Евгений Чичваркин открывает в Лондоне винный бутик. Проект обойдется в 2-3 млн фунтов. Что составляет примерно 1 процент от денег, вырученных от продажи — хоть и вынужденной — «Евросети» (350 млн)… Пытливому читателю и сотруднику ФСБ интересно, конечно же, знать, а что же с оставшимся состоянием? И есть ли, так сказать, надежда застать его, то есть Чичваркина, снова на родине? Но кажется, Евгений совсем не торопится в Россию. И продолжает слать пытливым сотрудникам ФСБ горячие приветы.
Беглый коммерсант и самый успешный торговец мобильниками в бывшем СССР ехал на машине по какому-то английскому лесу к себе домой. «Вы извините, — говорил мне в трубку Евгений. — Тут х…я со связью. Ее здесь принесли в жертву эстетическому началу. В любой момент может разъединиться». «Не разобрал, что вы там такое сказали?!» — орал я ему в ответ из современной Москвы. Пип-пип-пип.
Я перенабирал.
«Я говорю, у них здесь, в английском лесу, не ставят базовых станций, — с ходу продолжал Евгений. — Запрещено. Так что могу снова пропасть». «Почему запрещено?! — злился я. — Англия, б…, XXI век!». «Базовые станции портят вид, неэстетично смотрятся среди деревьев, — спокойно объяснял Чичваркин. — Через десять минут я перезвоню из дома».
Наконец какое-то время мы могли пообщаться нормально. Связь установилась великолепная. Я слышал, как Евгений что-то жевал и сладко причмокивал. Но тут уже я зашел в подъезд своей панельной многоэтажки в Южном Медведкове — и соединение снова разорвалось. Хотелось сказать Евгению: «Смотри, Чичваркин, как недалеко ушло наше Медведково от твоего Лондона!» Но потом я вспомнил, что сам он из России.
— Фактически с Тимуром Артемьевым* мы создали рынок мобильного ритейла в России. До нас этот рынок представляли технари-радиоинженеры, люди в таких очках с гигантскими линзами, которые мылись в лучшем случае раз в неделю, а рубашки не стирали никогда и источали исключительные запахи. Но технари эти были крайне подкованы, могли рассказывать про симплексную и дуплексную связь. Киоски, в которых они торговали, были похожи на такие каморки хомячков, где в пыли лежало железо для компьютеров, детали старых телефонов, какие-то микросхемы. И покупатель сам должен был знать (из научно-популярной литературы), что ему надо, и уговаривать этих очкариков принять заказ. И тут появились мы, молодые и красивые. Чуть позже телефонами занялся Максим Ноготков (основатель сети «Связной». — П.К.).
Когда мы начинали с Тимуром в 1997 году, у нас не было практически никакого плана — ни среднесрочного, ни долгосрочного. Никакого вообще. Мы только прикинули, чтоб прибыли хватило на покрытие аренды двух наших точек продаж, зарплату, и еще оставалось несколько тысяч долларов. И никаких планов на бумаге мы не составляли. Мы были уверены, что от 3 до 5 тысяч гринов за месяц сделаем запросто. Тогда уже было ясно, что у рынка мобильной связи огромные перспективы, а значит, розничная составляющая, продажа трубок попрет тоже.
Магазинов открыли два: на Ленинском, 99. И второй — в арке на Тверской, 4, в ста метрах от сегодняшнего «Дворца связи Евросеть». Офиса не было, все делали прямо за прилавками этих двух точек. Почти вся прибыль от первых проданных телефонов пошла на подъем компании, себе мы брали только на покушать. Я лично на самый первый свой навар купил в продуктовом магазине колбасу и сыр, пельменей и масла. Потом пошел домой к жене, накрыли стол… Месяца через два я уже взял денег на отпуск, поехал в Лазаревское. А первый раз за границу я попал только 1999 году, на Тайвань, по делам. В первые недели мы продавали до пяти телефонов в день. Самая дешевая трубка стоила 342 доллара, это Nokia 1610, самая дорогая — 1600, это Bang-Olufsen.
Наши покупатели того времени — это небезызвестные и многочисленные солнцевские братки, чиновники министерств, силовики, наркоторговцы, рвачи из «Мослифта» и «Водоканала». Многие теперь — уважаемые, известные люди.
Первую машину я купил летом 1998-го, за две недели до кризиса. За $15 тысяч взял Mitsubishi Carisma.
В кризис компанию выносили на руках. Ценники переписывали каждую ночь. Перекупали телефоны у тех, кто еще не осознал, что с национальной валютой п….ц, и продавали за рубли (большинство продавцов импортной техники того времени указывали цены в условных единицах, которые соответствовали курсу доллара или были даже выше. — П.К.). Например, цены на трубки в розничных точках «Московской сотовой связи» сильно отставали от курса доллара, и мы у них покупали и продавали потом, как надо. В общем, кто-то все проспал, а мы нет.
Заметно меняться наш покупатель стал в 1999–2000 гг. Баррель нефти тогда подскочил до 24 долларов, рост ВВП был 10%. А сотовые операторы пошли на резкое снижение стоимости своих услуг. Уже начали появляться все эти менеджеры — «белые воротнички», новая огромная аудитория. И мы решили кардинально изменить стратегию и переориентироваться на массы. Начинали 2000 год мы с 11 магазинами, а заканчивали уже с 30. Придумали необычные для того времени требования, например, к освещению салона. Квадратный метр у нас освещался в три раза сильнее, чем в среднем большинство торговых помещений.
Все помнят наши рекламные кампании. Мы работали на опережение, менялись и старались делать это шумно, чтобы быть заметными. Все просто, как секс и прыщи. «Евросеть» перестала тупо продавать телефоны, а стала делать это с задором. А задор — всегда масштаб, и компания поперла.
Тогда у меня была одна сверхзадача, как у всех капиталистов, — извлечение прибыли. Но когда у капиталиста есть на что кушать, что выпить и куда слетать — он хочет уже зарабатывать красиво, с идеей, с фишками. Мы вовлекали в бизнес молодежь, занимались обучением, что в те времена ритейл вообще не практиковал. Я хотел, чтобы люди в компании получали реально хорошие деньги. В общем, когда у меня был удовлетворен колбасно-сырный инстинкт, я начал делать из бизнеса арт.
Мы вырастали в большую компанию. Нас и раньше кто только не хотел крышевать, а тут активизировались вообще все: и ОПГ, и госструктуры. Людей c предложениями о «крыше» в зависимости от их статуса я посылал на х…: либо вежливо, либо прямо так и посылал. Ну и сейчас я в Лондоне.
В 2005 году я послал силовиков, когда они полезли в наш бизнес. Послал и в 2006 году. И в 2007 году, когда всю компанию перевернули с обысками. Мы вообще с ними в диалог не вступали. С террористами не вступают в переговоры. Это любимая фраза Путина. И вот ее я говорю его же друзьям.
Первый мой мобильный телефон — это Siemens S4. Он был в красно-синем с полосочкой корпусе, со светящейся антенной, в чехле в виде омара. По нему я сделал первый звонок, стоя во дворе под окнами своего дома, позвонил жене: «А че говорить-то? Але! Ты слышишь там? Тещу позови!» Как в фильме «Старый Новый год», когда в квартире установили телефон и герой пошел звонить из автомата домой — убедиться, что все работает.
Тогда были идиотские правила: в абонентскую плату включались бесплатно 5 минут и 20 секунд входящих и 5 минут исходящих — ежедневно. И вот в какой-то месяц я решил экономить и уложился в сотку баксов. Но телефон тогда для меня был всей жизнью. И обычно всегда получалось больше 200 долларов. Никогда я себя не ограничивал в связи. Все беды человечества от недостатка информации.
Вообще мобильный телефон — это абсолютное благо, хотя есть и обратная сторона. Люди с ним расслаблены, необязательны. Раньше мы договаривались встретиться в семь часов на перроне и встречались точно в срок, а сегодня — можно опоздать, перенести встречу, отменить, только позвонив. Стало много доверия технике, частично мы доверили ей свою память — номера, адреса, важные даты и события, географию. Смартфон решает эти задачи за нас. И если фээсбэшники выключат в каких-то своих поганых целях базовые станции, то жизнь в городе мгновенно расстроится. 20 лет назад такого бы не было. К счастью, выключить — это максимум, что они пока могут. При этом смартфоны идут на смену классическим носителям информации и СМИ, доказавшим свою зависимость. Эта история, которая похоронит телик и радио, ослабит массовый гипноз. Потому что держать под контролем массы, используя мобильные устройства, это принципиально новое умение и искусство, которым нынешние авторитарные режимы еще не овладели.
Но еще раньше, я надеюсь, посредством своих смартфонов люди узнают, что происходит вокруг. А потом они просто объединятся. (Знаете же, в смартфонах есть такая штука — геолокация.) И сметут всех этих г…, которые решили всю жизнь быть нашими начальниками.
Павел Каныгин
