совершенно искренне собирал материал для этих своих историй. Роллинз по-прежнему активен, только уже не в музыке.
— Как вы думаете, почему он перестал выступать в качестве музыканта и перешел в разговорный жанр?
— Понимаете, а я в музыке есть, годы у нас сопоставимые с Роллинзом. Просто он не сумел найти для себя другую ипостась, которую я называю роллом. Может быть, потому что я заранее к этому готовился, заранее думал, что настанет период, когда не сможешь играть такой хардкор. Это будет нехорошо, нечестно, не с отдачей. Сил на это не будет. Поэтому мои сольные проекты, существовавшие в недрах «Ва-Банка», и песни Вертинского, и мои сольные альбомы, которые выходили, — это было потихонечку внедрение ролла в свой рок.
А сейчас я, выходя с «Ва-Банком», могу столько, сколько позволяет мое ощущение себя в музыке, могу дозированно давать достаточно жесткую роковую историю, но переплетать с ролловой историей. С годами ролл всё больше занимает места в жизни. Потому что для ролла нет возрастных границ. Наглядный пример — Кит Ричардс. И он прекрасно себя чувствует в свои 75 лет. А ему именно 75 лет, и ни у кого язык не повернется сказать, что он старпер на сцене. Почему? Потому что он не переламывает себя через колено, а делает в музыке то, что ему максимально соответствует. Мы в это верим, сопереживаем, слушаем великолепную музыку, которую он выпускает на сольных пластинках. И мы видим пожилого, пожившего, но очень классного рок-ролльного дядьку.
— Какое-то время назад вы часто говорили, что из молодых рок-исполнителей выделяете группу «25/17». Может быть, появился кто-то еще? Кого из молодых, помимо них, выделяете из своего цеха?
— Группа «25/17» по-прежнему. Я считаю, это мощная группа, на хорошем потенциале. Не исчерпавшая саму себя, это уж точно. Появился ли кто-нибудь из молодых? Мне понравился один альбом Паши Артемьева. Случайно о нем узнал. Мой знакомый музыкант, которого я часто приглашаю на наши записи, Антон Хабибулин, как раз работает в его коллективе. Когда первый альбом вышел, он мне кинул ссылочку. Я послушал. Не был на их живом концерте никогда, но вот по пластинке, по тому, что я услышал, мне очень понравился. Пожалуйста, из новых имен.
— Паша Артемьев из группы «Корни»?
— Паша Артемьев из «Фабрики звезд» — продюсерский проект Матвиенко. Сейчас у него свой сольный проект, он записывает альбом, свой состав, играет концерты. Так в основном через меня проходят старики. Так или иначе я за ними слежу. Из стариков мне понравилась последняя пластинка Шевчука и ДДТ. Заценил я ее. А молодых я очень мало слушаю, они мимо меня проходят. Наверное, у нас большой временной разрыв. Когда проходил «Высоцкий. Фест», я отметил команду Foresterz Band: восемь ребят, два вокалиста, прямо отличная команда. Но я видел только коротенькое выступление. Может быть, это второе большое явление, которое меня зацепило за последнее время. Больше не знаю.
— Вы выступали с концертами в Луганске и Донецке. Как вы относитесь к тем из ваших коллег, кто иначе смотрит на положение дел на Украине? Согласились бы вы, скажем, поехать выступать в Киев?
— Я думаю, что в Киеве мне не предложат выступать именно в связи с этой позицией. В связи с эскалацией негативного отношения ко всему русскому. Поэтому, я думаю, это исключено вообще. Как я к этому могу относиться, когда этого не может быть? А что касается вашего вопроса о выступлении там: в Луганске мы выступали один раз в 2014 году осенью. В Донецке были несколько раз. В последний раз был, когда был жив Захарченко. Это было участие в праздничном концерте 9 мая.
Я прошел в рядах «Бессмертного полка». Это был мой единственный проход там. Здесь, в Москве, не проходил, потому что всегда концерты. А там я прошел, держа портрет моего деда Сидора Никоновича Скляра, ветерана войны. Всё было по чесноку, шел рядом с Захарченко в этой колонне. Видел массовое участие дончан в этом празднике, и потом был концерт, в котором я принимал участие наряду с некоторыми другими коллективами: «Калинов мост», Чичерина, Самойлов. Вот такой концерт. Я много раз об этом говорил, моя позиция всем ясна и понятна. Поэтому не буду повторяться, я считаю это огромной трагедией, которая продолжается.
— В своей версии First We Take Manhattan Леонарда Коэна вы поете, что готовы «любить твой Motorhead как старый-старый джаз». Так всё же что вам сегодня ближе — изысканность джаза или грохот хард-рока?
— Мне ближе Motorhead. Я его давно не слушаю альбомами, но очень ценю Лемми как персонажа. Его подход, рок-н-ролл, а самое главное — мне нравится, как он честно выдержал всю свою жизненную линию. Теперь мы можем сказать, что он выдержал всю, потому что мало таких людей. Мы можем как угодно относиться к группе Motorhead, но то, что парень не сошел со своего пути, то, что он по-настоящему прошел от начала до конца, — это не может не вызывать восхищение.
Ну а так это хорошая ассоциация — как мы любим старый джаз. Я люблю, кстати, старый джаз. Плохо разбираюсь в современном, но старый джаз в лице таких мэтров, как Луи Армстронг, я люблю. В некотором смысле Motorhead для меня как старый джаз.
— В ближайшее время, 7 марта, в Москве пройдет ваш концерт. Каким будет «Рок на 33 оборота»?
— В этот раз у нас два концерта: один уже прошел 24 февраля в Питере, а другой 7 марта, точно в мой день рождения. Что меня, конечно, радует, потому что не надо ничего придумывать со своим ДР. Одновременно день рождения группы «Ва-Банкъ» — 33 года. Хороший срок, рок на 33 оборота, винил, олдскул. Мы подошли с таким ощущением, нам захотелось немножечко всколыхнуть те пласты старого рок-н-ролла, который мы давно не затрагивали. Поэтому мы взяли какие-то вещи, в частности из «Нижней тундры», сделали их по-новому, превратили в концертные номера. Соответственно, кто придет на концерт, услышат «Ва-Банкъ» — но с определенным, новым подходом. Мы взяли перкуссиониста, который будет играть как постоянный участник этих концертов. Есть парочка гостей. И самое главное — программа сильно обновлена. Поэтому по сути это новая программа, которую мы можем назвать «Рок на 33 оборота». То есть аналоговую музыку с хорошей нашей искренней подачей. С нашим нынешним состоянием, ощущением нас с рок-н-роллом и «ва-банковским» колоритом.
Анастасия Чеповская
Владислав Крылов
Надежда Алешкина
